Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий - Страница 49

 — Кстати, знаешь, кто у нас теперь ведущее сопрано? — скривился Стефано.

 — Откуда? Я же там не был, — ответил я.

 — Так тот Комар! Которого, если помнишь, сам Папа не пожелал слушать. А теперь вот поёт. Кардинал объяснил, что, видите ли, больше некому.

 — Час от часу не легче! — вздохнул я. — А как же Микелино Фраголини?

 — Он у нас пока привыкает, — снисходительно объяснил Карло. — Пришёл к середине мессы, спел две ноты и устал. Попросил, чтобы принесли ему кресло. Оставшуюся часть богослужения пел, сидя в кресле, параллельно отвлекая вопросами Стефано.

 — Главное, что я просто опешил от его вопросов. Нет бы спросить, что поём дальше, так стал выяснять, где в Риме продаются апельсины в шоколаде! Я молча написал адрес, так Микелино обиделся, что с ним не разговаривают, устроил истерику и убежал. Ужас какой-то! Вспомнил добрым словом старика Фосфоринелли, — вздохнул Стефано. — О, кстати, ты выглядишь странно. Донна назначила мусорщиком?

 — Почти, — угрюмо ответил я. — Скоро точно пойду с песнями и шляпой: «Подайте бедному, несчастному инженеру-сопранисту!»

 — Да, насчёт инженера, — вдруг вспомнил Карло. — Я поговорил с главным механиком, тот поговорил с директором. В общем, со следующей недели у нас начинается проектирование летающих машин для оперы «Пандиониды», а я, к сожалению, не смогу принять участие из-за повышенной нагрузки в Капелле. Предложил им тебя, вкратце рассказав, чем занимаешься. Сказали, что тебя берут на расчётные работы.

 — Отлично, как раз освобожусь к этому времени от рабства, — ответил я. — Только надо бы мне вспомнить основы теории устойчивости. Может у Никколо книжка завалялась?

 — Он не по книжкам изучал, — засмеялся Стефано.

 — У меня есть, — ответил Карло. — Передам вечером Доменико в Капелле.

Освободившись от рутинной работы, я отправился в комнату Эдуардо, где усердный ученик уже ждал меня с листком бумаги, пером и чернильницей. На этот раз мы целые два часа потратили на геометрию и черчение, и я окончательно убедился в архитектурно-строительных склонностях подростка.

 — Эдуардо, я думаю, тебе всё-таки необходимо пообщаться с Никколо Альджебри. Поверь, он неплохой человек, а как архитектор так вполне талантлив.

 — Что ж, Алессандро, я попробую. Если только меня пригласят к Альджебри.

 — Обязательно. Надо же когда-то нанести визит Чечилии.

Поздно вечером Доменика опять пришла ко мне в комнату. В руках у неё был спинеттино.

 — Как ты себя чувствуешь? — сразу же спросил я.

 — Уже всё прошло. Надеюсь, завтра в Капелле будет не так… ужасно.

 — Зачем спинеттино? — спросил я.

 — Будем заниматься, — с улыбкой ответила моя печальная муза.

 — Но ведь я уже не пою в хоре Капеллы, — вздохнул я. — Какой смысл?

 — Заниматься в любом случае надо. Хотя бы для души.

 — Для души, — проворчал я. — Мне работу искать надо, а не петь для души. Карло обещал устроить меня в театр помощником инженера.

 — Да, я знаю. Он попросил передать тебе учебники. Ты совсем не хочешь петь в опере? — удивлённо спросила Доменика.

 — Кто меня туда возьмёт? — усмехнулся я. — Я уже старый. Да и голос не тот, Каффарелли сказал…

 — Нашёл кого слушать! — возмутилась Доменика. — Тоже мне, истина в последней инстанции. Обыкновенный посредственный сопранист…

 — Увы, не посредственный. Лет через десять он покорит мировую оперную сцену.

 — Откуда ты зна… О, Алессандро! Мне даже в голову не приходило, что ты можешь знать то, чего в силу обстоятельств не знаю я. Увы, когда меня сюда принесло, я не имела никакого понятия ни о Каффарелли, ни о «виртуозах» вообще. Для меня стало шоком и кошмаром, когда я впервые услышала об этой страшной операции из уст маэстро Кассини.

 — Для меня это тоже было кошмаром, но не таким, как я испытал на себе.

 — Не продолжай. Я всё понимаю, — ответила Доменика, коснувшись рукой моего плеча.

Мы снова лежали на одной кровати близко друг к другу и смотрели в потолок. На этот раз я даже не осмелился приставать к моей возлюбленной, дабы не стать инициатором соблазна.

 — Прости за болезненный вопрос, Доменика. Но каким образом ты оказалась здесь, в восемнадцатом веке?

 — Какой в этом смысл сейчас? — вздохнула Доменика, положив голову мне на плечо. — Всё равно мы ничего не сможем сделать.

 — Зря так говоришь. Dum spiro — spero, как говорится.

Я не переводил эту фразу на итальянский, так как знал, что Доменика меня поймет. Ведь латынь в то время была обязательным предметом, вроде как у нас — английский.

 — Что ты можешь для этого сделать?

 — Во-первых, установить причину. Во-вторых, подобрать возможные решения и пробовать каждое из них. Поверь, один я с этим не справлюсь. У меня просто недостаточно исходных данных для решения этой проблемы. Но вместе мы обязательно докопаемся до истины.

 — Что ж, Алессандро. Попробую. Хоть спустя столько лет я многое забыла, но постараюсь вспомнить. Я открыла глаза, а на меня смотрел мой отец в странном костюме. Я тогда сказала маэстро, что он похож на принца из сказки, на что он только рассмеялся. Позже я с ужасом поняла, что это не мой отец, хотя и звали его так же — Алессандро Кассини.

 — Ты говоришь о том, что произошло после твоего появления здесь. Но что было до этого? — с нетерпением спросил я, желая узнать подробности.

 — До этого… Я плохо помню.

 — Вспомни, прошу, — умоляюще прошептал я.

 — Хорошо. Я… попробую.

====== Глава 23. Восстановление данных в памяти ======

 — Я помню… Мне было лет шесть. Хотя я всем говорила, что мне восемнадцать и я великая оперная певица, — с лёгкой усмешкой Доменика начала свой рассказ. — Моя крёстная, синьорина Фратти, часто присматривала за мной, пока родители были на работе. Отец, насколько я помню, работал директором, а мама занималась какими-то проектами.

Должно быть, менеджер по проектам, подумал я.

 — Они уезжали на работу рано утром и возвращались только к ночи, а я оставалась с бабушкой и крёстной. Альбертина тогда была совсем юной девушкой, говорила, что учится и пишет сертификат…

 — Может, диплом? — осторожно поправил я.

 — Может. Я всё равно не знаю, что это. Не отвлекай меня. Крёстная часто водила меня в музеи и театры, именно благодаря ей я ещё в пять лет приняла решение посвятить себя музыке, а именно — пению.

Невероятно, мысленно поразился я. Помню, я в пять лет даже не думал о своём призвании, занимаясь всякими глупостями — вроде нападения на Трою, располагавшуюся под столом на кухне, с пластиковым мечом, щитом, роль которого играла крышка от кастрюли, и в «настоящем ахейском» шлеме из дуршлага. С трудом преодолев военные укрепления из стульев, я, как завоеватель, с триумфом вошёл в город и взял в плен многочисленное население, состоявшее из кукол старшей сестры (за что потом получил подзатыльник от неё же).

Правда, я всё же был не настолько плохим ребёнком, поскольку пару раз даже участвовал в спасательной операции по освобождению тех же самых кукольных героев, похищенных злобным Тритоном, роль которого великолепно исполнил каким-то образом оказавшийся у нас в гостях кузен Федя, с мухобойкой вместо трезубца.

 — Ты не слушаешь меня, Алессандро, — с упрёком сказала Доменика.

 — Что ты, слушаю. Просто опять немного завис.

 — Наибольшее впечатление произвела на меня одна опера… Названия не помню. Но всё, что происходило на сцене, напоминало сказку. Потрясающие мифологические герои, воины, волшебники. Ещё там была высокая женщина в шлеме, она пела что-то невероятное.

 — Валькирия? — предположил я. — «Кольцо нибелунгов»?

 — Может быть, я не знаю. Но на тот момент мне казалось, что меня просто уносит мощной волной причудливой музыки, не похожей на современную, восемнадцатого века. Знаешь, если то, что сочиняют в наши дни, я могу сравнить с серебряным ручьём, блистающим на солнце, то, что я услышала тогда, напоминало, скорее, шторм на море.