Пламя и пепел (СИ) - Ружинская Марина "Mockingbird0406" - Страница 33

Стрела, пущенная им, упала в двух шагах от лучника, вышедшего из-за дерева. Поняв, что цель достигнута, ламахонец отправился в сторону своих, но кем-то пущенная арбалетная стрела остановила его, попав в лоб и прошив голову насквозь.

Генрика даже не заметила, что битва постепенно замерла. Вдалеке ещё звенело оружие, но все остальные солдаты уже давно сложили его. Генрика обернулась и увидела, что все смотрят на Ильзе, которая на вороном коне приближалась к Ханыль Мин, державшую в руках флаг, чтобы положить его к ногам своей новой леди. Генрика видела, что Мин плакала. Настолько сильно она хотела победить, отвоевать, защитить свою родину, и не смогла. Герцогиня почувствовала жжение в груди, словно сердце пронзила раскалённая игла. Не то, чтобы она сочувствовала или жалела ламахонку, но ведь точно так же поражение могло настичь и Ильзе. И Ханыль Мин наверняка ждёт не самая приятная участь, которую, быть может, она и заслужила в какой-то мере.

Ильзе смотрела на неё бесцветным взглядом. После всего, что случилось, Генрика была искренне рада видеть её. Ей хотелось разрыдаться от избытка чувств и обнять Ильзе, но было ещё слишком рано. Все чувства — потом, когда они уже будут в замке. Когда битва наконец завершится официально. Генрика, признаться честно, сейчас ждала этого момента больше всего — находиться на поле битвы было уже невозможно. Было холодно и темно. Повсюду валялись тела раненых и убитых… Да, Генрика в какой-то мере привыкла к этому, но страх всё равно не отпускал её. Ни в одном сражении. Герцогиня прижала ладонь к поражённому месту на руке — кровь уже не текла, но было довольно больно. Но это ничего, в прошлый раз было даже хуже.

Леди Штакельберг, наконец, остановилась перед леди Ханыль. Та резким движением бросила к её ногам знамя, а сама приклонила колено. В её действиях читалось безволие, скованность, боль. Оруженосец, пришедший с Ильзе из лагеря, поднял флаг и передал ей. Она победно улыбнулась и торжественно подняла стяг вверх, чтобы все видели, насколько сильна была её армия, её солдаты и полковники. Насколько хороша была тактика, разработанная ею и ещё несколькими её вассалами. Эта битва хоть и была выматывающей, завершилась благополучно. Замок Мин принадлежал Эрхону, а значит и все его вассалы тоже.

Армия возликовала, смотря на реющий в небе флаг. Лишь те остатки ламахонской армии стояли молча. Воины, опустив головы, чуть ли не плакали. Генрике было немного жаль их, ведь они — такие же солдаты, так же сражавшиеся за свою леди и так же страстно желавшие победы. Она ощущала себя довольно странно: с одной стороны, ей было безумно радостно оттого, что всё кончилось, и они победили, но с другой стороны, какой ценой…

В толпе Генрика заметила Витольда и улыбнулась ещё шире, даже хотела рассмеяться, но вспомнила о том, что сейчас это было бы не совсем уместно. Признаться, её радости не было предела. Витольд жив и, хотелось верить, не ранен. Вибек жива. И графиня Ульрика… Генрика не хотела больше ничего. Ей не хотелось быть здесь. Поскорее бы уйти с этого поля и забыться в объятиях Ильзе, забыть весь этот ужас сражения, горы трупов, крики, кровь…

— Клинок, — приказала Ильзе леди Ханыль. Женщина, сдерживая рыдания, извлекла кинжал из ножен и трясущейся рукой протянула его леди Штакельберг. Оруженосец схватил его и передал Ильзе. Воронёный клинок действительно был красивым: чёрная матовая сталь, резная ручка с бирюзовым камнем в центре. Леди Штакельберг смотрела на него с полубезумной улыбкой: она так хотела заполучить его, и он так легко, почти даром достался ей. Казалось, она вот-вот зальётся истерическим смехом, но вместо этого небрежно бросила кинжал в ножны, будто бы он был самым обычным и не имел никакой сверхъестественной силы. Будто бы секунду назад она не смотрела на него безумными от счастья глазами.

— Схватите её. И ведите сразу в темницу, — сказала Ильзе холодным голосом. Внезапно из толпы возникла Вацлава. Она, похоже, потеряла на поле битвы шлем. Её лицо было залито кровью, на лбу красовалась рана, но баронесса выглядела довольно бодро и даже улыбалась, радовалась безоговорочной победе. Она заломила руки Ханыль за спину и сковала их наручниками, а затем — взяла под левую руку. Под правую руку Ханыль взяла герцогиня Ульрика, руки которой были по локоть в крови — то ли своей, то ли чужой. И вот она совсем не улыбалась. Она не плакала, не страдала, не смеялась — на ней просто не было лица.

Сегодня Ульрика потеряла в битве сестру.

Муж Кирстен, стоявший рядом с какой-то баронессой, лицо которой было изувечено полностью, держал на руках бездыханное тело супруги. В её груди было несколько стрел, а в животе зияла огромная кровавая рана. Кирстен умерла страшно. Но авангард под её предводительством прекрасно справился с задачей. Будь Кирстен жива, она бы гордилась.

Генрика покачала головой. Теперь её восславят в песнях. Всех погибших восславят. Только нужно ли это им, мёртвым? Вся эта слава и память нужна живым, то ли чтобы не совершать ошибок просто, то ли просто подбадривать, давать надежду… Но уж лучше бы они были живы. Лучше уж они бы продолжали воевать. А воспеть их всегда успеют…

Народ постепенно двигался в сторону замка. За наступивший вечер нужно было перенести лагерь ближе к Мин. Остатки ламахонского войска, вероятно, будут пленены. Теперь они будут сражаться за Ильзе или просто ожидать своей участи в темницах. Генрика вздохнула: это было не слишком правильно. Было бы куда милосерднее и благороднее отпустить их, но Ильзе сама решит, что с ними делать.

О, богиня, как же всё-таки приятно и тепло на душе становилось от осознания того, что она жива. Это странное, неописуемое чувство окрыляло, дарило энергию, хотя Генрика, если честно, так устала, как не уставала ещё никогда. Она уже не скрывала улыбки, смотря на леди Штакельберг. И уже не обращала внимание на то, что с поля битвы постепенно выносили трупы и раненых.

Спустя четыре часа замок уже был полностью зачищен от ламахонцев, и туда постепенно стекались те, кто хотел занять там покои.

— Генрика, идём, — сказала Ильзе и мотнула головой в сторону замка. Герцогиня выполнила приказ, подъехала на лошади к миледи, и они вдвоём отправились к замку вслед за остальными. Отчего-то Ильзе не улыбалась, но её глаза светились радостью. И лишь когда она заметила рану на предплечье, вздрогнула. — Опять? Обязательно загляни к лекарю.

— Хорошо. — Генрика кивнула. Она была счастлива, но так устала, что даже улыбаться больше не было сил. — Сейчас будут принимать тяжело раненых, а я пока лучше просто обработаю настойкой и перевяжу — у меня есть всё необходимое. — Герцогиня слабо улыбнулась.

— Если я прикажу им сделать перевязку сначала тебе — они выполнят, и никаких проблем. — Ильзе усмехнулась.

— Не надо, — отрезала Генрика.

— Но… — возразила леди Штакельберг

— Нет, Ильзе, пожалуйста, — выдохнула герцогиня устало. Ильзе понимающе кивнула. Генрика понимала, что она хотелось сделать всё для неё, но не могла не думать о раненых, которым лекарь нужнее, чем ей.

Они уже въехали во двор замка. Там Генрика увидела Фридриха и Витольда, которые оживлённо о чём-то беседовали. Оруженосец осторожно обнимал его за плечи и рассказывал что-то, будто пытался успокоить. Генрика покачала головой. Эта война очень сильно повлияла на Витольда, к сожалению, не в самую лучшую сторону. Он стал мрачным, пугливым и отчасти даже раздражительным, часто выпивал. Герцогиня понимала: барон не виноват в этом. В этом виновата только война.

Генрика и Ильзе спешились с лошадей почти одновременно, и герцогиня, забыв о ране на предплечье и прежней усталости, бросилась обнимать миледи, словно они встретились после долгой разлуки и не видели друг друга лет двадцать. Хотелось заплакать от всех чувств, переполнявших в тот момент, но Генрика отчего-то не могла — слишком уж сильно устала. Да и плакать не привыкла — это казалось ей, в какой-то степени, проявлением слабости. Щекой она ощущала тепло шеи миледи и просто улыбалась от того, что всё закончилось хорошо хотя бы для них. Всё-таки жизнь продолжается, несмотря на боль и отчаянье, которые остались где-то далеко на поле битвы.