Саламандра (СИ) - "полевка" - Страница 220

Гаури опять вздрогнул и с ужасом распахнул глаза. Лекс только нервно сглотнул, столько ужаса в них было. Гаури открыл было рот, но только молча закрыл его, а потом достал из-за пояса маленький сверточек и осторожно передал его Лексу. В его глазах мольба была вперемешку с отчаяньем. Лекс протянул руки и сразу развернул его, было интересно посмотреть, что именно так испугало вредного Гаури. Внутри свертка лежал розовый треугольник. Лекс потыкал в него пальцем, это было на что-то похоже, только непонятно на что.

— Это лживый язычок, — Пушан довольно улыбнулся, — мой муж вчера понял свою вину и решил, что лживый язычок должен быть наказан. Пока у моего мужа вырастет правдивый язычок, он помолчит и обдумает свое поведение. Правда, моя радость?

Гаури часто закивал головой, по его щеке потекла слезинка, которую с удовольствием слизнул Пушан. У Лекса от воспоминаний затряслись руки и он чуть не уронил «подарочек», хорошо, что Сканд мягко забрал у него сверток и бережно поцеловал в висок, пытаясь успокоить и ободрить.

Секреты

— Лекс сказал же, что не держит зла на твоего младшего, — Сканд прижал к себе рыжика, — давайте забудем все плохое, и отправимся ужинать.

— Как тебе подарок Гаури? — Пушан смотрел на Лекса вроде с улыбкой, но только от такой улыбки кровь в жилах стыла, — мы вчера провели маленькое расследование в семье и выяснили, кто же надоумил моего дорогого мужа говорить такие плохие слова про мужа моего дорогого брата, — Пушан встряхнул Гаури, который был на грани обморока, — оказалось, это Шуша, этот змей влез в доверие к моему наивному Гаури и наговаривал ему разные гадости. А мой милый муженек повторял за ним своим лживым язычком. Правда, мой хороший? — Пушан с нежностью заглянул в глаза Гаури, тот быстро закивал головой и постарался улыбнуться. — Гаури и не думал таких глупостей, он просто доверчиво повторял ложь за другим человеком. Поэтому мы решили, что наказать надо лживый язычок, а мой милый теперь в тишине подумает, кому стоит верить и стоит ли повторять за другими плохие слова.

— Шуша? — удивился Сканд, — это тот, который вначале был наложником, а потом стал помощником по дому?

— Да, — улыбнулся Пушан, — такая замысловатая карьера. Через постель добиться доверия, а потом так жестоко обмануть господина.

— И он сознался в этом? — удивился Лекс, — насколько я его помню, он был хитрый, но недалекий парень.

— Вначале он отказывался от этого, — Пушан погладил Гаури по щеке, — но когда палач взялся за кнут, то он сознался во всем, и даже, более того, стал рассказывать, как и раньше обманывал доверие господина. Подкуп слуг, интриги за спиной господина. Он даже начал что-то говорить об испорченной кладке, но тут Гаури не удержался от грустных воспоминаний и сам взялся за кнут. — Пушан ласково заглянул в глаза побледневшего мужа и вкрадчиво продолжил, — подлый Шуша потерял сознание, но ничего, ничего, сейчас к нему вызвали лекарей, те облегчат ему страдания, и когда мы вернемся домой, то продолжим допрос. Мы, наконец, узнаем всю правду, что от нас скрывали.

— Человек под пытками скажет что угодно, лишь бы прекратить боль, — Лекс увидел, как недовольно Гаури сверкнул глазами, — как можно доверять таким показаниям?

— Человек — существо лживое, и правду говорит только под пытками, — Пушан посмотрел на Лекса, как на неразумного ребенка, — и вообще, любые показания считаются правдивыми после пыток. По своей воле человек правды никогда не скажет. Это же всем известно.

— Давайте не будем портить вечер неприятными разговорами, — Сканд погладил Лекса по спине и постарался отвлечь, пригласив всех в атриум.

Там, на удивление, стоял обычный стол и стулья. Стол был уже накрыт всякими яствами, но к радости Лекса, там была и понятная еда, вроде мяса и лепешек. Пушан светился от счастья, он был весел и словоохотлив. Он подначивал Сканда, флиртовал с Лексом и не забывал заботиться о Гаури. Присматривал, чтобы служанки доливали ему сладкой воды и принесли перетертого супа.

Лекс жевал совершенно без аппетита, надо было подумать, как ко всему этому относиться. Пушан, несмотря на всю жестокость, совершил достаточно хитрый финт ушами. С одной стороны, он наказал мужа, который оступился, с другой стороны, он теперь вывел его из-под удара родителей. Он сам разобрался с наказанием, а значит, вина за преступление исчерпана. Наказание было достаточно явным и показательным, чтобы никто не мог усомниться в том, что Гаури наказан. И значит, наказывать его второй раз за «глупость» уже не будут.

С другой стороны, нашелся стрелочник — Шуша. Под пытками он сознается во всем, что Пушан захочет, и потом понесет за это наказание. А его вина будет в том, что он заморочил голову «наивному и неразумному» мальчику — Гаури. А тут еще во время пытки вылезли дополнительные грешки Шуши, когда он избавлялся от конкурентов в гареме и пытался строить козни против Лекса, когда тот жил в доме Пушана. Одна только история с Зюзей дорогого стоит. И главное, если спросят Зюзю, кто был организатором травли, тот, конечно, укажет пальцем на Шушу. А если подтвердится одна правда, то и все остальное примут на веру. А тут Шуша может договориться до тайного заговора с целью уничтожения Лекса или Пушана, или всей правящей династии, и останется только найти предполагаемого врага. Колдунов или кого-то из неугодных соседей, и вот вам, пожалуйста, новый повод для войны! И опять армия на марше!

Лекс посмотрел, как Пушан, лучась довольством, разговаривает с братом. Сканд улыбается и отвечает на остроты по поводу сегодняшнего заседания в Сенате. Он сегодня заставил сенаторов обуздать жадность и выплатить войскам положенный процент с военных трофеев. Насколько Лекс понял, Сканд заявил, что если сенаторы хотят таких же высоких выплат в свой карман, то им достаточно стать частью регулярных войск. И он готов подписать контракт с любым желающим. Желающих не нашлось, хотя недовольных осталось прилично.

Лекс перестал делать вид, что кушает, и попытался разобраться в том, что же происходит на самом деле. Если перестать слушать треп, а просто наблюдать за мимикой и жестами, то многое становится явным. Сканд явно доволен своей победой над сенаторами, а Пушан смотрит на него, как мать на первоклашку, хвастающего пятеркой по чистописанию. Сканд несколько напряжен и явно нервничает, он улыбается Пушану, но сам прижимается коленом к ноге Лекса, чтобы не терять с ним контакта. По всей видимости, он считает, что рыжик напуган настолько, что даже не может кушать, и пытается таким образом поддержать, при этом не отсвечивая подобной заботой при брате. А вот Гаури напряжен весь вечер, и дело не только в отрезанном языке и, по всей видимости, в побоях и, скорее всего, в супружеском жестком сексе, но и в чем-то еще. Он кусает губы и нервно оглядывается каждый раз, когда кто-либо входит в атриум. Интересно, он ждет неприятных вестей?

И опять-таки, интересно получается. Пушан очень изящно сказал, что хочет узнать правду о погибшей кладке. Зачем? Он ведь знает правду. Официально он сам согласился со словами Гаури и принял его сторону, объявив, что яйца «старые», и сделав виноватым в этом рыжика. С другой стороны, он знает настоящую правду. Ведь кормилица сама рассказала ему о том, что произошло. Но в то время ему был выгоден брак с Гаури, да и милый младший, заглядывающий в рот, был крайне приятен и желанен. Поэтому он предпочел избавиться от кормилицы, чтобы она не вздумала рассказать правду кому-либо еще. Но теперь, когда Гаури навлек неприятности на свою блондинистую голову, Пушан ищет нового свидетеля, который обвинит младшего в гибели «невинных детей». И неважно, что в любом раскладе остался бы только один выживший, а остальных зарезали при рождении.

Все закончили кушать, и Сканд предложил перебраться во внутренний дворик. На улице уже стемнело, слуги разожгли светильники и в некоторые добавили ароматических трав. В воздухе поплыл приятный запах, настраивающий на покой и негу. Во внутреннем дворе стояло несколько лежанок. Лекс забрался к Сканду, за что его сразу погладили по бедру. Гаури улегся отдельно от Пушана, но тот, похоже, не обратил на это внимания, он был полностью сосредоточен на брате. Служанки скользили, как тени, поднося фрукты и наливая в кубки вино и воду. Во внутреннем дворике в ночных сумерках играли музыканты и какая-то женщина пела неожиданно низким голосом.