Саламандра (СИ) - "полевка" - Страница 149

Тропинка после нескольких поворотов оказалась возле небольшого поселения, окруженного высоким частоколом. Монах резко свистнул, и в частоколе открылась небольшая дверца, через которую спокойно проехали ящеры. За их спинами ворота опять закрылись, и Лекс огляделся. Внутри частокола было несколько приземистых домов и, похоже, хозяйственных построек. Внутри были еще два монаха, которые сразу же склонились перед Лексом, и больше ни одного человека.

Монах жестом пригласил Лекса в самый большой домик. Там был посередине стол, а вдоль стен располагалось несколько лежанок. У камина стоял небольшой таз, скорее похожий на корыто, чем на ванну, но на очаге разместились несколько котелков, в которых грелась вода, приятно парившая свежими травками. На столе стояло несколько укрытых тарелок, а самая большая лежанка была накрыта чистыми простынками.

Лекс с удовольствием разделся и снял надоевший до оскомины платок с волос. Он с благодарностью забрался в таз и с наслаждением помылся, а потом Мэл распутал ему косичку, вымыл и осторожно расчесал спутанные волосы. Тургул в это время жевал что-то с тарелок и старательно не смотрел на чужого младшего мужа. Наконец-то вымывшись до скрипа, рыжик позволил, чтобы его закутали в чистую простынку и усадили за стол. Еда была простой и сытной, кровать мягкой, и Лекс уснул, не переживая ни о чем, только перед тем как он заснул, в голове мелькнула какая-то мысль и сразу пропала, утонув в усталости.

Утро было томным. Лекс долго не хотел просыпаться. Ему снился Сканд, вернее отдельные его части, и все эти части старались доставить рыжику удовольствие… Утренний стояк был просто каменным, рыжик потребовал расческу и долго сидел, причесываясь и заплетая косу, в надежде, что успокоится и сможет наконец встать с кровати так, чтобы одежда не топорщилась в непотребном месте. Завтрак уже дожидался на столе, а Лекс вдруг понял, что его задело вчера, несмотря на всю усталость…

— А где хозяева? — Лекс разорвал лепешку, чтобы вымакать мясной соус со дна тарелки, — надо хоть сказать им спасибо за гостеприимство…

— Не стоит, — монах стоял в углу совершенно скрытый капюшоном, — они были плохими людьми и не хотели быть гостеприимными.

— М-м, — Лекс перестал жевать и уставился на монаха, — но мы в чужом доме, едим чужую еду и я хотел бы сказать хозяевам спасибо за все это.

— Хорошо, — монах опять поклонился рыжику, — мы помолимся за них, чтобы в следующей жизни они были более доброжелательными к гостям.

— М-м… — Лекс посмотрел на Тургула, который невозмутимо жевал рядом, и показал жестами, что хотел бы пояснений.

— Они их убили и тела оставили где-то за частоколом, — Тургул пожал плечами, — ночью хищники что-то не могли поделить. Хотя, скорее всего, они делили уже остатки, сколько вы нас тут ждете? День? Два?

— Четвертый день, — монах качнул капюшоном, совершенно безликий и почти бесплотный, просто силуэт из серой мешковины, — до назначенной точки встречи день пути. Братья ждут вас там, уважаемый…

У Лекса аппетит пропал напрочь, и желчь поднялась к горлу. Они что, вырезали всех, чтобы он мог помыться и отдохнуть в чистоте и безопасности? По всей видимости, его мысли отразились на его лице, потому что Тургул бросил еду и схватил рыжика в охапку, как будто пытаясь спрятать от всего мира.

— Тише, тише, маленький… не плачь… все уже сделано и поправить ничего невозможно… не думай об этом…

Лекс понял, что не дышал все это время, и судорожно вздохнул Тургулу в подмышку. Внутри как будто гвоздь застрял, было больно вздохнуть и голова стала тяжелой, будто его ударили наотмашь. Тургул обнял рыжика крепче и перетянул к себе на колени, как ребенка. Лекс попытался успокоиться и подумать об этом отстранённо, как о фильме или компьютерной игре. Это как играть в компьютере в доту или стрелялку, когда все бегают и стреляют, и кто-то гибнет, но это не страшно совсем, а даже наоборот, азартно. Совсем не похоже на настоящую войну и реальные смерти, потому что реальная смерть пахнет мочой и кровью, а еще крики, полные боли и отчаянья.

Тургул укачивал рыжика на коленях, как ребенка, а Лекс пытался примириться со всем этим, когда человеческая жизнь ничего не стоит, совсем ничего… Нет, и в прежней жизни, в другом мире, такое тоже было, только вот он с этим не сталкивался, и новый опыт был горьким и противным, как нашатырь…

— Надо двигаться дальше, — Лекс выбрался из объятий и одернул одежду, — плакать буду позже, а сейчас надо сделать то, ради чего мы все это затеяли…

— Да. Молодец, — Тургул встал и улыбнулся рыжику, — вначале дело, а все остальное потом…

Все вышли, ящеры были уже оседланы и готовы в дорогу. Отряд Тургула и монахи выехали из поселения и, вытянувшись цепочкой, зашуршали по травяной тропинке. Откуда-то подванивало тухлятиной, Лекс кусал губу и старался смотреть на деревья, чтобы случайно не наткнуться взглядом на обглоданную кость, и вообще не думать об этом. Он чужой в этом мире и не ему судить, что правильно, что нет. Хотя комок в горле стоял по-прежнему, Лекс старался думать о предстоящем задании, лишь бы не о трупах и крови, а то его опять начнет тошнить от ужаса. В конце концов, он взрослый, он сильный, он справится…

Среди высокой травы у ящеров не получалось бежать и они двигались чуть быстрее пешехода. В полдень, когда солнце стояло в зените и солнечные лучи наконец пробрались сквозь густые кроны деревьев, монахи остановились, чтобы избранный мог спешиться и пообедать, но Лекс велел всем вернуться на ящеров и продолжить путь. Хотелось быстрее добраться до места. Все перекусили в седлах, Тургул подъехал ближе к рыжику и внимательно посмотрел на его бледное от переживаний лицо.

— Ты как? Хочешь на ручки? — центурион протянул к нему руки.

— Нет, — Лекс стукнул по руке и тронул коленями ящера, обгоняя центуриона, который застрял в траве, — я не настолько слабый, как это кажется со стороны. Да, мне больно воспринимать чужие смерти так же легко, как и вам, но это не делает меня слабаком, — Лекс повернулся, заглядывая за спину, и ухмыльнулся, — и вообще, не тяни руки к чужому мужу. Заведи своего и тискай его в свое удовольствие.

— Хм, — Тургул довольно хмыкнул, — мне странно воспринимать младших иначе, чем разбалованных детей. Они и во взрослом возрасте ведут себя, как капризные детишки, хотя в последнее время мне пришлось пересмотреть свое мнение на этот счет. Я увидел несколько младших, которые своим мужеством могут посрамить любого воина.

— Вот, вот, и заведи себе такого же, а меня не трогай, меня есть кому баловать и тискать, — Лекс поправил косынку на голове и опять невпопад вспомнил о Сканде. — Эй, там впереди! — Лекс крикнул монаху, который возглавлял отряд, — а можно скорости добавить?

Монахи согласно свистнули, и вскоре ящеры достаточно быстро тряслись среди травы. Она сразу стала неприятно резать кожу, совсем как край бумаги. Лекс попытался прикрыть колени штанами и подвернуть ноги, чтобы острые края травы не задевали нежную кожу, а потом и вовсе подобрал ноги на седло и вцепился крепче в поводья ящера, чтобы тот не вздумал останавливаться. За спиной недовольно шипел Тургул, у него штанов не было совсем, только туника и короткие подштанники, как панталоны, которые естественно задрались, когда он оказался в седле…

Зато дорога сократилась, и они выскочили перед очередным поселением еще засветло. Оно тоже было огорожено крепким частоколом, но, к облегчению Лекса там ходили не только монахи, но и женщины и дети. Взрослых мужчин рыжик не увидел, хотя, возможно, они были на «лесном промысле». Лекс сразу же захотел посмотреть на реку, и один из монахов, перехватив оседланного ящера только что приехавшего монаха, забрался в седло и жестом показал, чтобы Избранный ехал за ним. За Лексом увязались Тургул и оставшиеся Пин и Мэл и несколько пеших монахов. Река оказалась совсем рядом. На берегу был небольшой причал, а в воде качалось несколько лодок. Выскочив на берег, Лекс спешился и подошел к реке. Она была громадной, и хотя не такая быстрая, как Шустрик, но в ее ленивой грации было что-то от большого хищника.