Саламандра (СИ) - "полевка" - Страница 362

— К Т О?

— Лекс… — начал монах.

— МОЛЧАТЬ!! — рявкнул генерал, — я разговариваю с мужем! — Сканд тряхнул рукой с зажатой в кулаке косой, — КТО?!

— Ты не найдешь на мне постороннего запаха, — Лекс постарался сдержаться, — оргией пахнет только от моей одежды, я чист перед тобой. Можешь проверить.

— И проверю! Ни один младший не может сопротивляться призыву старшего на оргии! А я ни за что не поверю, что ты тихо проскользнул под стенкой и тебя никто не увидел! Поэтому еще раз спрашиваю — кто?

Лекс поджал губы и вернул мужу полный ярости взгляд. Тоже мне, герои-любовники! Устроили феромоновый коктейль из афродизиаков, а потом такие охрененные (то есть охреневшие) самцы, что им ни один не откажет! Сволочи! Сканд тем временем жадно обнюхивал мужа. Скулы, шею, ключицы. Натолкнувшись на ткань, отбросил с плеча Лекса складки тоги и, отпустив, наконец, косу, рванул ворот туники, разрывая ее одним движением до пояса…

Лекс опустил руки, позволяя тоге с тихим шелестом упасть на пол. От всего этого разнюхивания стало почему-то щекотно и легко. Наверное, наркотики еще не отгуляли свое в крови, и такое внимание было даже немного приятно. Если бы еще не было зрителей, то все закончилось бы бурным примирением, но сейчас, под насмешливым взглядом Шарпа, надо было казаться грозным и непоколебимым (непокобелимым, ага)… Лекс тихо хихикнул.

— Ты мне не веришь? Ну, значит, мы квиты…

Сканд, решив, что над ним издеваются, разорвал поясок и тунику до самого низа и уставился на полувозбужденный член с капелькой предэякулянта. Сканд принюхался, семенем не пахло, ни Лексовым, ни чужим, но он на всякий случай провел руками по бедрам и, не удержавшись, запустил палец между ягодиц. Дырочка недовольно сжалась и Сканд, наконец, успокоился, у Лекса в ближайшее время секса точно не было.

— Ты мне настолько не веришь? — Лекс попытался изобразить оскорбленную невинность, в разорванной одежде это получилось особенно зрелищно, — разве я давал тебе повод усомниться во мне?

— Э-э… — Сканда явно попустило, и теперь он подумал, как это все выглядело со стороны, — Лекс! Ну, так это… — у Сканда появилось виноватое выражение на лице, — так оргия же…

— И что? — возмутился рыжик и попытался запахнуть на груди разорванную тунику, — ты думаешь, мне интересны чужие мужчины, когда у меня муж есть? Любимый муж! Заметь, между прочим! Ко мне пальцем никто не прикоснулся! Я бы этого не допустил!

— А кто пытался? — проницательно спросил Сканд и перехватил руку Лекса, когда тот опять попытался ее растереть, — какая красота! И об кого ты так «нечаянно зацепился»? И что в этот момент делали эти дуры, которых ты, как видно, по ошибке, посчитал охраной?

Нубийки зашипели, как две кошки, а Лекс, тяжело вздохнув, начал рассказывать: о старшем Трамме, который пытался защитить, и придурке Люции, как Зу ему врезала, но, как видно, мало, пришлось добавить самому, о печальном Пушане и его приятеле, и о том, что все очень возбудились, когда увидели монахов, настолько, что бросились следом…

— И, кстати сказать, этот самый Люций просил у тебя и меня прощения, стоя на коленях, — добавил Лекс и, подняв тогу, запахнулся в нее, как в простынь в бане. Так хотя бы не видно, что туника разорвана спереди. Шарп насторожился.

— Люций Силус? Такой крупный, с ямочкой на подбородке? — уточнил свекр и, увидев, как рыжик кивнул, усмехнулся Сканду. — Поздравляю тебя, сын, теперь у тебя есть самый настоящий враг. Люций из старого рода, его предки стояли у истоков империи, он не простит такого прилюдного унижения — опуститься на колени перед младшим! Нет, никогда! Заговор, интриги, нож в спину, яд в бокале. Он не побрезгует ничем… и не успокоится, пока не увидит похороны, твои и Лекса. А после этого помочится на ваш пепел. Помню, он так отомстил Аврелию, после того, как тот забрал яблоко у него перед носом, а тут такое… И сынок у него такая же тварь ядовитая. Говорят, даже его семя ядовито, недаром его жены гибнут одна за другой, и теперь все семьи аристократов только стонут, когда он заговаривает о свадьбе. Но отказать не могут, зная, кто его отец…

— Одним больше, одним меньше, — отмахнулся Сканд, — Лекс, а вот интересно, чего ты делаешь такое обиженное лицо? Это я должен злиться! А ты умолять простить тебя! А вместо этого ты делаешь такое лицо, будто это моя вина, что ты полез, куда не следует!

— Я отправляюсь домой, — Лекс крепче запахнул ткань тоги, — и вообще, мне плохо! У меня застой крови и м-м… прочих телесных жидкостей в некоторых частях тела. Мне идти больно! И все это во имя верности мужу, который этого совсем не ценит!

— Сильно больно? Давай помогу кровь погонять? — Сканд забыл и об отце, и о мечах, и побежал следом за обиженным и надутым рыжиком, — Лекс! А давай, я тебе покажу комнату в казарме, в которой я порой спал, пока у меня тебя не было? Ну, Лекс! Ну, посмотри на меня! А хочешь, прямо здесь помогу? Ну, зачем терпеть? Сахарочек, ну не злись!

Сканд и не видел, как ему в спину ухмылялся Шарп, как понимающе смотрели пожилые мастера и как Пятый крутил пальцами в раздумьях, составляя мысленно отчет Кирелю… Но не важно, что решит Первосвященник… Пятый понимал, что у одной древней фамилии, похоже, скоро начнется черная полоса в жизни… братья не допустят и намека на угрозу бесценному рыжику. Любимой искорке, которая зажгла надежду в каждом одиноком сердце.

Снова за работу

Лекс проснулся и еще раз оглядел казарменное жилище Сканда. Оно мало отличалось и по размерам и по внешнему виду от его походного шатра. Ну, по крайней мере, того, что он возил с собой во время войны с Теланири. С той лишь разницей, что шатер был из ткани, а здешняя постройка была из камня. Но размеры и общие пропорции были те же, и даже походная кровать была той же. Эдакие раскладные козлики с натянутой тканью и в качестве единственного удобства — матрас, набитый травой. Помнится, во время похода, когда Сканд заставлял ночевать в его палатке, он вырубался на нем без проблем, но вот для секса такая кровать совсем не подходила. После того, как они перевернулись вместе с ней, Сканд стащил матрас на пол, и вот тогда уже оторвался не по-детски. Сволочь!

Лекс осторожно потянулся. Все тело отозвалось болью и легкими судорогами растянутых связок. Двигаться совершенно не хотелось. Вчерашний день потребовал много усилий, а ночь, как воришка, стащила все, что осталось. С самого утра — гонка на ящерах, старый город, возвращение сквозь ветер, обжираловка, а потом просто вынос мозга с местной наркотой. Интересно, если бы он не был объевшимся до самого «не могу», как бы его организм среагировал на дурман? Член вяло дернулся, но Сканд, зверюга ненасытная, выдавил из его тушки все, что мог. Тело было легким, как сброшенная змеиная шкурка, казалось, что в нем даже соплей не осталось, а не то, чтобы было, чем желать.

Лекс свернулся в клубочек под красной тогой, которая сейчас укрывала его вместо покрывала, и вспомнил, как все начиналось. Сканд поймал его, не доходя до дверей арсенала, и, обняв со спины, поцеловал в шею, как будто воткнул гарпун, лишая возможности двигаться.

— Лекс…

От этого шепота, от жаркого дыхания в голове что-то взорвалось, и силы остались только отслеживать движение жарких рук, которые пробираются под складки одежды. Кто бы раньше сказал, насколько беззащитным может быть тело, когда нет пуговиц, и из всей одежды будет просто кипа ткани, завернутая, но без единой завязки и преграды для настойчивого вторжения. Горячие руки охотника оглаживают дрожащее тело добычи, наслаждаясь доверчивой покорностью. Глаза закрываются, признавая свое поражение, и судорожный выдох перехватывают горячие губы.

Ему хватило и поцелуя, чтобы, застонав, болезненно кончить, но Сканд не дал передышки и нетерпеливо развернул к себе лицом, подхватывая под бедра. Он бы овладел желанным рыжиком прямо там, у дверей, но только вот они открываются наружу. И стоило ему опереться в желании найти опору, как они распахнулись, и оба практически вывалились на удивленную охрану. Холодный воздух остудил порыв, и Сканд, схватив Лекса за руку, потащил в ночную темень, легко ориентируясь между темными зданиями, едва освещенными светом звезд.