Когда охотник становится жертвой (СИ) - Грэм Анна - Страница 34

— Ты прав, в общем, как и всегда. Дела иногда стоит отложить. Я почти год не выезжала из ЭлЭй. — Почти год дышала выхлопами, парами алкоголя, сортирной вонью и табачным дымом. Это мерзкое амбре настолько въелось в лёгкие, что Кали хочется прокашляться. Кружится голова и подташнивает — рельеф дороги меняется или её начинает укачивать.

— Будем чаще выбираться, — Кайл, как всегда уверенно смотрит в будущее, которого Кали не видит в упор. До их лучшего будущего — двести двадцать тысяч долларов, которых, как скалу посреди дороги, не обойти, не объехать. Кали трёт виски, стараясь прогнать эту мысль и унять головокружение. Не сейчас. Сейчас не время расклеиваться.

Въехав на территорию парка, Кайл оставляет Кали в машине, заполняет регистрационную карту и берет ключи. Солнце уже клонится к закату, когда они останавливаются возле небольшого двухэтажного коттеджа с застекленной террасой и уютной беседкой во дворе. Дорожка к входу в дом уложена гладким, серым камнем, вокруг — ухоженный газон и кусты мелких садовых роз, само озеро виднеется издали — до него минут пятнадцать пешком. Пару-тройку лет назад Кали ничему не удивилась бы — отец снимал для них на отдыхе гораздо более роскошные апартаменты, но сейчас этот дом кажется ей раем для среднего класса. А им до среднего класса, как до Тибета пешком.

— Домик, говоришь? Да это целый дом! — удивляется Кали, взойдя на крылечко.

Внутри дом выглядит ещё лучше, чем снаружи. Богатые бежево-черные оттенки, натуральное дерево, окна до пола, чуть прикрытые белоснежными шторами и кисеей под серебро. Барная стойка, стеклянный стол, свежие фрукты на нём. Безмятежно и прекрасно. Невыносимо. Кали настолько свыклась с бедственным положением, что ощущает себя чужой здесь.

— Нравится? — Кайл подходит к ней сзади, обнимает, вздыхает аромат её волос — его шампунь, смешанный с запахом дорожной пыли, салона авто и густой хвои.

— Кайл, откуда деньги? Ты кого-то убил? — Кали поворачивается к нему, и улыбка тает у неё на губах. Кайл смотрит на неё настороженно, непонимающе, слишком серьёзно, будто не понял или не оценил шутки. Или это была вовсе не шутка. Кали цепляется за эту мысль, чувствуя, как внутри со скоростью бури разрастается тревога. Кайл реагирует запоздало, с какой-то вымученной улыбкой. Наверное, устал с дороги.

— У брата занял. — Он целует её в лоб. Кали выдыхает с облегчением.

— Милый, тебе не нужно удивлять меня, я и так тебя люблю. — Она прижимается к нему крепко, всем телом, поднявшись на носочки, укладывает подбородок ему на плечо.

— Я знаю. Будешь ещё сильнее любить.

— Я люблю тебя не потому, что ты за меня платишь. — Кали так хочется донести это до него. Чтобы он, наконец, понял, что ей ничего не нужно. Только он, живой и здоровый. Он и так разделил с ней уплату долгов, а эти попытки в нормальную жизнь только изматывают его, а её точит чувство вины.

— И это знаю. Однажды мы будем жить в таком доме.

— Мне всё равно, где жить. Лишь бы с тобой. — Лишь бы с тобой. Она готова повторить это тысячу раз, потому что это — единственное, в чём она не лжёт. Они стоят так ещё долго, вдыхая запах дерева и ветра, в тишине, которую изредка пронзают крики птиц, а после Кали надевает белое платье.

Они идут по оранжевому песку, всматриваясь в гладь прозрачной озерной воды, любуясь на шапки далёких заснеженных гор, на умиротворение лица туристов, друг на друга. Провожают закат, ужиная при свечах в ресторанчике под открытым небом, танцуют прямо на улице под переливы чьей-то гитары, занимаются любовью под звёздами, прижавшись к стволу дерева по пути домой.

— То наше свидание должно было закончиться именно так, — Кайл щекотно смеётся ей в шею, сжимая её чуть влажные от пота бёдра под задранным до пояса платьем.

— С руками. Ну-ну, — Кали прикусывает ему мочку уха, шутливо толкает его кулаком в грудь, чуть отстраняется, пробуя босыми ногами землю, усыпанную колючими иголками сосны, пытается разгладить безнадёжно измятую ткань. — Найти бы, куда я трусы закинула. Может, их бобры унесли?

Всего два бокала вина, выпитые за плотным ужином, но Кали чувствует себя в стельку пьяной. Наверное, нервное напряжение отпустило её и измученный переживаниями организм дал сбой — иначе это беспричинное, неожиданно свалившееся на неё ощущение счастья объяснить невозможно. Она громко смеётся, выгребая из волос кусочки коры и хвои, идёт нетвёрдо, её пошатывает — Кайл крепко держит её за руку, не давая споткнуться. У него впервые за эти долгие, трудные дни горят глаза, и это — наверное одно лишь это — заставляет Кали едва ли не кричать от счастья. Дома они долго лежат в тёплой ванне, огромной, как лодка, а после — возле камина, молчат, крепко прижавшись друг к другу. Каждый думает о своём.

Они просыпаются далеко за полдень. Кайл арендует катер, и они проводят день на каменистом берегу в той части озера, что ближе к Неваде. Вегас так близко и так далеко одновременно, Кали снова выпадает из реальности, позволяя тяжёлым мыслям завладеть ею.

— Ты устала? — он выходит из воды и ложится прямо на нагретые солнцем камни, как всегда внимательный и чуткий к её настроению.

— Да, пожалуй. — Россыпь мелких капелек блестит на его коже, Кали не может удержаться, чтобы не собрать парочку таких губами. Она действительно немного устала, её разморило на солнце.

Они возвращаются другим маршрутом, и Кали замечает на одном из берегов призывно мелькающие огоньки игорного дома. Несмотря на усталость, Кали чувствует жгучее желание зайти хотя бы на десять минут, осмотреться. Ей придётся войти в эту реку. И, может, стоит начать там, где не слишком глубоко.

— Ты не против, я попробую, — Рейес хочется испытать удачу, Кайл лишь молча пожимает плечами, мол, как хочешь.

Кали протискивается к столу с европейской рулеткой, ставит на красное. Крупье раскручивает колесо. Выпадает красное. В груди что-то вспыхивает, становится жарко, Кали победно кричит вместе с теми, кто выиграл, словно этот всеобщий кураж, как вирус, передаётся по воздуху. Выигранные фишки она ставит на чёрное и на красное, на номер двадцать три — свой возраст. Никакой стратегии, просто наугад. Двадцать три выигрывает.

— Новичкам везёт, — бурчит плотный лысый мужчина по левую руку, явно с завистью.

Ещё больше воодушевившись, Кали поворачивается к Кайлу, но не находит его рядом. Она ищет его взглядом и находит неподалёку, у барной стойки. Прорываясь сквозь толпу, она идёт к нему, обнимает за плечи, заглядывает в глаза. Кажется, здесь ему не особенно интересно.

— А ты азартная, — он широко улыбается, еле заметно хлопает её по заднице, обтянутой в короткую пляжную юбку. В ней она похожа на плохую девчонку, и ей это идёт. Ей вообще всё идёт. — За уши не оттащишь.

— Да ерунда, — Кали отмахивается, не желая даже допускать мысли, что он может быть прав. Азартные игры — мера вынужденная, понимать и принимать страсть отца, ту страсть, которая в итоге погубила их семью, она не собирается. — Просто интересно. Давай последнюю и домой.

Кали ставит на зеро. Её ставка сгорает. Потеря невелика, но Кали чувствует жгучее желание отыграться. Свой азарт, свою бешеную, неожиданно возникшую жажду адреналина Кали с лихвой восполняет в спальне. Кайл берёт её прямо в коридоре, развернув лицом к стене, едва они переступают порог. Они обновляют кровать, обеденный стол и пушистый коврик у камина, ненадолго прервавшись лишь на лёгкий ужин — благо, холодильник забит до отказа.

Ночь здесь темна по-настоящему, здесь нет яркого света фар, фонарей, кричащих кислотный вывесок, превращающих ночь в городе в полярный день. Здесь тихо так, что слышно стук собственного сердца и стрекот цикад где-то ближе к воде. Луна скрывается за облаками, но как только ветер прогоняет их, освещает землю, словно прожектор. Кали на грани сна и реальности, измотанная, уставшая, раскинув руки, лежит у него на груди, слушая, как его голос резонирует по грудной клетке, щекочет ей слух. Сил совсем не осталось, сдулось это странное, столь не свойственное ей ощущение куража, тело больше не реагирует на ласки и требует отдыха. Голову наполняет предсонная муть, сквозь которую любой звук кажется плодом воображения.