Шоколадный паж - Данилова Анна - Страница 16

Она отбежала от дома и задрала голову вверх – в Мишиной квартире оставалось освещенным только одно из трех окон. И тут в подъезде послышались небольшой шум, приглушенные голоса… Вера с бьющимся сердцем спряталась за дерево, то самое дерево, чья пышная крона помешала ей днем увидеть пассажиров большой черной машины, и замерла. Колени ее подкосились, когда она увидела двух мужчин в черных, с прорезями для глаз, шапках, надвинутых по самое горло (одним из них был сам Миша, она узнала его по фигуре), выносивших из подъезда нечто продолговатое и тяжелое, завернутое в белую простыню. Это был человек. Это могла быть Люба. Это и была Люба. Неживая Люба. Вера это прочувствовала до болезненного спазма в затылке, до тошноты…

Вера непослушными руками достала фотоаппарат и принялась щелкать один кадр за другим. Откуда-то из кустов выехала, мягко урча мотором, та самая черная иномарка, из которой вышло еще трое в таких же черных трикотажных шапках с прорезями. Они принялись открывать багажник и помогать укладывать туда белый кокон. Затем все сели в машину (номер был нарочно заляпан грязью) и уехали.

А Вера все щелкала и щелкала, не в силах остановиться. Зубы ее клацали от страха, а все тело словно превратилось в гигантскую сосульку. Так холодно бывает лишь зимой, когда на улице градусов десять мороза…

Теперь только бы фотоаппарат не подвел…

Москва, 2000 г.

Остановившись перед дверью, ведущей в свою квартиру, Валентина вдруг вспомнила о ключах. У нее не было ключей. В большом пакете, который ей передал Кайтанов с теплой одеждой и продуктами, их не было.

– Иуда, где ключи?

– А разве у тебя их нет?

Она разозлилась на него так, словно это он был виноват в том, что случилось с ней и с Кайтановым. И едва сдерживала себя, чтобы не нагрубить ему, не оскорбить.

– Что будем делать? – Она в порыве отчаяния навалилась, почти легла на дверь, нажав на ее гладкую и холодную, желтого металла ручку, и вдруг почувствовала, что падает, скользит… Иуда едва успел подхватить ее. Дверь распахнулась, и они оба ввалились туда. – Иуда! Двери не заперты! – Слезы душили ее. Это означает лишь одно: он не успел их запереть… Он может лежать сейчас где-нибудь с простреленной головой… Убийцы не заперли за собой двери… Господи, помоги мне…

Она бросилась в глубь квартиры и, быстро обойдя ее на подкашивающихся ногах, поняла, что ни живого, ни мертвого Кайтанова здесь нет.

– Валя, да успокойся ты… Он мог оставить двери открытыми, чтобы мы могли войти сюда. Понимаешь, все разом навалилось на него, и он просто не сообразил сначала отдать мне ключи, а потом, уже когда вспомнил про них, вернулся или послал кого-нибудь из своих людей, чтобы они открыли двери. Другое ничего в голову не лезет…

– Так. Надо успокоиться. Иуда, я сейчас начну собираться, а ты иди за своей машиной, как договаривались. Я уложусь минут в сорок, максимум в час. Как ты думаешь, мне грозит что-нибудь за это время? Сюда может кто-нибудь нагрянуть? Мне есть чего опасаться?

– Дело в том, что те, кто сейчас ищут твоего мужа, уверены, что ты в милиции… Еще никто, кроме следователя и прокурора, естественно, не знает о том, что ты на свободе.

– Но у тех людей, что охотятся за Левой, могут быть связи в прокуратуре… И они, узнав, что я сейчас, скорее всего, нахожусь дома, могут приехать сюда…

Тут взгляд ее упал на телефон, она схватила трубку.

– Слава богу, работает. Вот что, Иуда, беги за машиной, а я хорошенько запрусь и никого не впущу. Когда вернешься, позвонишь пять раз, и я буду знать, что это ты.

Иуда ушел, а Валентина без сил рухнула в кресло. Мысли ее разбегались, как мыши от вспыхнувшего света в темной кладовке. Они ускользали, растворялись в надвигавшемся на нее страхе перед неизвестностью. А еще она боялась потерять Кайтанова. Смертельно боялась. Вот уж тогда ей точно незачем будет жить.

Настойчивый приторный запах преследовал ее вот уже несколько минут, что она находилась в квартире. Немного придя в себя после ухода Иуды, Валентина поняла, что так могут пахнуть лишь духи. Хорошие женские духи, с ароматом которых она еще не была знакома. Первая мысль – это новые духи, которые ей купил Кайтанов. Вторая мысль – он разбил эти духи случайно… Третья – здесь могла быть женщина, крепко надушенная этими духами.

С безвольной улыбкой на губах Валентина двинулась по квартире, словно собака-ищейка по следу. Она искала источник этого запаха. Но не нашла. Им была пропитана вся квартира. Духами пахло даже в спальне. Кайтанов – аккуратнейший человек, и если даже он провел эту ночь один, без жены, то утром непременно бы застелил постель. Сейчас же Валентина видела разобранную постель, смятые подушки (две подушки!)… Она подошла поближе, и ей показалось, что на подушке… Она подошла еще ближе и села на кровать. На наволочке подушки, ее подушки, была размазана губная помада.

Валентина подскочила и заметалась по спальне. Затем ноги сами привели ее в гостиную, где она стала изучать каждый предмет в поисках следов пребывания здесь женщины. Но не нашла. Удар поджидал ее в ванной комнате, где на полочке она увидела свою расческу с застрявшими в ней белыми волосами, а в унитазе обнаружила плавающий, непотопляемый презерватив… Кроме того, в корзине с грязным бельем она нашла тщательно запрятанную белую сорочку Кайтанова, испачканную все той же розовой помадой. Какой неприятный, ядовитый цвет…

Оставалась еще кухня. Ожидая увидеть здесь два хрустальных фужера с остатками вина и следами губной помады на крае одного из них (традиционный набор любовников) и не обнаружив ничего подобного, она остановилась на пороге, не в силах понять, что же еще ее настораживает в чисто прибранной кухне. Вот. Одинокая пачка дамских сигарет, как будто спрятанная впопыхах на подоконнике за цветочным горшком… Он спит с курящей женщиной, которая красит губы ядовито-розовой помадой и любит приторные дорогие духи. Они – любовники. А как же я? Кто я? Беременная жена со всеми вытекающими из этого последствиями, обрекающими несчастного мужчину на воздержание… Как пошло. Как смешно. Как подло. Как невыносимо.

Она как завороженная смотрела на пачку сигарет, и из горла ее вырывались не то стоны, не то всхлипы…

Так вот какие у него неприятности. И вот почему он отправил за мной Иуду. Не мог прийти сам – ему требовалось время, чтобы привести в порядок квартиру после бурно проведенной ночи в объятиях с блондинкой. И это мой муж, Кайтанов? Но тогда почему же он не убрал сигареты? Презерватив? Не успел, бедняжка.

Валентина быстро собрала чемодан, сумку, куда положила все консервы, какие только нашлись в холодильнике, затем вскипятила воду и заварила чай, приготовила бутерброды и села у окна на кухне поджидать возвращения Иуды. Ей требовалось время на то, чтобы решить, как ей поступить дальше. Понятное дело, ей нельзя больше ни минуты оставаться в этой проклятой квартире. Кайтанов – такой же, как и Либин. Все они – одинаковые в своем стремлении постоянно пополнять свой арсенал мужественности новыми жертвами, женщинами… Но если Либину женщины сами вешались на шею, то Кайтанову наверняка приходилось бороться за каждое новое женское тело. Он завоевывал их, околдовывал, как околдовал в свое время и ее, дурочку Валю из провинциального города Саратова.

Слез не было. Они сменились апатией и желанием поскорее покинуть этот дом, в котором можно было задохнуться от предательства…

Надо было подумать, что сказать Иуде. Без него ей будет, конечно, трудно. Может, это даже хорошо, что он поверил в этот бред, связанный с неприятностями в банке. Тем проще ей будет уговорить его сопровождать ее в Саратов, куда она решила вернуться. Там у нее была квартира и даже дача на берегу Волги. И она бы смогла сама прямо сейчас уехать отсюда на Павелецкий вокзал и купить там билет на ближайший саратовский поезд, если бы не опасения, связанные с ее состоянием. То, что ее перестала бить нервная дрожь и больше не клацали зубы, еще не означало, что она успокоилась. Кризис может наступить в поезде, по дороге домой, и тогда она может скинуть ребенка. А это все, что у нее осталось, – ее будущий ребенок. Хотя почему будущий? Он уже давно живет в ней и слышит все, что происходит вокруг них.