Когда охотник становится жертвой (СИ) - Грэм Анна - Страница 31

Дура. Коул резко хватает её за руки. Пять свежих следов. Её не было три дня. И за эти три дня она приняла пять доз.

— Кто тебя подсадил?

— Диего… — всхлипывает Рита, пряча холодные руки под одеяло.

Гарсия. Легко эта тварь отделалась. Слишком легко. Надо было сунуть его башку в станок для штамповки. Масштаб свалившегося на голову пиздеца поражает. Рита — наркоша. Ладно ещё от копов удалось её отмазать.

— Я нюхала только. А потом… После пожара… когда я узнала… я хотела забыться, — Рита всхлипывает и икает, скорее всего её знобит. Неизбежный отходняк, дальше хуже.

— Одевайся, — Коул достаёт телефон и набирает номер Евы. — Медовая, пусть Золотые яйца ищет хорошую клинику для торчков, — без предисловий сообщает он ей. — Нашли дурёху.

Вопли Евы на том конце трубки слышны даже без громкой связи («Я же просила! Просила присмотреть за ней!»). Вопли Риты о том, что она никуда не поедет, бьют по свободному уху («Не поеду! Крис терпеть меня не может! Они все меня ненавидят!»). Эта блядская вакханалия начинает порядком подбешивать — Коул грудью оттесняет укутанную в одеяло Риту от двери, когда она пытается бежать прямо босиком и без трусов; «Убавь звук!» — рявкает на Еву.

— Приезжай в бар. Заберёшь её.

Коул бросает трубку, с досадой понимая, что облажался. Когда-то давно он обещал Еве присматривать за сестрой, но всё покатилось к херам собачьим.

***

Сандра просыпается от яркого света, бьющего ей прямо в глаза.

— Доброе утро, мисс Маккормик. Точнее, вечер.

Этот голос не знаком ей. Это не Коул. Нормальное зрение возвращается мучительно медленно, Александра трясёт головой и пытается проморгаться. Смазанный силуэт обретает очертания — над ней склоняется молодой мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами. Бьющий ему в спину свет люстры окружает его фигуру кроваво-рыжим ореолом — дурное воображение тут же подрисовывает ему окровавленный нож или топор. Его плотоятная улыбка на простом, без особых примет лице, похожа на оскал, взгляд лезет под одежду, препарирует тело на кости, жилы и суставы. Он здесь явно не для того, чтобы желать ей доброго вечера. Мозг выдаёт сигнал бедствия — Алекс хочется вскрикнуть и отползти назад.

— Всё нормально, принцесса. — Чуть позади него стоит Коул, он красноречиво поднимает брови и переводит взгляд на мужчину. Тревога, едкой слизью расползающаяся по телу, не даёт соображать, Маккормик не понимает его намёков.

— Папочка тебя совсем не ценит, как я посмотрю, — мужик всецело поглощён ею, на реплику Коула он никак не реагирует, будто его и вовсе здесь нет. Александра беспомощно переводит взгляд с одного на другого, не в силах понять, что их связывает и что ждёт конкретно её.

— Что вам нужно от меня? — собрав всю храбрость в кулак почти рявкает Маккормик, будто эта храбрость защитит её от насилия. От любых его видов. Она рано прониклась доверием к своему похитителю — а она прониклась, чёрт возьми — ведь тот, кто стоит над ним, может отдать ему любой приказ. Перед ней тот самый «начальник», который решает вопросы — до неё наконец-то доходит это.

— Лично от тебя ничего. А вот от твоего папаши хотелось бы хоть какой-то реакции.

— Это всё из-за наркотиков, да? — рискует предположить она. Мужчина чуть склоняет голову набок, прищуривает глаза, поднимает уголок губ в ядовитой, нахальной ухмылке. В его мёртвых, словно выцветших глазах вспыхивает искра интереса.

— Твой папочка совершил большую ошибку, влез туда, куда ему влезать не следовало. Я держу тебя здесь, чтобы напомнить ему об этом, — чеканит он, свою хорошо отрепетированную речь, словно приговор, которых он наверняка выносил не один десяток.

— Зря стараетесь, он мне не отец. — Это ненавистное звание, который приклеил себе Бред Маккормик, которым он прикрывался, чтобы никто не узнал, чтобы никто даже подумать не мог, что происходит за дверями его особняка, его — видного политика с кристальной репутацией. От одного только упоминания о нём у Александры начинает сводить зубы. «Он мне не отец» она выплёвывает с такой яростью, что Коул, набирающий что-то на телефоне, поднимает на неё глаза. «Начальник» же молча поднимается на ноги и идёт к столу.

— Может, это его проймёт? — он открывает чемоданчик, берёт в руки кусачки. — А то он подозрительно долго молчит.

Александра даже не успевает испугаться, когда он берёт в руку её палец, лишь по инерции пытается вырвать ладонь. Он держит её за запястье крепко и грубо. Больно. Холод металла обжигает кожу. Алекс не может выдавить из себя ни звука, лишь смотрит во все глаза, как он примеряется, чтобы отрезать ей палец, и не верит сама себе. Не верит, что это происходит с ней. Всё, против чего она боролась все эти годы, свалилось на неё одномоментно. Физическая неприкосновенность, которую она так яростно отстаивала, снова не стоит ни цента.

— Данэм, — пытается влезть Коул, но Александра открывает рот одновременно с ним и перекрикивает его.

— Я готова сотрудничать! У меня есть информация!

— Какого рода? — со скучающим видом спрашивает мужик. Он словно разочарован тем, что его прервали.

— Банковские документы, счета, фотографии. Я могу доказать, что его предвыборную кампанию спонсирует мексиканский картель, — Маккормик выдаёт это на одном дыхании. Впервые за всё то время, что она держала это в себе, не зная, кому можно довериться. Здесь слово «довериться» неуместно от слова совсем. Хочется элементарно оставить все свои конечности при себе.

— Милая, ну кого ты удивишь этим? — всплёскивает руками Данэм, не расставаясь с кусачками. Они в его ладони выглядят, как вилка из столового прибора — привычно. — Такое досье наберётся на каждого второго мудака из Белого Дома. В нём мало кто заинтересован, поверь мне, — досадливо качая головой, словно сетуя, что зря потратил время, он тянется к её руке снова. Алекс прижимает ладонь к груди, сворачивается в ком, пытается бороться, не даётся, но Данэм шутя ломает её сопротивление. Чуть сильнее сжав её запястье, такое хрупкое в его стальном кулаке, он притягивает её руку к себе.

Мизинец. Скоро она лишится мизинца.

— Данэм, слушай, нафиг она ему покоцанная нужна? Мне тут с ней возиться потом, она же нежная, блин, откинет копыта, а я чё делать буду? — неожиданно вступает Коул. Он выходит у него из-за спины и встаёт между ними. Данэм слушает его, но кусачки с её пальца не убирает. — Если уж ему и правда срать на неё, то тут хоть голову ей отпили — без разницы. Зато нам лишняя проблема…

Эти три секунды, что Данэм осмысливает его слова, кажутся Маккормик вечностью. Свободной рукой Данэм чешет затылок, хмыкает и, странно, но выпускает её руку. Александра, давясь слезами, снова прижимает её к груди.

— Ладно, уговорили, — он широко улыбается. Улыбка его похожа на раскрытую пасть крокодила. — Права была Ривера… — задумчиво произносит он, складывая инструмент обратно в чемоданчик. Достав фотокамеру, он наводит объектив на сжавшуюся в углу Алекс, щёлкает затвором. Фотография запуганной и униженной пленницы наверняка неплохая альтернатива её же отрезанному пальцу. Кажется сегодня ей повезло. Просто повезло.

— Не принимай всё близко к сердцу, — Данэм говорит это, обращаясь к Коулу, — чтобы потом не было мучительно больно.

Нездоровая улыбка исчезает с его лица. Теперь его лицо — камень, такой же мертвый, как его пустые глаза. Данэм уходит, не говоря больше ни слова.

— Я ужин принёс. Ща развяжу, — Коул старается не смотреть ей в глаза, словно стыдится своей причастности к тому, что чуть не произошло, или стыдится последних слов Данэма, в которые тот явно вложил какой-то одному ему понятный смысл.

Александра отмирает, выползает из своего укрытия, наблюдая за тем, как Коул раскладывает коробки с едой на низком журнальном столике. На таком только сидя на полу удобно есть, руками, под телевизор с какой-нибудь ерундой. Это не чинный ужин в огромной столовой с огромной люстрой над головой (в детстве Александре казалось, что она свалится прямо ей на макушку), с десятком столовых приборов возле тарелки, под классическую музыку, под пустой трёп деловых партнёров семьи, насквозь лживый. Даже будучи в заложниках, она чувствует себя свободнее, чем дома.