Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий - Страница 60

Ностальгические воспоминания совсем испортили мне настроение, и я решил полностью погрузиться в решение поставленной мне задачи. Нужный адрес я нашёл сразу — спасибо, прохожие подсказали, ибо карты у меня с собой не было.

Каково же было моё разочарование, когда я узнал, что в указанном в записке переулке нет дома с номером пятнадцать. В переулке всего-то было домов пять. Вот что прикажете делать, товарищи?

Кое-как я разузнал у местных, где вообще жила достопочтенная тётушка донны Катарины — почти за десять километров от указанного адреса. Да и не живёт она там уже, ибо ещё пять лет назад старушка упокоилась с миром, а сейчас в том доме проживает её старший сын-аббат. Интересно, знала ли об этом донна Катарина? Если да, то дело попахивает западнёй.

Как бы то ни было, я всё-же решил добраться до дома, где жила покойная тётушка Бьянка. Может быть, её сын знает что-либо о маэстро Прести или хотя бы Марио Дури?

Комментарий к Глава 26. «Автостопом» до Неаполя Улица Змей — Via Serpenti

Принцесса Пупырка — героиня мультфильма “Время приключений”, горячо любимого главным героем

====== Глава 27. Аббат-неформал и ночь в «страшном» доме ======

К середине дня мой основанный на графах поисковый алгоритм нахождения объекта на карте Неаполя наконец-то вывел меня к нужному результату. За две недели, проведённые в чужой стране, в условиях борьбы за выживание, я совсем обнаглел и уже безо всякого стеснения первым вступал в диалог. Что в рамках конкретной области оказалось непросто: я с трудом понимал, что говорят прохожие. Неаполитанский диалект резко отличался от того итальянского, который я учил по видеокурсам. Особенно различие было заметно среди простого народа, с которым мне как раз и пришлось иметь дело при выяснении расположения интересующего меня объекта.

За время поиска я успел весьма хорошо пообщаться с местным населением: обсудил с торговцем из овощной лавки и самолично протестировал разные сорта помидоров, выслушал душераздирающий рассказ цирюльника о вредном клиенте, поспорил с каким-то бродячим «виртуозом» с лютней о том, как надо петь ноту «ля» второй октавы — с использованием обоих регистров или только головного. Наконец, вступил в бесполезный разговор с одним бедно одетым синьором, который решал серьёзный для всей его многочисленной семьи вопрос: делать ли операцию старшему сыну или нет? Я, конечно же, с позиции человека своей эпохи, эпохи гуманизма и демократии, тем более, сам пережив подобный кошмар, всячески пытался отговорить беднягу. Но потом понял, что неправ. Мальчик с хрустальным голосом был единственной надеждой на спасение всех своих десяти сестёр от голодной смерти. Правда, и риск был огромен.

После этого разговора я смутно начал понимать мотивацию людей того времени, которые жертвовали собственными детьми ради «светлого будущего». Почти как на заре Советской власти, подумал я. Вот только не всегда это «светлое будущее» наступало. Кто-то так и оставался за бортом, утягивая на дно всех остальных.

Наконец, посредством посещения всех «информативных вершин», я добрался до нужного мне адреса.

Достопочтенный аббат Густаво Чамбеллини, приходившийся донне Катарине троюродным братом, жил на юго-востоке города в старом обшарпанном доме, заросшем мхом и плющом и производившим впечатление ветхости и заброшенности. Все окна были закрыты, свет не горел ни в одном. Неудивительно, ведь в это время дня все благочестивые католики были на мессе.

Решил подождать, пока аббат вернётся домой. Прошло часа два, но никто так и не появился. Нет, не говорите, что он уехал. Ради чего я тогда прошёл двадцать километров пешком? Только подошвы на кроссовках стёр и промок как Губка Боб на дне океана.

К счастью, в одном из окон блеснуло нечто, похожее на огонёк. Обрадовавшись, я попытался позвонить в дверь. Не вышло: звонок заржавел. Поэтому я лишь аккуратно постучал. Послышались шаги.

 — Кто здесь? — раздался из-за двери звонкий тенор.

 — Моё почтение, падре Чамбеллини! Я Алессандро Фосфоринелли.

 — Что ж, приветствую, — ответили мне столь же звонким голосом.

Однако дверь открылась не сразу. Я услышал какую-то возню и понял, что замок тоже заржавел.

Через пять минут дверь всё же открылась. Взору моему предстал тощий высокий человек лет пятидесяти, с длинными, почти до колена, седыми и нечёсанными волосами и одетый в некогда богатый, уже совершенно ветхий и непонятно какого цвета, костюм. Лицо его заросло щетиной, а взгляд показался каким-то неестественно восторженным. На монаха он не был похож — чересчур экзальтированный, на йога — тоже, те всё-таки следят за своим телом. В голове возникла ассоциация с хиппи и соответствующей этому направлению травой, но я всячески избегал этой мысли.

 — Что же привело ко мне уважаемого синьора Фьоринелли? — с блаженной улыбкой вопросил аббат.

 — Фосфоринелли, с вашего позволения, — осторожно поправил его я. — Меня прислала синьора Катарина Кассини.

 — О, что же вы раньше не сказали! Проходите, синьор Фторинелли, — кажется, у не старого ещё человека начался склероз, подумал я.

Когда я переступил порог, мне сразу же бросился в глазах жуткий бардак. Я удивился сам себе, ведь в прежней моей жизни меня всегда ругали за нежелание прибираться в комнате. Помню, сколько раз мама возмущалась, выгребая из-под моей кровати целые горы носков, пластиковых бутылок, пакетов от сухариков, апельсиновые корки и ещё много чего интересного. Но до великой свалки, царившей в гостиной неаполитанского аббата, моему скромному уголку грязнули было далеко.

 — Присаживайтесь, синьор, — аббат любезно указал мне на деревянный стул, спинку которого прочно опутал своими сетями большой паук. — Не желаете ли выпить чего-нибудь с дороги?

 — С превеликим удовольствием, — ответил я, поскольку устал и немного замёрз. Всё-таки зима в те времена отличалась низкими температурами даже на юге Европы.

 — Прошу, — дон Чамбеллини, достав из сундука две стопки из горного хрусталя и пузырёк с прозрачной коричневатой жидкостью (должно быть, нечто вроде коньяка, подумалось мне), трясущейся рукой разлил её по стопкам.

Глянув к себе в стопку, я с отвращением обнаружил там пару дохлых мух и клопа. Спасибо, что хоть сухарь из кулича не предложил на закуску. Всё же, сделав усилие, я притворился, что выпил.

— Так как поживает моя троюродная сестра? — поинтересовался аббат.

 — Думаю, что неплохо, — ответил я, про себя отметив: если не считать присутствия в её доме ненавистного ей сопраниста Алессандро. — По правде сказать, синьора Кассини поручила мне навестить вашу глубокоуважаемую матушку и передать ей вот этот абрикосовый джем. Но, как мне сказали… В общем…

 — Странное поручение. Ведь Катарина присутствовала на похоронах, — задумчиво ответил падре Чамбеллини. — Но почему она отправила сюда вас?

Честно сказать, я и сам бы хотел это знать. Но решил ответить помягче.

 — Я временно исполняю обязанности лакея в доме Кассини, — ответил я.

 — Лакея? С таким-то ангельским голосом? Да вы созданы для пения, синьор… как вас там… Ох, Катарина, умеешь же ты находить вещам неподходящее применение, — усмехнулся аббат.

 — На самом деле, я имел счастье петь в Сикстинской Капелле. Но только я больше там не пою, так как намерен делать карьеру в опере, — не мог же я ему сказать, что меня выкинули из Капеллы!

 — Театр суть зло, сын мой, — воскликнул Чамбеллини. — Юные virtuosi попадают туда невинными мальчиками, а уходят развращёнными и сластолюбивыми монстрами.

 — Не беспокойтесь за меня, падре Чамбеллини, — холодно возразил я. — Мне уже достаточно много лет, чтобы противостоять сомнительным соблазнам.

 — Тогда вам уже поздно начинать оперную карьеру, — аббат резко поменял ход своих мыслей.

 — Возможно, вы правы. Но мой учитель считает иначе, — я счёл нужным сослаться на мнение более уважаемого человека, чем я.

 — Кто ваш учитель?

 — Синьор Доменико Мария Кассини, ваш троюродный племянник.