Паноптикум (СИ) - Лимова Александра - Страница 44

Изнутри бьет требованием развести ноги, вцепиться в его плечи и рвануть на себя, чтобы искусать эти полуулыбающиеся губы, которые медленно идут от колена вверх, и он пальцами сдвигает ткань юбки выше.

Берет упор коленом на сидение, поднимает голову чуть склоняет ее, с наслаждением глядя на мое кривящееся от непереносимости происходящего лицо и… резко поворачивается и усаживается на диван, как и положено на нем сидеть. С той лишь разницей, что сидел он сейчас между моих ног, крепко обхватывая руками бедра и дергая так, чтобы я сползла со спинки. Прямо на его откинутое назад лицо.

Краткий горячий выдох на безнадежно намокшую ткань нижнего белья, и мои пальцы, вцепившиеся в спинку дивана, скручивает от удара импульса под кожей, когда он прикасается языком, сильно прижимается губами и выдыхает еще горячее.

— Мы же не так договаривались… — с мучением шепчу я не в силах отвести взгляда от его паха, с хорошей такой эрекцией. — Эмин, я тоже хочу.

В ответ легкий укус, заставивший прогнуться в пояснице и выдать стон сквозь стиснутые до боли зубы, от удара горячеющего свинца по сосудам, едва их не разорвав.

Снимает руку с моего правого бедра, секунда, шелест сдвигаемого белья и язык пробно касается, скользит, уводя мое дыхание во всхлип, от непереносимости жара, скручивающего и сжигающего внутренние органы.

Еще на грани мира, еще понимая, что человек за дверью, отцепляю руку от дивана и прикусываю себя за ладонь, заглушая удовольствие рвущееся из тела в голос, когда его язык набирает ритм. И срывает мои грани и меня когда уходит внутрь тела, одновременно рывком дергая меня кпереди и рефлекторно заставив сжать пальцы на спинке дивана и напрячь ноги чтобы усилить упор на сидении и не повалиться вперед. И он начал выполнять обещанное. Убивая меня, убивая во мне все, сжигая тело и запуская дрожь в напряженные до предела мышцы. Толчок языком — толчок меня ближе к грани, за которой его бездна. Горячая, обжигающая, уже парализовавшая разум, не контролирующий срыв голоса, не контролирующий быстрое упоительное стягивание напряжением все внутри в подготовке. Секунда, две. Три. И швырнуло. Швырнуло тело на стену, ноги попытались свестись, но он удержал, не заканчивая языком и управляя адским хаосом сметающим все внутри до обгорающих остовов. С губ стоном его имя. Серией, сопровождающей другую серию. Сильных ударов несущих оргазм из разорвавшегося низа живота до кончиков пальцев.

Отстранился и стянул к себе на руки меня, скручиваемую только начинающим ослаблять оргазмом. Дышала часто и тяжело, чувствуя, как упоительно немеют и подрагивают мышцы в сходе оргазма и как тону в тепле его тела, в его руках.

Дышит учащенно, прижимается горячими губами к моему лбу. Улыбается. Сердце бьется бешено. У обоих. В унисон.

Все еще сходит. Так упоительно медленно, так приятно растворяя в неге.

— Живая? — хрипло на ухо и кончик языка едва касается мочки вновь вызывая тепло в остывающей крови.

— Надеялся убить? — вскинула голову, вглядываясь в горячий карий мрак. — Почти, Эмин. Когда-нибудь ты точно прикончишь меня оргазмом.

— Хотелось бы того же. Что на фото. Без разгрызания в конце. — Усмехнулся, и я подалась вперед медленно и с наслаждением облизывая его улыбающиеся губы. Но он отстранился. Положил голову на спинку дивана, прикрыл глаза и просто убил меня, — но позже. Оказалось секс при сотрясе это тяжело, башка раскалывается… — я оторопело смотрела на эту ухмыльнувшуюся, но тут же болезненно поморщившуюся криминальную морду. — Блядь, как будто кувалдой изнутри. Ян, там в куртке таблетки, принеси, а. Я второй заход не осилю, по ходу.

Подав ему блистер и воды из кулера, осторожно присела рядом, отметив, что он чуть бледен. Идиот совсем, что ли?.. И я тоже молодец.

— Эмин…

— Нормально все. Нор-маль-но. — Отрезал он, отставил пустой бокал на подлокотник и расслабленно развалился на диване, снова откинув голову и прикрывая глаза. — У меня было два сотряса, в семнадцать и двадцать три. Оказывается, с возрастом это медленнее проходит. Тридцать два всего, а я разваливаюсь уже. Раньше сутками пахал, час поспал, за него же протрезвел и опять на передовую… энергии море. Тут завел себе молодую жену и каждый раз как при смерти и сутки в себя потом приходишь. Про подтормаживание если хоть часа четыре не поспишь, я вообще молчу. Пиздец насколько себя тупым иногда чувствую, аж стыдно.



— Это ты так меня от мольбы съездить в больницу уводишь? — мрачно уточнила я, разглядывая его еще немного бледное лицо. — Ну, ладно, типа повелась. Спишем, что ты просто старый, уговорил. — Придвинулась ближе, положив подбородок ему на плечо, и придвигаясь еще теснее, когда приобнял рукой все так же не открывая глаз. — Если ты говоришь, что ты сейчас подтормаживаешь и тупым себя чувствуешь… я тогда не знаю кто я вообще по сравнению с тобой. И мне страшно представить каким ты в молодости был, дедуль.

Он фыркнул, но снова болезненно поморщился и я с трудом подавила рык, что нужно ехать в больницу. А то поеду в нее я с переломами.

* * *

Впрочем, Асаев прибеднялся. На следующие сутки оттрахал меня так, что это я себя старой и немощной чувствовала. И почти взмолилась, когда он удовлетворенно улыбнулся, закинул таблетку от головной боли и снова был готов к труду и обороне. Под утро меня оставили в живых и с хорошим настроением уехали вершить криминальные дела.

А к ночи эстафету болячек я перехватила.

У меня заболело горло. Он его посмотрел и почти с ужасом заключил, что оно у меня красное.

Затолкал в кровать, я сначала подумала ему мозги на место вернуть, а потом решила отомстить. Изображала, что мне вот-вот понадобится отпевание, говорила слабо и невразумительно. Эмин тщательно старался удержать образ сурового кавказского мужика, но на мои умирающим голосом просьбы «пожалуйста, таблетки», «пожалуйста, чай, плед, ноутбук, другой чай, этот горло щипет», у него все отчетливее оседала в глазах тревога.

Вообще, я его начала понимать. Вот так болеть это, конечно, круто. А то вечно хуярю как ломовая лошадь на последнем издыхании с криком «да все нормально, отъебитесь от меня!». А тут прямо мило так все, только продолжай изображать, что лежишь на смертном одре.

В чем прикол я поняла, только пугала мысль, что для меня это прикол, а вот судя по морде Эмина Амировича он в отношении простуд непередаваемо серьезен. Вот башку пробить себе это ладно, а простуда это аппокалипсис. Хотя у него третий сотряс и такая его логика, в принципе, объяснима. Да вообще многое понятно стало. Так голову-то не жалеть. Чему я раньше удивлялась?.. Про осложнения же вот недавно в интернете читала.

Потом мне захотелось посмотреть телевизор. С ним. Непременно лежа на его плече, я ж скоро помру, мне необходимо, чтобы он был рядом. Так что он смотрел со мной какое-то фрик-шоу, от которого даже меня подташнивать начало, а у него не один мускул на лице не дрогнул, вот выдержка какая, аж завидно! И весь его облик был суровым и серьезным, а на лбу прямо высвечивалось " Я ВСЕ ПЕРЕТЕРПЛЮ, ТОЛЬКО НЕ УМИРА-А-АЙ!", я едва сдерживала злорадное хихиканье и продолжала играть в королеву драмы, испускающую последний дух.

Но пришлось снизить обороты, потому что Асаев вот-вот готов был снова начать кого-то дергать чтобы ему дали санавиацию и он экстренно отправил меня в Москву. Тревога уже была в насыщенно карих глазах отчетливо заметна. А у меня даже температуры не было. Вернее была, тридцать шесть и три. И это его ввергло почти в откровенную панику — до нормы же не дотягивает! Значит я уже остывать начала! Караул! Где телефон?! Сейчас нужен сверхзвуковой самолет в Германию! Воскресите Гиппократа и Авиценну!

С громаднейшим трудом его убедив что все нормально, я начала себя вести уже адекватно, закинула пару леденцов от боли в горле, пошла готовить ужин.

Меня снова затолкали в кровать. Ну и ходи голодный. И принесите чая королеве драмы!

Чай он принес и я капитально перегнула палку.