Лиса в курятнике (СИ) - Демина Карина - Страница 56

Забавно, пожалуй.

И еще подвеску показать пришлось. Нагревшись за день, стала она словно бы немного больше. И ярче.

- Экая красота, - восхитилась Авдотья.

- Красота...

- А ты тоже, гляжу, не больно рада... примеришь? - она протянула фетровую шляпку с кокетливо загнутым краем. Поблескивал атласный розовый подклад, дрожали перышки, выкрашенные в тот же розовый колер, и белые жемчужные бусины казались этакими диковинными ягодками.

Шляпка была к лицу.

И само лицо стало словно бы тоньше, изящней.

- Не то, чтобы не рада... но понимаешь, я к тому не имею отношения. Я могу ускорить рост растений, вывести на цветение или на плодоношение. Изменить окраску листвы. Создать гибриды, хотя это долго и тяжело. Точный расчет нужен. И вообще основы гибридизации на старших курсах проходят. Но я не смогу обратить живое в камень так, чтобы оно живым осталось!

- Не ори, - строго велела Авдотья, шляпку снимая. - А то еще услышат... можешь, не можешь... не важно. Раз дали, значит, заслужила... нелюди, они справедливые.

И вот тут Лизавета не поняла, а переспрашивать постеснялась. Да и то как-то неловко стало... и пожалуй, снявши лиловую шляпку, она потянулась к крохотной алой, украшенной лишь огромным белым пером.

- Еще фильдеперсовые чулки надобны, - задумчиво произнесла Авдотья, ткнув в перо пальцем. - Не знаешь, где взять?

- Понятия не имею.

Лизавета искренне полагала, что чулки во дворце где-то есть, может, шелковые, может, фильдеперсовые, но определенно без чулок дворец не проживет.

- А у меня жених появился, - сказала она невпопад, перо поправляя. Оно, пусть и закрепленное надежно, норовило лечь на Лизаветину макушку, и пушистый край вуалеткою свешивался на глаза.

- Да? - Авдотья оживилась. - Хороший?

- А кто ж его знает... бестолковый точно.

- Почему?

- В дуэль влез... теперь может еще не выживет.

- Из-за тебя?

Лизавета покрутила шляпку, но треклятое перо, выглядевшее превосхитительно, все одно мешало.

- Из-за дурости... а я к дурости точно отношения не имею.

- И как?

- Помирает.

- А ты?

- А я нет... может, еще и не помрет, - Лизавета вздохнула, сама не понимая, сожалеет она о том, или наоборот надеется на исход благополучный. Нет, зла она Стрежницкому не желала, но и замуж за него не хотелось.

С другой стороны, ясно же, что он не всерьез. Кто всерьез замуж позовет девицу, которую видит впервые в жизни?

Авдотья решительно сдернула шляпку, причем за то самое перо.

- Идем, - сказала она.

- Куда?

- Жениха твоего проведывать... я им, за между прочим, говорила, чтоб без этих, без перьев... курицу нашли, право слово.

- Может...

- Идем, идем... женихами разбрасываться не след.

- Так я и замуж не больно хочу, - призналась Лизавета, вставая.

- Совсем?

Авдотья глянула этак, с хитрецой. И Лизавета вынуждена была признаться:

- Просто... понимаешь... как бы так сказать... приданого у меня нет. Богатой родни тоже... зато сестры имеются, которых содержать надобно и тетка престарелая. И сама я не больно-то молода. Я ж понимаю прекрасно, что... да, если кто из купцов, может, на титул и позарится, но... они люди склада специфического. Взять возьмут, но забыть, что бесприданница, не позволят... да и уклад их. Я к свободе привыкла, а сидеть за мужем, только его и слушая... и ладно, если нормальный попадется, так ведь... где их искать, нормальных?

Вот и сказала... даже тетке не говорила, отмахиваясь от предложений ее познакомить с очередным молодым человеком с немалою перспективой.

- Пошли, - Авдотья шляпку поставила на столик, а вот платья, того самого, с морским воротником и пуговками снимать не стала. - Поглядим, а после решим, чего с этим женихом делать...

Глава 29

Глава 28

Стрежницкий маялся болью и начальством, которое, не соизволивши сменить обличье - в этаком невзрачном Стрежницкий его и не узнал сперва - было занудно и по-своему душевно. Правда, душевность сия мешалась с зельями и лекарскими заклятьями, а потому порой Стрежницкий отключался, чтобы после вернуться и осознать, что и начальство тут, и беседа, призванная повысить уровень сознательности подчиненного, не окончена.

Стрежницкий даже застонал жалостливо, за что получил:

- Сам виноват.

Сам. Кто ж тут спорит... всецело сам. Недооценил, поверил в собственное бессмертие. Нет уж, вот выкарастается, точно жену найдет. Исключительно продолжения рода ради. А то ж, если вдруг преставится Стрежницкий ненароком - а при его работе сие куда как возможно - маменька в превеликое расстройство придет.

Маменьку было жаль.

Себя тоже.

И еще начальство, притомившееся распекать, а потому устроившееся в уголочке. Оно замолчало, сложила рученьки на портфеле и очи прикрыло, притворяясь дремлющим. Стрежницкий сделал было попытку приподняться - тонул он в пуховых перинах средь пуховых же подушек, разом начинал чувствовать себя старым и немощным, чего по складу характера терпеть не мог - но тут же осел.

Сил не хватало.

Ранение - это ладно. Ранения с ним всякие случались, но треклятая отрава не желала покидать тело. Она отзывалась непонятной слабостью в руках, а ноги и вовсе немели, и порой начинало мерещиться всякое, к примеру, что ног этих вовсе нету...

- Лежи, герой, - велело начальство и пальчиком погрозило строго. - А не то вовсе к кровати привяжу. Или в госпиталь отправлю. Хочешь в госпиталь?

- Не хочу.

- Тогда лежи... не хватало мне... вовсе скажи спасибо Богу, что живой. И что у Лешека силы остались...

- Спасибо.

- Пожалуйста, - начальство приподнялось, но тут же село на стульчик и полог отвращающий на себя набросила. А в дверях показался лакей, приставленный к Стрежницкому заместо Михасика.

Лакей Михасиком не был, а потому раздражал безмерно.

- К вам с визитом, - сказал он, глядя куда-то в сторону. И на лошадиной роже его, явно просившей кулака, появилось выражение легкого недоумения. - Невеста с подругой.

У Стрежницкого даже глаз дернулся.

Здоровый.

Какая невеста? Когда он успел только... правда, тут же вспомнил и выдохнул... невеста? Пускай себе... и подруга - это хорошо, подруги многое знают.

- Давай... - он опустился на подушки, надеясь, что вид имеет в достаточной мере страдальческий, но при том опрятный. Страдальцев женщины по непонятной Стрежницкому причине жаловали.

И даже проникались к ним любовью.

- Добрый день, - сказала невеста, оглядывая комнату с явным интересом.

А сама-то...

Одета простенько, даже как-то чересчур.

Платьице серое мышастенькое, давно вышедшего из моды кроя. Но сидело на рыженькой неплохо.

Надо будет заглянуть к Ламановой, поклониться и напомнить о долге старом, пусть глянет на девочку. Все ж, как ни крути, Стрежницкий ей жизнью обязан. Это, конечно, еще не повод жениться, - мысль о том, недавно казавшаяся вполне логичной, вызвала непонятное отторжение - но вот приодеть ее он приоденет.

Из благодарности.

А еще, глядишь, ближе станет: девицы весьма новые наряды ценят, и к тем, кто их дарит, относятся куда как благосклонно.

Стрежницкий перевел взгляд на подругу.

И...

- И вам доброго вечера, - сказала Авдотья Пружанская, глядя хмуро, с недоверием. - А батюшка-таки говорил, что вы когда-нибудь да убьетесь... вижу только, что плохо старались...

- В следующий раз буду стараться лучше, - мрачно ответил Стрежницкий, раздумывая над тем, сколь сильно способна дочь старого приятеля испортить игру.

Сильно.

Помнится, прошлый визит к приятелю прошел вовсе не так уж гладко, как хотелось бы. И в глазах общества эта история с поручиковой женой выглядела преотвратнейше. Кто ж виноват, что эта дура решила бросить бесперспективного, как ей казалось, мужа. И ладно бы сделала это тихо, так нет, на весь городок объявила, будто знать его не желает и вовсе сожалеет о некогда совершенной глупости.