Я ползу сквозь (ЛП) - King A. S. - Страница 31

У твоих планов побега самооценка выше, чем у меня

Мне хочется купить билет и спать на собственной кровати,

На правой стороне, довольной жизнью.

Я вспоминаю пепел плюшевой мартышки

На заднем дворе дома и думаю:

Быть может, неправа я и слишком доверяю людям:

Зачем кому-то я, когда мартышка мне вот не нужна?

Я подхожу к дверям портового управления, и бездомный просит у меня денег; я даю ему пять долларов. Я звоню маме, но звонок превращается в сообщение автоответчика: мои сестры поют какую-то дурацкую песенку из диснеевского шоу, которое они постоянно смотрят. Я соскучилась по ним. Я неудачница. Я покупаю билет домой. Я спускаюсь на посадку. Я под землей. Я чувствую, как мне на грудь давит весь Нью-Йорк.

И вдруг я вижу Шейна. Он пришел не встречать меня. Он собирается уехать… с каким-то мужчиной, который годится ему в отцы. Он меня не замечает. Но это ненадолго.

========== Патрисия — утро пятницы — вести себя естественно в Месте Прибытий ==========

Сегодня мы уезжаем. Я оплакиваю расставание со своими фортепиано. Оплакиваю расставание с моими рукописями. Я стараюсь вести себя с Гэри естественно, так что, когда он спрашивает, кончились ли у меня месячные и можем ли мы заняться любовью, я отвечаю: «Давай завтра?» Когда он просыпается и идет в туалет по-большому, я давлю рвотный рефлекс. Когда он замечает: «Знаешь, я, наверно, был неправ насчет твоей странной музыки. Думаю, тут надо не бояться экспериментировать. Мыслить нестандартно. Наверно, в этом весь смысл», – я улыбаюсь и делаю вид, что мне приятно.

Когда мы идем обедать, он спрашивает:

– Как ты думаешь, зачем эти двое прилетели? Им здесь не место. Это поколение потеряно.

– Слушай, о нашем поколении говорили то же самое, – напоминаю я.

– Это разные вещи!

– Не уверена. Мне кажется, реальный мир изменился. Мне кажется, мы больше не подходим, чтобы допрашивать тех, кто прибывает оттуда. – И добавляю: – Мне кажется, они отлично впишутся.

– Марвин говорит, что у девчонки есть потенциал, но она слишком уж гуманистична.

– Ничего плохого в этом не вижу.

– Не знаю.

Кажется, я впервые слышу, чтобы Гэри чего-то не знал.

– Ты на себя не похож, – говорю я и обнимаю его за плечи. Он обнимает меня за талию, и со стороны мы похожи на друзей или влюбленных, хотя на самом деле я гений, планирующий побег из тюрьмы для гениев.

Обед проходит без происшествий. Гэри ходил на восток, потому что я сказала, что нашла Станци с Густавом там. Он не прошел по лесу и километра, но утверждает, что там никто не проходил. Он уже распланировал поиски с участием всех гениев. Мы будем искать во всех направлениях. Весь день. Все выходные, если потребуется, главное – найти вертолет и сломать его. Хотя он не говорит ничего о том, что вертолет разрушат.

Он спрашивает Густава:

– Можешь вспомнить, с какой стороны вы зашли в лагерь? Или откуда вас привела Патрисия?

– Думаю, что знаю, откуда мы пришли, – отвечает Густав. – Могу показать.

Я вижу, что Гэри смотрит на меня, и улыбаюсь, зная, что завтра его не увижу. Потом вспоминаю Кеннета и улыбаюсь шире.

Я говорю новоприбывшим:

– Пока мы не ушли в лес, давайте я покажу вам сад.

Мы встаем и кладем посуду в раковину. В саду я мысленно разговариваю со Станци:

Я: Мы сегодня улетим.

«Знаю».

Я: Не могу выразить, насколько я вам благодарна за спасение. Я жизнью вам обязана!

«Мы вас спасаем?» – удивляется Станци.

========== Станци — вечер пятницы — звонок к ужину в Месте Прибытий ==========

Густав целый день ходил кругами по южной опушке леса и явно утомился. Мне хочется попросить его лечь поспать. Сказать ему, что таким усталым я его за руль не пущу.

– Как ты думаешь, сегодня ты увидишь вертолет? – спрашивает он. – Сегодня не вторник.

– Я тебе доверяю, – отвечаю я.

– Я спрашивал не об этом.

Я нервно перебираю пальцами. Здесь ногти растут быстрее. Или я просто забыла подстричь их перед отъездом. Я вспоминаю, какой сегодня день. Пятница. Мы прилетели вчера утром. И улетим, пока гении ужинают. Я отрываю кусок отросшего ногтя на указательном пальце и жалею Густава.

– Ты столько трудился! – говорю я. – Столько месяцев потратил!

– Почему ты такая грустная? – удивляется он.

Я пожимаю плечами:

– Потому что у нас не вышло.

Мне не хочется говорить «все было зря», и я выбираю более сдержанный вариант.

– У нас выходит, – отвечает Густав. – Все выходит.

Я смотрю на него, но он глядит мне через плечо; я оборачиваюсь и вижу, что сзади к нам подходит Гэри. Он сообщает Густаву, что следом поисковой отряд осмотрит западную часть, где старое поле – то, на которое мы приземлились. Я гадаю, будет ли Гэри скучать по Патрисии, когда она улетит с нами. Почему-то мне кажется, что не будет.

Вдруг в моей голове раздается чей-то голос. Ее – второй меня. Она в ужасе.

«Что вы творите? – спрашивает она. – Как можно взлетать с таким перевесом? Почему вы вообще не остались? Зачем вам улетать? А если разобьетесь? А если вы вернетесь в школу и она взорвется по-настоящему? А если вы вернетесь и напишете все экзамены на нули? А если вы вернетесь и Густав тебя разлюбит? А если там с тобой никто больше не будет разговаривать? А если они думают, что твой медицинский халат дурацкий? А если они думают, что тебе надо лучше ухаживать за волосами? А что, если ты не Станци? Что, если ты не Станци? Что, если ты не Станци?!»

========== Станци — вечер пятницы — четыреста тридцать в Месте Прибытий ==========

Когда мы остаемся вдвоем, я признаюсь:

– Не понимаю, зачем мы вообще сюда полетели. Как ты думаешь, зачем?

– Мы прилетели, чтобы забрать Патрисию.

– Я этого не знала.

– Я тоже, – отвечает Густав. Смотрит на часы и шепчет: – Уже четыре-тридцать. Хочешь сходить проверить, видишь ли ты вертолет?

– Нет.

– Почему?

– Мне плевать, вижу я его или нет. Я тебе доверяю.

Я собираюсь шепотом рассказать ему про горючее, но его голос в моей голове произносит: «Горючее заправлено. Патрисия все сделала. Мы готовы к отлету. Мне нужно только забрать кое-что в доме».

– Но нам нельзя ничего брать с собой! – шепчу я. – Вертолет не выдержит груза.

Густав улыбается:

– Мне нужна только карта, на остальное плевать.

– Карта у меня, – отвечаю я. – Мужчина из куста попросил беречь ее, и все это время она лежала у меня под бельем, – я похлопываю себя по заднице.

В доме мы встречаемся с Патрисией. Она явно волнуется. На ней легкое платье с короткими рукавами, и по ее плечам бегут мурашки.

Она мысленно спрашивает: «Карта у тебя?» Я киваю. Густав замечает, что мы общаемся, и, похоже, чувствует себя лишним.

– Не волнуйся, Густав, – утешает его Патрисия, – мы не будем обсуждать тебя за спиной.

Тут Густав извиняется и уходит в туалет.

Патрисия мысленно произносит: «Он тебя любит. Вы поговорили об этом?»

«Не то чтобы, – отвечаю я. – День был странный».

«Когда мы вернемся домой, все наладится», – думает она.

«Я хочу еще разок навестить Марвина, – признаюсь я. – Забрать его лекарства в мир».

«Это запрещено», – думает Патрисия.

«Но так нечестно!»

– Жизнь вообще нечестная штука, – отвечает Патрисия.

Густав нажимает на кнопку смыва. Патрисия мысленно произносит: «Густав знает, что делать. Когда прозвенит звонок на ужин, просто иди за ним».

Я поднимаю руку к ключицам и массирую орган вины, как показал мне Мартин, но я чувствую не вину, а беспокойство. Мы все понимаем, что наш план побега ненадежен.

Я сажусь за кухонный стол и пишу стих для Чайны, чтобы она могла все понять.