Когда охотник становится жертвой (СИ) - Грэм Анна - Страница 40

— Около десяти тысяч. В виде машины, — отвечает она, задирая подбородок выше и демонстративно отворачиваясь от слишком наглых разглядываний. Пусть себе думают, что хотят.

— И где она, ваша машина? — с усмешкой интересуется Гервил.

— Сдохла на обочине. Но документы со мной.

— Это несерьёзно, — он удерживает её за локоть и, выступив вперёд, перекрывает ей путь. Его развязный, заигрывающий тон переменился, теперь в нём сквозит деловая холодность. — Вы подводите меня, прекрасная леди. Я ведь вас рекомендовал…

— Несерьёзно?! А что серьёзно?!

Кали вырывает локоть из его хватки. Выдержка даёт сбой, злость, кипящая внутри на медленном огне, рвётся наружу. Его слова будто сорвали чеку с гранаты — оглянувшись, Кали, наконец, понимает, где находится. Все эти дни в дороге, отдых в отеле, сборы, тренировки — всё шло, как в тумане, бессознательно, на автомате. Нет, дно, оно не в её вонючей забегаловке, не среди проституток Раисы, не рядом с безмозглыми псами Гарсии. Дно здесь. Оно — в золоте брендовых наручных часов, в тяжеленных бриллиантовых колье, в коллекционных авто на парковке, в жадных оскалах и глупых улыбках, в глазах, где кроме похоти и алчности ничего, лишь чёрная пустота.

— Может, это?!

Кали машет рукой в сторону ресторана, где на одном из столов лежит девчонка в костюме русалки. Жирный мужик с выпростанной из-под ремня рубашкой щедро льёт шампанское ей прямо на лицо.

— Или это? — ещё один, сняв со своей спутницы туфлю, суёт туда кости, потом дует на них и следом бьёт ими себя по покатому, как у неандертальца, липкому от пота лбу, прежде чем бросить на игровой стол. На удачу.

— Фишки, карты, кости, однорукие бандиты. Эти шлюхи, — кивает головой в сторону стайки развязных девиц в ультрамини с просящими взглядами, они толпятся у барной стойки, мусоля самый дешёвый коктейль уже черт знает сколько времени, потому что ни на что большее у них просто нет денег. — Это разве серьёзно? Это же детский сад!

— Из-за которого люди сидят в тюрьмах,— невозмутимо вставляет Гервил, но Кали разошлась так, что не понимает или не хочет понимать, что он намекает на её отца.

— Вы здесь все — больные, зависимые свиньи, все до единого! Ты не представляешь, до какого края я дошла. Я никогда в жизни не унизилась бы, не стала бы выпрашивать аудиенции у твоего чертового босса…. Ты не представляешь, сколько людей пострадало…Заржавшиеся ублюдки, вы здесь задницы подтираете сотками, а кто-то пытается просто не сдохнуть! Я приехала сюда не для того, чтобы поцеловать дверь…

— Вы закончили? — Гервил прерывает её, и Кали, набрав в лёгкие воздуха для очередной тирады, понимает, что сдулась. В уши лезет мерный гул голосов, чей-то смех, мелодия саксофона из зала ресторана, и её крик тонет, теряется в сонме звуков казино, разбивается о сводчатый потолок с лепниной. Она — лишь песчинка в пасти огромного ненасытного животного, и оно поглотит её без труда. Её психи не вернут Кайла. Какой тогда в них смысл?

— Закончила, — зло выплёвывает Кали, стараясь не смотреть ему в глаза. Противно. До тошноты.

— Здесь десять тысяч, — он протягивает ей десять жёлтых фишек. — Вернёте мне на одну больше. Минимальная ставка — тысяча. За столом без истерик, не заставляйте меня краснеть.

Кали молча кивает, стиснув зубы, берет его под услужливо поставленный локоть и проходит через всё фойе до винтовой лестницы, ведущей в вип-зал.

В зале двенадцать человек, включая дилера и официанта, но догадаться, кто среди них Франко, можно без особого труда. Он не высок ростом, не слишком широк в плечах, однако дорогой, прекрасно сшитый костюм делает его фигуру безупречной. Его смуглое лицо загорело на местном солнце так, что, если бы не яркие черты латиноамериканца, его можно было бы принять за мулата. На фоне тёмной кожи его улыбка кажется ослепительной — он одаривает ей каждого гостя, и дилера, и официанта, словно радушный, щедрый хозяин, и гости, кажется, млеют перед его величием. В нем нет ровным счётом ничего примечательного, но его внутреннее, глубокое обаяние напомнило ей отца. Перед таким сложно устоять, сложно не проникнуться им — неудивительно, что этот человек добился такого положения.

Франко замечает их с Гервилом сразу же, как только они проходят сквозь колышущиеся нити кисеи, отделяющие вип-зону от любопытных взглядов тех, кому сюда доступа нет. Небрежным жестом руки он зовёт их к столу.

— Кали Рейес… — откинувшись на спинку кресла, он внимательно осматривает её от причёски до носков туфлей, но в его взгляде нет сальности, примитивной оценочности главного самца, он смотрит на неё, как смотрел бы на новую модель часов или камень необычной огранки. Это странно и непривычно, Кали хочется обнять себя руками и скрыться из виду. — Эмилио вырастил прекрасную дочь.

От упоминания имени отца, Кали словно трезвеет. Она вскидывает подбородок и смотрит ему в глаза прямо, отражает его взгляд, отталкивает его, словно от зеркала, и не произносит ни звука в ответ.

— Что ж, я слышал, вы собираетесь отыграть его долг? — Один едва заметный жест руки, и официант отодвигает для неё стул. Кали садится, и перед ней тут же возникает высокий бокал с искрящейся пеной шампанского. Она бросает взгляд на этикетку бутылки. «Кристал». Кто бы сомневался.

— Всё верно. — Кали замечает, что за столом тишина. Она готова поклясться, что слышит, как дышит сидящая рядом с ней женщина в красном атласном платье, и как Гервил, усевшись в кресло напротив неё, по правую руку от Франко, набирает сообщение на телефоне.

— Что ж, любопытно… А если вы проиграете?

— Пущу пулю себе в рот. — Жёстко и решительно отвечает она. Рот произносит слова быстрее, чем Кали успевает осознать их смысл и ужаснуться им. Женщина ахает, мужчины переглядываются, Гервил отрывает взгляд от экрана и с изумлением смотрит ей в глаза. «Мы так не договаривались» — читается в его взгляде, на что Рейес лишь криво усмехается. Больше ей предложить нечего, у неё ничего и никого не осталось, держаться не за что, влачить жалкое существование нет больше сил. Кали устала бояться, что кто-то придёт и отнимет её жизнь. Она имеет право распорядиться ей сама. Она будет играть по-крупному.

— Одна игра. Одна победа — и долг прощён. Кто в деле? — Франко принимает её условия. В его глазах — искра неподдельного интереса и огонь азарта, Кали удалось его поразить.

Женщина покидает игровой стол.

— Мередит патологически ревнива. Она любит быть единственной дамой за столом, — со смехом поясняет Франко, и оставшиеся мужчины поддерживают его ухмылками и шуточками. Остаются семеро игроков, остальные, скучковавшись у шведского стола, с интересом наблюдают за игрой.

Лишь заглянув под рубашку своих карт, Рейес осознает, где она, что творит и на что поставила. У неё десятка и туз. Сейчас она может выиграть только по старшей карте — самой низшей комбинации при самой фантастической вероятности, что никто не сумеет собрать выше — иначе её ждёт пуля. Она сама так решила, сама подписала себе приговор. Кали с необъяснимой, жадной, стыдной тоской вспоминает о деньгах, которые остались у Фрэнка. Если бы она взяла их, то не сидела бы здесь, а гордо швырнув их Франко в лицо, ехала бы отсюда прочь. Без долгов. Свободная. Одинокая и потерявшая всё на свете, отдавшая в жертву свою любовь. Дикий, первобытный страх за свою жизнь сковывает внутренности льдом, но азарт, вспыхнувший вдруг, словно пожар, облизывает огненными языками вмиг пересохшую глотку. Хочется сбежать. Хочется действовать. Хочется доказать, что она тоже чего-то стоит: Кайлу, Франко, самой себе. Этот внутренний раздрай мешает сосредоточиться. Кали делает глоток шампанского. Редкостная дрянь за пару десятков тысяч.

Кали двигает вперёд фишку — тысячу долларов, которых у неё по факту нет — почти одновременно с остальными игроками. Собрав первоначальные ставки, дилер выкладывает первую карту. Король. Есть надежда собрать стрит.

— Повышаю, — Кали кладёт две фишки. Две тысячи. Внимательно смотрит на свои карты, изображает хитрую полуулыбку, играет глазами, демонстрируя спокойную уверенность.