Саламандра (СИ) - "полевка" - Страница 292

— Воришка! — подал голос Гаури, — украл у меня два браслета. Я думал, он сдох в борделе, а он, смотри-ка, выжил. И похоже, неплохо устроился!

— Я никогда чужого не брал… — пробубнил Зюзя и уткнулся в ногу Лексу, ища защиты.

— Зюзя! — Сканд оттеснил Лейшана и рыкнул на патрициев, чтобы проезжали и не устраивали затор у спуска в город, — ты что, перелинял раньше времени? Тебя не узнать! Похорошел! Видно, семейная жизнь пошла на пользу!

Лекс погладил Зюзю по волосам, а потом увидел прилипшую чешуйку на руке! Ну вот, стоит только подумать о рыбе, и сразу тебе чешуя везде мерещится! Он махнул рукой, пытаясь стряхнуть мусор, а потом почесал… Тело отозвалось зудом по спине, от волос до копчика прострелила легкая судорога. Лекс потянулся, в спине явно что-то хрустнуло!

— Сканд! — Лекс с интересом рассматривал тонкие белесые чешуйки на руке, теперь их стало больше, — Сканд, что происходит?

Муж посмотрел на Лекса и глухо охнул, а потом сгреб его в охапку и посадил в свое седло. Он рванул к паланкину Киреля, который уже начал спуск в старый город. Сканд перекинул Ламиля в переноске на колени растерянному Кирелю и только крикнул:

— Мы в имение! У Лекса линька началась!

Преображение

Лекс на рассвете вышел из дома во двор и сладко потянулся! Хорошо! Сканд дрых в спальне, умотанный до предела. За последние три дня Лекс довел крепкого мужика, который в силах рубиться несколько дней в первых рядах пехоты, до состояния снулой рыбы.

Хотя нет, от Сканда пахло не рыбой, а очень даже приятно… как в осеннем лесу. Когда деревья после первых заморозков поскидывали листья, и пахнет корой и свежепрелыми листьями. А на душе тепло и хочется петь. В спальне сейчас пахло свежим мускусным потом здоровых мужчин, семенем, запахом Сканда, как дорогим парфюмом, а еще легким запахом, не то цветочным, не то фруктовым, но не сладким, а пронзительно-ясным, как березовый сок, когда пьешь его в лесу, слизывая капли с коры. Лекс теперь знал, что это его запах. Тот самый, который мог свести с ума половозрелого самца. Именно его девушки пытались спрятать за запахом полыни, но преуспели с точностью до наоборот.

Мир после линьки вообще стал другим. Лекс закрыл глаза и прислушался к себе и этому миру, который заиграл новыми красками. Он сам сильно изменился, и не только внешне, обострился слух и обоняние стало, как у собаки. Он теперь различал людей по запахам. От девушек пахло призывно, сладким телом и теплым щемящим духом, когда хочется обнять и уткнуться носом между грудей, ощущая тепло и мягкость. От монахов пахло младшими, он теперь различал эти запахи, сладковатые цветочные или фруктовые, иногда с легкой гнильцой, или, как от монахов, с приторной опиумной отдушкой. Пожилые женщины пахли спокойным теплом, как у прогоревшего камина, когда тепло, но уже не жарко. Одна из них, похоже, где-то неподалеку…

— Обычно у всех линька длится два дня… — Тара выплыла на порог кухни и улыбнулась, глядя на очень довольного рыжика, — а у тебя три… все у тебя не как у людей…

— Не, — Лекс открыл глаза и поправил покрывало на плечах, — я тоже линял два дня, а третий, это мы так… увлеклись немного. Просто хорошо здесь, тихо. Ни любопытных детей, ни навязчивых гостей и помощников. Почему-то все знают, что и как надо делать лучше и правильней, и обязательно лезут с советами. А здесь красота! Так тихо, что не хочется уезжать!

— Так приезжайте чаще, — Тара пожала плечами, — до столицы совсем недалеко! А что касается тишины, так это кузнецы пока с мехами пыхтят, сегодня после завтрака предупредили, что опять начнут свой перестук! Сколько уже можно! Хоть из дома беги, и днем и ночью: стук-стук, стук-стук, стук-стук! Так и хочется взять что-нибудь тяжелое и по голове им дать, чтобы уже заткнулись!

— Потерпите, недолго осталось! — хмыкнул рыжик, — вот как уедет мой братик, так и заберу в столицу весь этот шум. Будете еще скучать в тишине.

— Чаречаши приезжал вчера, пытался прорваться внутрь. Кричал, что линька уже должна закончиться и тебя здесь силой удерживают, — Тара ухмыльнулась, — монахи не пустили! Так что Чаречаши поорал за воротами, да и уехал обратно! Ну, ладно… — Тара вздохнула и расправила складки на своем платье. — Велеть приготовить ванну? Мы вчера целый день грели воду, все ждали, когда вы появитесь! А еду ты так и любишь простую? Мы в старый город послали за рыбой и лакрицами. Только доставили. Лакрицы, вымоченные в молоке, хорошо восстанавливают силы и веселят душу. Сказать повару, чтобы залил их молоком? — Тара усмехнулась, — или изволите с вином употребить?

— Нет, — Лекс поморщился, — не надо в вине, Сканд, бедный, и так едва дышит! Устал, бедняга! Лучше пожарьте! В масле и со специями. Очень вкусно! Помыться — это было бы хорошо, но я не привередливый, помоюсь и в холодной воде, не беспокойтесь. А вот что мне действительно надо, так это новую одежду. В прежнюю тунику я не смог забраться, она так затрещала, что я испугался. Я, похоже, сильно вырос!

Лекс посмотрел на свои руки. Они были прекрасными! Настоящими мужскими руками, пусть пока с не особо развитой мускулатурой, но и не чахлыми веточками, как в самом начале, и не руками подростка. А настоящими мужскими руками! Длинные, сильные пальцы, крепкое запястье, пропорциональное соотношения плеча и предплечья. И ноги! Ноги вытянулись и явно увеличились в размере! По крайней мере, коричневые штаны на него налезли, но вот присесть он в них не решился бы, и сандалики стали маловаты. Сапоги Сканда были бы впору, но не снимать же сапоги с генерала. Тем более, что сапоги здесь носили только офицеры высокого ранга. Просто центурионы ходили в обмотках и сандалиях, а вот, например, когда Тургула поставили командовать манипулой, он сразу же побежал заказывать себе сапоги, как большой начальник!

— У меня есть только простая одежда, — Тара поджала губы, — я не рассчитывала, что вы сюда приедете, и не держала вещи для хозяев.

— Меня устроит простая одежда, — уверил Лекс, но увидев, как Тара поджала недовольно губы, начал торговаться, — но я не могу бегать по дому в покрывале! Это более неприлично. Дайте пока то, что есть, и пошлите кого-нибудь в город, за одеждой для меня! Сканд проснется и будет очень недоволен, что я бегаю голым!

— А ты не бегай! — Тара поджала губы, — сейчас нальют ванну, пока помоешься, потом массажист разотрет, после линьки, особенно после такого резкого роста, помощь массажиста будет очень кстати. Потом поешь в атриуме, как положено младшему мужу патриция, а не на кухне, как плебей, — Тара загибала пальцы и грозно смотрела на Лекса в ожидании возражений, — а там и слуга приедет, которого я уже послала к Тиро. Он привезет тебе одежду, подобающую патрицию, а не наемному работнику! А если еще раз увижу, как ты вышел на улицу в плебейских коричневых штанах — отстегаю Оливу розгой за то, что плохо смотрит за твоей одеждой!

— А Оливу за что? — возмутился Лекс.

— А потому, что тебя стегать бесполезно, все равно сделаешь по-своему, да и опасно, Сканд неизвестно что сделает, если увидит, что на тебя руку подняли. А вот Оливу я могу стегать, и причем, буду делать это на твоих глазах, чтобы ты видел и тебе было стыдно! — Тара улыбнулась, как акула при виде жирного пловца, — ты людей любишь больше, чем себя, так что это на тебя скорее подействует!

— А ты такая шантажистка, оказывается… — восхитился Лекс.

— Я уже стара, чтобы лгать, — Тара сложила руки под объемной грудью, — все знают, ты выпрыгнешь на арену, спасая детей. Ты отдашь свою воду и лепешку незнакомым женщинам, которые идут по дороге, ты будешь переживать за жизнь воинов, чья работа убивать и умирать. Ты заступишься за монахов, и ради спасения их жизни отдашь самое ценное, что у тебя есть. Люди все это видят и тебя за это любят. Но это твое достоинство и твой недостаток. Тобой очень легко манипулировать и заставить делать то, что ты никогда бы не сделал ради себя. Ты выглядишь теперь, как взрослый, и тебе надо научиться принимать взрослые решения.