Система (СИ) - Корганов Олег Владимирович - Страница 77

У Саши подкашиваются ноги и неприятно урчит в животе, ведь он так и не успел решить, что ему делать. Его так и подмывает начать разговор как обычно, мол, дядя Миша здесь замешана какая-то система. Все эти дурацкие приказы распостраняются с помощью каких то карт и записок, кто их пишет не понятно, но сержанты Якубовский и Бебуришвилли точно в курсе… Но что-то не даёт ему сказать всё это. Ком в сухом горле не даёт выйти наружу словам, и он молчит, выпучив глаза на майора. Нетерпение разволновавшегося Мельмана решает направление хода беседы.

- Вот только давай сейчас не будем в молчанку играть, - лицо Мельмана приобретает выражение человека у которого заболели все зубы разом. - Будешь молчать, заставлю тебя писать докладную. Говори всё, что знаешь. Кто заставлял вас петь эти строевые…

- Не могу знать, товарищ майор… - только по начинающему вытягиваться лицу дяди Миши, Саша понимает, что всё-таки произнёс это вслух, и назад пути нет.

Мельман закладывает руки за спину и начинает качаться с пятки на мысок. Саша невольно смотрит на его зеркально начищенные маленькие ботиночки, и ему кажется, что он видит в каждом из узких носочков маленькое отражение своего лица. Майор хмыкая прочищает горло, словно перед серьёзным выступлением и начинает говорить. Голос его всё же сел и звучит тихо и сипло.

- Товарищ курсант, не позднее завтрашнего утра я жду от Вас подробный письменный отчёт с соображениями по данной ситуации. Если отчёт не будет лежать у меня на столе, можете пенять на себя. - Мельман понимает, что сейчас он явно не на высоте и уже предчувствует, что будет написано в этом отчёте.

- Пшёл на хуй - он резко выбрасывает голову вперёд, как будто хочет ударить курсанта головой. Отпрянув назад, Саша ударяется спиной о стеллаж с тарелками, и скользит вдоль него к выходу. Выскочив из двери, он зачем-то закрывает её и семенит к картофелечистке. Осознав, что дверь он закрыл зря, как будто оставил Мельмана в своём кабинете, он порывается вернуться, но вовремя останавливается. Майор распахивает дверь и направляется по узкому серому коридору в противоположную сторону. Глядя ему вслед, Саша понимает, что может быть и хорошо расстаться с дядей Мишей на такой вот ноте.

***

Утреннее совещание не приносит полковнику добрых вестей. Он сидит, опершись подбородком на согнутую руку, и слушает доклады командиров, которые бьют себя в грудь, что уже близко подошли к разгадке коварного заговора, и даже кое-кого успели наказать, ну это так на всякий случай. Во всех ротах отменены увольнения, отгулы и даже очередные отпуска, но это ничего не даст, и Манюров это знает точно. Все они эти жалкие прихвостни и жополизы, все включая Ширдяева думают, что эта очередная проказа детишек переростков, которая со временем забудется как и все предыдущие. Не тут то было.

Полковник видит чёткую связь между событиями и уже может предсказать, на что направлены все эти действия, где и когда произойдёт следующая атака. Это будет здесь, на параде 9 мая. Он не делится своими страхами даже с Ширдяевым, ведь это всё равно ничего не изменит. Последняя надежда в виде майора Мельмана растаяла, как только Манюров увидел его лицо. Обычно Мельман не брызгает слюной на совещаниях, а просто сидит в своём уголке с торжествующим видом, мол подождите, моё время ещё не настало. Его время, наступает в конце совещания, когда звучит фраза типа: “А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться”. Тогда чёрные глаза этого моложавого еврея начинают блестеть, и он садится на своего конька. Но сейчас по жалкому потухшему виду майора, Манюров видит, что тому просто нечего сказать. Он обосрался. Не понятно как, но кампания со стукачами видимо провалилась. Вот уже Ширдяев важно выслушивает доклады о текущих делах, о намеченных учениях, успеваемости в ротах, наведении порядка и прочую рутинную муру. Все заметно оживились, теперь они в своём корыте, они рады что всё забывается. Все они, сидящие за этим столом, хотят чтобы всё поскорее забылось, они хотят как обычно прийти домой, поужинать от пуза как обычно и лечь спать под боком у толстухи жены. Они хотят спокойно спать, а ему то, что делать? Уже двое суток он не может сомкнуть глаз. Ему в отличие от них есть из-за чего лишится сна. Ну ничего, сегодня его лишится и Ширдяев, не одному же ему страдать.

Совещание закончено, офицеры бодренько вскакивают, двигают стулья, гурьбой направляются к выходу. Манюров сидит не меняя позы. Он провожает глазами последнего выходящего и наблюдает за Мельманом, который неуверенными шажками семенит к их с Ширдяевым краю стола. Он садится по правую руку от Ширдяева, испуская тяжёлый вздох человека, которому только что сообщили о неизлечимой болезни.

- Ну что расскажешь, Миша? Есть у тебя новости? - посмотрев в глаза Мельману, Ширдяев понимает, что если у того и есть новости, то они неважные.

- Кто-то предупредил и запугал всех моих людей. - голос Мельмана срывается и он вынужден кряхтя прочищать горло. - Мне кажется…тут крыса какая то завелась.

- Ты это о чем, майор? На нас намекаешь? Твой список только я и вот товарищ генерал видели. - Лицо Манюрова наливается краской. - Если ты этим списком где-то в другом месте трясёшь, это уже твои проблемы.

- В том то и дело, что нигде. Я его как зеницу ока берёг, это же… столько работы. А теперь всё коту под хвост.

- Меня не интересует, майор, сколько ты проделал работы, я просто вижу, что ты её не сделал как надо. Ты, майор обосрался, а списком своим можешь жопу подтереть. - Звук голоса полковника нарастает с каждым словом, так что на последней фразе превращается в крик.

- Товарищ полковник, я сделал всё что мог, и тут моей вины нет…- безуспешно пытается оправдаться Мельман.

- Всё что мог? - Манюров привстаёт, нависая над бедным майором. - Всё что ты мог сделать это обосраться? Я тебе вот, что скажу, майор. Ты здесь не кукурузу охранять поставлен. Ты кто, замполит, или хуй собачий? - вторая волна гнева накрыла Манюрова. -У тебя два дня майор. Два дня, чтобы список лежал на этом столе. Не этот список сраных неудачников, а список лиц, которые причастны к беспорядкам в училище. Вопросы есть?

- Никак нет, товарищ полковник! - Мельман встаёт по стойке смирно.

- Можете быть свободны, майор.

В наступившей тишине слышится, как скрипит паркет под осторожными шагами удаляющегося прочь майора.

***

- Тебя какая муха укусила? Хороший парень, а ты с ним, как с последним солдатом. Неправильно это… - Ширдяев достаёт из серванта бутылку коньяка “Три бочки” и два гранёных стопарика.

- А как правильно, Гена? - Манюров берёт наполненную стопку и сходу опрокидывает её в себя. - Хорошо ни скем не ссориться, никого не оскорблять, не орать и при этом поддерживать порядок и дисциплину. Это у тебя Гена получается быть спокойным, да и то, потому что знаешь, что твоя жопа всегда прикрыта. А кто её прикрывает, Гена? - Взвинченный полковник мгновенно пьянеет, и в уголке его рта появляется коварная улыбочка.

- Давай сейчас не будем о том у кого, что лучше получается. Ты же знаешь, я много на что здесь закрываю глаза, - недовольно морщится Ширдяев, при этом наполняя стопки по второму разу.

- Да ты их Гена и не открываешь! Ты приоткрой их хоть не много, оглянись, посмотри, что вокруг творится?

- А что такого творится? Курсанты распоясались? Что ни разу не было? Найдём мы этих паршивых овец и накажем по всей строгости.

- Нет, Гена, это не курсанты, - перешедший на шёпот Манюров водит указательным пальцем прямо перед носом Ширдяева. - Ты слышал, что сказал твой дружок? А ведь он был прав. Тут крыса, вот такая жирная, - он трясёт перед собой расставленными в стороны ладонями. - И не одна. Тут целая стая прописалась.

Ширдяев смотрит на друга с таким видом, словно слушает бред сумасшедшего.

- Ты о чём говоришь, Толя, какие крысы?

- А ты думаешь, просто так все эти побудки, голодовки, песенки эти блатные в строю? Это, Гена, звоночек нам. Предупреждение.

- О чём?

- О том, Гена, что если мы не начнём включать голову, нам придёт пиздец!