Лукоеды - Данливи Джеймс Патрик - Страница 19

— А откуда вы знаете о моих яичках?

— О, уважаемый, это всего лишь слухи до нас дошедшие. Мы просто хотим их измерить, взвесить и, если потребуется, провести табулирование.

— Я и шагу не успел здесь ступить, как вы, ребята, уже пытаетесь сосчитать мои яйца.

— С вашего позволения, сэр.

Эрконвальд откладывает в сторону свою пахучую сигару и расстегивает свои штаны. Нахмурившись, недовольно смотрит, как у брюк отрывается пуговица, катится кругами по полу и исчезает в сливном отверстии пола.

— Что вы делаете?

— Уважаемый, я хочу показать вам свои органы регенерации, чтобы вы не думали, что мне в таких случаях безразличны чувства других людей.

— Прошу вас, прекратите.

— Может вам полегчает после моей презентации?

— Нет.

— Жаль, что не сумел убедить вас.

Клементин пятится к двери. Ширинка у Эрконвальда расстегнута настежь. Аппарат у него должно быть не из обычных. Сворачивается и выстреливает, как одна из его змей. Кажется уже много лет тому назад, я сидел один в холодной и влажной библиотеке и просматривал гроссбухи. Мелькали страницы материальных ценностей, фарфоровая комната, насосная, южная крытая аркада, веранда, а по внешнему виду вот этой, пытаюсь выбраться оттуда, это должно быть сочетание помещения для охраны и пожарников. Примыкает к комнате, в которая сейчас вырыт террариум.

— Прошу вас, Эрконвальд, не расстраивайтесь. Я просто не понимаю, чего можно достигнуть, если вы мне покажете ваши интимные места. Я всегда был слишком скромным, чтобы выставлять свои собственные. Всегда думал, что у девушки они могут вызвать смех и все такое. Но ради Бога, если вам так хочется, то пожалуйста.

— Спасибо, уважаемый.

Эрконвальд расстегивает пояс. Спускает штаны и поднимает подол рубашки, обнажая огромный и уже немного взведенный детородный орган и пару яиц. Его хозяйство отличается атлетизмом по сравнению с остальной деликатной частью его персоны. Сколько можно смотреть. Не могу дальше созерцать, меня так и тянет обнажить свое.

Клементин поворачивается на скрип двери сзади. В комнату заглядывает голова. Незнакомое женское лицо. Дама зрелых годов в толстом белом шерстяном свитере и цветастой юбке. Кожа у нее гладкая, губы влажные. На ее лице появляется улыбка, когда она переводит взгляд с хозяйства Эрконвальда на поднятые брови Клементина.

— Ох, очень извиняюсь. Прошу, продолжайте. Я тут ищу, кто бы мне помог. У меня машина заглохла в двух миля отсюда, бензин кончился. Еще раз прошу извинить меня. Я, конечно, помешала. Очевидно, пошла не тем путем. Точно заплутала. Не могли бы вы мне сказать, как отсюда выбраться. И я уйду. Тут же. Я действительно очень сожалею.

Эрконвальд кланяется. В полное смущение приводит то, что во время разговора с незнакомкой интимный протуберанец Эрконвальда вытягивается горизонтально и начинает скакать вверх-вниз между подолами его рубашки в зеленую, голубую и белую полоску.

— Прошу, попросите кого-нибудь. Я понимаю, что это страшно неудобно, но я действительно не знаю, как выбраться отсюда. Пожалуйста, помогите мне. С галлоном бензина я доберусь до ближайшего городка. Я еду к своим друзьям. Поверьте, я не собиралась вторгаться таким образом. Да еще в такой интимный момент.

— Мне просто показывают органы регенерации, чтобы я смог показать свои.

— Извините меня. Я не вполне понимаю вас, но это не имеет значения. Вы не знаете, кто владелец этого замка?

— Я владелец.

— Ага, понятно. Не могла бы ли я купить у вас галлон бензина? Приношу свои самые глубокие извинения вам и вашему другу. Понимаю, что я слишком долго стою тут у двери, но я вся в грязи и поцарапалась, пока пробиралась сюда через заросли шиповника. Чувствую себя превратно.

— Эрконвальд, вы не возражаете, если дама войдет и отдохнет здесь, пока я поищу Персиваля?

— О, конечно, мадам, прошу вас входите.

— Неудобно быть незваным гостем, но я, честно, просто не знаю, что делать. Я торкнулась в одну дверь и покатилась по ступенькам. Услышала, как где-то внизу шумит вода. Меня это напугало.

Эрконвальд пытается затолкать свой пенис обратно в серые фланелевые брюки, натягивает их, отворачиваясь от посетительницы. Застегивает ширинку сверху и снизу выпирающего волной органа, отступает назад и спотыкается об огнетушитель. Дама отводит седую прядь светлых волос, постоянно падающую ей на лоб. Мне хочется рвануть отсюда. Чувствую, как на нижней губе выступает кровь, так я ее прикусил.

— Я вернусь. Быстро. Вы себя хорошо чувствуете, мадам?

— Да, можно я присяду?

— Конечно. Вы в порядке, Эрконвальд?

— Да, любезный. И приношу вам, мадам, свои глубочайшие извинения, если я хоть как-то вас оскорбил. Он никак не может обмякнуть и я не могу вернуть его обратно в штаны так быстро, как хотелось бы. Я, конечно, отвернусь от вас, так что извините меня, если я повернусь спиной к вам.

— Откровенно говоря, молодой человек, я ничего не имею против, если он будет использован, ха, ха, на мне. Прошу вас, ради Бога, садитесь, если вам, конечно, удобно. По правде говоря, я довольно взрослая. И, ха, ха навидалась таких.

— О, мадам действительна так любезна, великодушна и абсолютно современна.

— Пожалуйста, не извиняйтесь. В конце концов, я тут абсолютно чужой человек, явившийся без спроса и, как полагаю, без разрешения.

— Так, люди, я пошел. Вернусь быстро.

Клементин уходит по коридору в сторону юга. В темноту и к двери в конце. Открывает ее и попадает в большой зал. Видит веревку, свисающую с язычка пожарного колокола, за которую можно дернуть. И объявить всему замку, что видел, как вставал член. Дать две склянки подряд и продолжать, пока не придет помощь. Может спуститься вся толпа. На торчащий член Эрконвальда. Последнюю эрекцию, измеренную Францем. И разразиться аплодисментами при виде Розы, со стоном приплясывающей в разных позах среди своих мамб. Пока остальные дворовые не соберутся, чтобы станцевать самбу. Переходящую, возможно, позже в драку.

7

Клементин торопливо проходит в дверь под большой лестницей. Если спуститься по этим ступенькам, то можно и потеряться. Воздух становиться холоднее. Куда идти? На кухни. Которых согласно гроссбуху шесть. Толкаю белую дверь. По пути надо все осмотреть. И дать Эрконвальду достаточно времени, чтобы убрать его обратно в брюки. С глаз той женщины с довольно музыкальным смехом. От которого у Эрковальда будет стоять до конца дня. Или он взорвется.

Комната со шкафами от пола до потолка вдоль стен. Окна с решетками выходят во двор. Полки заставлены глиняной посудой. Гвоздика, корица, лавровый лист. Кладовая приправ. Мои ученые могли бы и дистиллят приправить. Глоток которого Эрконвальд должен пропустить на завтрак. Тогда у него встанет и он сможет вылечить красный прыщик на носу у этой застрявшей дамы. Прямо между прекрасными голубыми глазками. Которые так и будут сверкать в течение восьми или девяти лет хорошего траханья, от которого она явно отвыкла. Сегодня вечером мой первый выход в свет. А я ищу бензин. Чтобы отправить матрону из этого зверинца.

Клементин толкает другую дверь. Большая комната, горят свечи, круглые каменные колонны поддерживают сводчатый потолок. Вделанный в стену камин с железными причиндалами, цепями и вертелом. Вдоль стены огромная чугунная печь. На колышках батареи сковородок. Охает, внезапно оборачиваясь, девушка. С ее руки капает жир.

— Свят, свят.

— Извините за вторжение. Я ищу Персиваля.

— Я думаю, он в конце туннеля, сэр, рыбу ловит.

— Так, а вас, я, думаю, не знаю.