Марина. Хорошо ли ты меня знаешь (СИ) - "Ореанна" - Страница 13

Когда мальчики перестали заниматься ерундой и вернулись в салон, Дася приветствовала обоих особенно заливистой трелью. С прискорбием констатируем, что они этого не оценили. Сережа выругался и стукнул по приборной доске, после чего Дася завизжала всерьез и надолго. Сережа снова выругался и стукнул там же — но второй раз прием не сработал. Дася продолжала вопить, как обиженная женщина, а Сереже пришлось простучать всю приборную панель в поисках ее чувствительных точек. Наконец, Дася заткнулась, но обиделась уже всерьез. Когда Сережа попытался повернуть ключ в замке зажигания, заводиться она отказалась. Не помогали никакие уговоры как Сережи, так и Иннокентия Борисыча. Пришлось вызывать сервис. Сервис обещал быть в течение часа, но приехал только через три, и только для того, чтоб сообщить, что сработала блокировка зажигания.

Дальше добрались почти без приключений. Но они не любят вспоминать об этом.

Николаево, в которое они прибыли — это то Николаево, что находится в Сливенской области, со всех сторон окружено живописными полями, и в котором живет примерно триста человек.

Предполагалось, что запаса болгарского Мишкина им хватит.

— Ничего не понимаю. — Констатировал Мишкин примерно через два часа. За это время они успели пройти все село. Никто никогда не слышал тут про Новази. Ни сейчас, ни в далеком прошлом, ни когда-либо на протяжении двухсот лет тут не было не только Новази, но и вообще турков, или кого-то похожего на человека с фото.

Подсказка пришла в облике старика, в чей дом они заглядывали среди первых.

— Эй, сынки! — старик нашел их уныло сидящими на том, что с натяжкой можно называть центральной площадью. Видимо, ему потребовалось много усилий, чтоб пройти эти сто метров от своего дома, потому что лицо его было покрыто потом, а рука, опирающаяся на палку, дрожала. Сережа вскочил и предложил старику сесть.

— Спасибо, сынок.

Это было сказано по-болгарски, но благодарность звучит похоже на всех языках.

— Я вот что подумал, — продолжил старик, отдышавшись, — а может вам не наше Николаево нужно. Николаевых в Болгарии много.

— Много Николаевых?

— Ну да. Мы Николаево в Сливенской области. А есть Николаево Плевенское, Габровское, Перникское, в Великотырновской области, Елхово.

— И это все Николаево?

— Да, все разные Николаево. Может, тот ваш человек не в этом Николаево живет, а в каком-то другом.

— Спасибо, отец. Мы не знали что в Болгарии так много Николаево.

— Болгария — большая страна!

— Да. Красивая страна.

— Что правда, то правда. Вы идите сынки, идите. Я же вижу, вам не терпится продолжать путь. А я посижу тут, отдохну — и обратно.

— Ты знал, что в Болгарии много Николаевых? — Спросил Мишкин Сережу и пересказал то, что рассказал ему старик. — Да ладно, не красней. Я сам хорош, мог же и проверить заранее. Тот ваш… Омар — никогда не говорил, из какого он Николаево?

— Нет. Дядя не слышал про другие Николаево.

— Придется проверить их все.

В молчании добрались они до машины и сели. Та снова приветствовала их радостным визгом, а весь обратный путь подмигивала фарами встречным.

Об этом они тоже не любят вспоминать.

Адвокат, которого нашла Эмма, был идеален: пожилой, респектабельный, внимательный, умный, успешный и дорогой. Взращенный на детективах про Перри Мейсона, Дима понимал, что нельзя желать чего-либо лучшего. Но Ричард раздражал его так же, как в Голливуде раздражал Адам, как до того раздражал Мишкин. Во всех трех была какая-то тяжеловесная обстоятельность, самоуверенность, что ли. Каждый из них воображал, что знает больше всех. Но что поделаешь, командует теперь он.

Регалии Ричарда таковы, что Лос-анджелесское управление сделало под козырек и разрешило копаться в любых документах и совать нос в расследование в любое время дня и ночи. Диме оставалось лишь ходить вокруг, изнывая от скуки и зависти, что он и делал вполне успешно до тех пор, пока Ричард Великий не изъявил желание увидеть его сам.

— Дмитри (он очаровательно не выговаривал окончание имени), ты нужен мне здесь завтра в десять утра.

— Хорошо, где? — Дима с трудом подавил чисто киевское стремление съязвить в стиле «здесь — это где?» Англичанин все равно бы его не понял, а портить отношения, когда на кону расследование — себе дороже.

— В тюрьме, Дмитри, в тюрьме.

Издевается, гад. Дмитри показалось, что в голосе была насмешка. Хотя кто их разберет.

Завтра в девять он бродил вокруг тюрьмы, поминутно проверяя часы и разглядывая кафешки по соседству. Эмма увязалась следом и была возмутительно спокойна. И до неприличия мила. Так, что хотелось ее прогнать.

Время тянулось невозможно медленно.

Наконец, наступило без-пятнадцати-десять — законное время штурмовать тюрьму. Ричард ответил на третий звонок, дал координаты, на пропускном пункте его встретили, проверили, провели и бросили в маленьком кабинете, подозрительно похожем на те, в которых его когда-то допрашивали. Неприятные воспоминания.

Великий Ричард заставлял себя ждать. Он зашел в десять-тринадцать — не раньше! — с большущим чемоданом, который сразу же водрузил на стол и потом долго вытаскивал объемные яркие папки. Толстые папки. Тонкие папки. Серые папки. Желтые папки. Папки с наклейками. Папки с файлами и закладками. И другие.

— На, прочти!

Без предисловий сразу же подвинул одну из папок Диме, а сам принялся за кофе.

Точно издевается. Дима оценил на глаз толщину папки — на английском такое за день не осилить!

— Да ты читай, читай! — Насмешливо пробасил Ричард.

В папке оказалось много файлов с документами — действительно на английском. Но сверху лежал относительно небольшой файл с двумя копиями текста под названием Summary — Итоги.

1. Происхождение и история Стефани Майерс.

Стефани Майерс родилась… училась…

С удивлением Дима узнал, что любимая была полькой. Ее родители переехали в Америку, когда девочке было два года. Дальше все стандартно — училась хорошо, наркотиков, алкоголя, судимостей нет. Университет, факультет «управление отелями», специализация на кулинарии и катеринге. Работала в ресторанах… переехала в Голливуд, кружки актерского мастерства, пробы, кастинги.

Да, это же Голливуд. Кино, эта зараза, висит здесь в воздухе.

2. Родители и друзья.

Следует список и краткие характеристики. В конце — опять же с удивлением — Джена Макгвайр. Все, знавшие девушек, характеризовали их отношения как «теплые» и «дружеские». Вплоть до убийства.

3. Личные отношения.

Никаких. Парень в старших классах. Парень в университете. В период работы в Нью-Йорке — тоже парень. В Лос-Анджелесе несколько свиданий в первые полгода, скоротечный роман, разрыв, и уже более года — ничего.

4. Профессиональные перспективы.

См. выше.

5. Личная характеристика.

Никаких особенностей. Позитивные отзывы с работы. Психических отклонений нет.

6. Воспроизведение дня убийства.

Джена Макгвайр.

Утро свободно. На три часа назначена деловая встреча. Свидетелей, которые могли бы описать ее действия, нет. Информация о встрече получена от Стефании Майерс, предполагаемой убийцы. После трех ее никто не видел. Труп обнаружен в воде возле клуба около полуночи.

Стефании Майерс.

Спала до десяти. Приняла душ, выпила кофе. В десять тридцать на кухне последний раз видела Джену Маккгвайр, которая куда-то собиралась и, между прочим, сообщила о встрече в три часа. До двенадцати смотрела телевизор. Вышла из дома в двенадцать тридцать, рабочая смена началась в час. Утверждает, что в три тридцать пять ей звонила Джена Макгвайр, но звонок Стефании пропустила. Перезвонила ей в четыре, на звонок никто не ответил. Стефании позвонила еще три раза (в скобках стояло примечание «зачем?»), и, когда та не ответила, ушла с работы (снова знак вопроса). Домой не пошла (знак вопроса), потому что позвонила туда, и никто не ответил, несколько часов бродила по бутикам (примечание: «путается, подтверждений нет»). В восемь пришла в клуб, охранник на входе подтверждает (восемь десять), где ее видело множество посетителей. В девять пятьдесят ушла из клуба с Дмитрием Василченко, который утверждает, что они пробыли вместе следующие сутки. Однако у него нет четких воспоминаний о первых часах, проведенных вместе.