Игра королев - Даннет Дороти - Страница 22

В чем ловушка? Его жизни ничто не угрожает, Лаймонд позаботится об этом, пока не совершит сделку. Однако, как только он покинет тюрьму, Лаймонд потеряет его из виду. Он может поехать домой, не выполнить уговор и окружить себя такой стражей, что муха не пролетит. Он может поехать домой, сдержать обещание, но в свою очередь схватить Лаймонда. Как бы то ни было, Лаймонд целиком отдает себя на его милость.

Как бы в ответ на эти мысли раздался голос Лаймонда.

— Ловушки никакой нет — вы сможете выследить меня, если захотите. Что бы вы ни предприняли, вы в своем праве, выбор за вами.

— Зачем? — только и смог воскликнуть Гидеон: он все еще хмурился, и Лаймонд добавил холодно:

— Подарочек к Пасхе. Я ведь в долгу перед вашим семейством. Помните.

Гидеон пришел в волнение.

— Но если вам не нужна жизнь Харви, то зачем он вам понадобился?

— Для небольшой этологической беседы. Больше я вам ничего не скажу, решайте!

— Я решил, — неожиданно заявил Гидеон. — Я не собираюсь делать то, что вам угодно, по очень простой причине — потому, что этого хочется именно вам.

— Вот чего я боялся. — Голос Лаймонда звучал мягко. — Вы можете сжечь церковь или разгромить империю, но кто дал вам право судить вашего ближнего?

— А кто дал вам право заставлять ребенка судить родителей?

— Ах, Боже! Немезида проснулась. Вашей сияющей святости непереносимы мои копыта. Равновесие довольно-таки неустойчивое, но это не ваша вина. Одевайтесь и берите шпагу. Мэтью выведет вас на дорогу.

Шпага выпала из рук удивленного Гидеона.

— Но я ничего вам не обещал!

— Знаю. Я не добился от вас ничего, кроме града бессвязных нравоучений, а мне хватает чистоплюев и без вас.

Гидеон все еще пребывал в растерянности.

— Я предупреждаю вас, я превращу свой дом в неприступную крепость, как только вернусь, вы не…

— Да поставьте вы хоть десять стрелков на дюйм! — раздраженно воскликнул Лаймонд. — Мэтью!

Гидеон резко шагнул вперед:

— Зачем вам нужен Сэмюэл Харви? Какое грязное дело вы пытаетесь скрыть?

Вошел Мэтью:

— Лошадь для господина Самервилла!

— Не грязное, а скорее смешное, — сказал Лаймонд и вернулся в комнату, оставив Гидеона на пороге.

— По моему разумению, — заявил Гидеон, — дело чести чаще всего является тривиальным.

— Ничего не поделаешь. Гордыня у нас в роду, и будь я проклят, если потратил пять лет жизни на нечто тривиальное — о нет, нет! Дело тут в святости или же в копытах.

Гнев ударил в голову Гидеону.

— Я назначу встречу, сам выберу время и место, и возьму столько охраны, сколько понадобится. Беседа пройдет в моем присутствии, и вы должны явиться безоружным. Если вы попытаетесь причинить вред господину Харви, или угрожать ему, или иначе досаждать его особе, я оставляю за собой право немедленно схватить вас и доставить к лорду Грею. Вы принимаете такие условия?

Под тонкой кожей Лаймонда вспыхнул румянец.

— Конечно, — ровным голосом ответил он. — Безоговорочно. Только вам следует принять во внимание, что лорд Грей может узнать о нашей встрече. Я не думаю, что Харви взбредет в голову рассказать ему, но, если необходимо, вы можете держать меня столько, сколько сочтете нужным в целях вашей безопасности. Во всяком случае, сначала я собираюсь распустить свой отряд.

Гидеон заметил, с любопытством глядя на Лаймонда:

— Вы многого ждете от этой встречи, если готовы пожертвовать источником существования ради нее. Я сомневаюсь, что так спокойно держался бы на вашем месте.

— Я просто плачу определенную цену, — улыбнулся в ответ Лаймонд. — Но если ко мне дойдет от вас весточка, я останусь трезвым.

Менее чем через полчаса Гидеон уже ехал домой, спрашивая себя, дарует ли ему Господь в смертный час отпущение грехов после стольких сомнительных деяний.

Весна выдалась на редкость теплой. Уже появились первые зеленые ростки, кругом шумели ручьи, в природе чувствовался прилив новых сил. Но ничто не могло вывести лорда Грея из тоски и печали.

Он вернулся в Хаддингтон из Кокбернспата и обнаружил хлипкое сооружение, которое ему предстояло превратить в мощную цитадель. Крепость, просматривающаяся со всех сторон, располагалась на берегу мелкой реки Тайн в угрожающей близости к Эдинбургу, где находился Арран с его трехтысячным войском и еще пятью тысячами французов, которые, не стесняясь, шмыгали прямо под носом у англичан.

Однако же крепость стояла на перекрестке дорог, ведущих к плодородным угодьям. Поэтому лорд Грей потратил апрель и май на то, чтобы его люди, не щадя живота своего, превратили Хаддингтон в могучую преграду на пути шотландцев.

К последней неделе мая лорд Грей ввел в крепость пятитысячный гарнизон кавалерии и пехоты и устроил склады провианта и боеприпасов. Примерно тогда же идиллическим отношениям между сэром Джорджем Дугласом и англичанами, и без того уже подорванным неразберихой в Хериоте, пришел конец.

«Коменданту Хаддингтона следует приложить максимальные усилия, чтобы усилить боеспособность гарнизона, — писал лорд-протектор. — Ему также следует сделать все возможное, чтобы заполучить в свои руки сэра Джорджа и удерживать его как можно долее, и невзирая на какой бы то ни было договор, причинить стране как можно больше ущерба».

Лорд Грей предпринял все необходимые шаги. Он сделал даже больше. Ничего не сообщив ни Сомерсету, ни Палмеру, он по собственной инициативе послал за Сэмюэлом Харви.

Воспользовавшись постоянным отсутствием Ричарда, леди Сибилла, которая не доверяла больше мнимой безопасности монастыря, увезла свою невестку в Мидкалтер.

Здесь Мариотта жила в полном забвении, словно очнувшийся от долгого сна больной, который обнаружил, что, пока он спал, все его покинули.

Сибилла очень сожалела, что с ней нет Кристиан, которая гостила у Максвеллов, и пыталась одна в меру своих сил развлечь Мариотту; но все, что ей удалось, — это пробудить у той слабый интерес к алхимии.

В последние месяцы лаборатория, которую Сибилла оборудовала для Джонни Булло, по вечерам светилась странным светом, источая отвратительные запахи, разносившиеся по всему дому. Джонни часто объяснял, чем, собственно, он занимается, но предъявить мог только липкий, противный осадок в почерневших ретортах.

Однажды солнечным майским днем, возможно, воодушевленный присутствием Дженет Бокклю и обеих леди Калтер, он решил поподробнее рассказать об опытах. Стоя возле источающего отвратительный запах горна и постукивая по медному котлу, он бубнил с необычайно торжественным выражением лица:

— Кальцинирование, растворение, разделение, соединение, гниение, застывание, испарение, возгонка, брожение, увеличение, умножение, выделение. Вот они — двенадцать процессов.

Дамы почтительно молчали.

— Двенадцать процессов для чего? — спросила наконец Дженет, которая предпочитала ясность во всем.

В горящих глазах Джонни читалось уважение к любознательным, но таким молчаливым леди Калтер. Он объяснил все Дженет.

— Да, понятно, — заверила Дженет. — Расскажите еще чуть-чуть о философском яйце.

— Пожалуйста, — ответил Джонни, которому не слишком нравились эти расспросы. — Плод созрел. Если он достаточно сухой — добавьте ртути, пока не взошла серебряная Луна. В свое время подставьте плод Солнцу. Затем закройте фиал и водрузите на огонь. Мой был готов месяц назад, я показывал его вам — белые пары над черным осадком, великолепное гниение семян. — Его глаза сияли. — Теперь я увеличу пламя, и вы увидите прославленные изменения цвета: превращение зеленого в белый. Получается Белая Настойка. Если только мы захотим, она обратит в серебро все прочие металлы.

— А почему бы нам не захотеть? — спросила Мариотта.

Джонни затряс в ответ головой.

— Нам следует подождать, пока пламя как следует разгорится — желтый, оранжевый, и, наконец, огненно-красный. — Он выдержал торжественную паузу. — Скоро наступит великий день, леди Калтер.