Пепел Вавилона - Кори Джеймс - Страница 70

Они с Фредом немало повоевали — и лицом к лицу, и плечом к плечу. А потом снова стали противниками. Столкновение империй — только вот Доуз сомневался, существуют ли еще империи. Каждый поступок вел их сюда: одного к смерти, другого к жизни, которой он не узнавал и не понимал.

Человечество изменилось, не изменившись. Низость и благородство, жестокость и милосердие никуда не делись. Лишь частности уходили у него из–под ног. Все, за что он сражался, принадлежало как будто другому человеку из другого времени. Ну что ж. Светочи переходят из рук в руки, такова их природа. Не о чем тут грустить. И все же ему было грустно.

— Ну вот, ваша взяла, — обратился он к пустоте. — Последняя победа делателя королей. Чертовски надеюсь, вы знали, чего добиваетесь. И надеюсь, вы не ошиблись в своем Холдене.

Почти час спустя дверь открылась. Вошел молодой парень. Густые темные кудряшки, теплые, глубоко посаженные глаза, тонкие застенчивые усики. Доуз кивнул ему, и паренек кивнул в ответ. Оба помолчали.

— Пердон, — заговорил парень. — Не хочу мешать, я. Просто мне положено их снять. Просто…. по расписанию.

Доуз кивнул, махнул ему, разрешая. Парень двигался сперва робко, потом увлекся работой, забыв, что это не просто работа. Полковник сошел со стены первым, за ним — глава АВП. Улыбчивый мальчишка с книгой продержался до последнего.

Когда–то давно ребенок помахал фотографу, не зная, что этот взмах будет и его последним жестом. Теперь не стало ни мальчика, ни палача. Парень снял снимок, скатал в трубку вместе с остальными и засунул в чехол из дешевого зеленого пластика.

Выходя, он остановился.

— Вы в порядке, вы? Что–нибудь нужно?

— В полном, — заверил Доуз. — Просто я побуду здесь еще немного. Если можно.

Глава 35

Амос

Секс относился к тем вещам, с которыми у него складывалось не как у всех. Амос знал все, что положено знать, о любви и привязанности, просто ему это представлялось болтовней. Он умел и поболтать. Знал, как люди об этом говорят, и сам мог говорить, как принято, чтобы не выделяться.

На практике он знал силу прикосновения к другому живому телу и уважал эту силу. Напряжение за недели и месяцы под ускорением накапливалось, подобно голоду или жажде, только медленнее, и, если его игнорировать, смертью не грозило. Он не противился этому давлению. Во–первых, противиться было бы глупо. Во–вторых, не помогало. Он просто его отмечал, приглядывал за ним. Помнил о нем, как о любом мощном и опасном инструменте в своем рабочем помещении.

Если они заходили в порт, где имелся лицензированный бордель, Амос шел туда. Не столько потому, что там безопасно, сколько потому, что все опасности этой среды были ему знакомы. Он мог их распознать, они не заставали его врасплох. Следовало позаботиться о том, что требовало заботы, после чего оно какое–то время его не донимало.

Может, у других было иначе, но ему и так годилось.

Главное, потом ему обычно удавалось поспать. Поспать по–настоящему. Глубоким сном без сновидения, из которого трудно вынырнуть, пока не выспишься. А сейчас он больше смотрел в потолок. Последняя девушка — ее звали Мэдди — свернулась рядом, намотав простыню на ноги, обхватив рукой подушку и тихонько похрапывая. Чем хорошо брать комнату на всю ночь — что тебе обычно выделяют тихую, в глубине. Мэдди он использовал, как и она его, еще в прошлые разы, когда «Роси» стоял на Тихо, и она ему нравилась, насколько мог нравиться человек, не принадлежавший к его племени. Доверие, с которым она засыпала рядом с ним, согревало в животе что–то, обычно остававшееся холодным.

У нее была щербинка между передними зубами и самая светлая кожа, какую ему приходилось видеть. Она умела краснеть по команде — отменный фокус — и такую жизнь вела с детства. Еще до того, как перебралась на Тихо и занялась этим легально. Детство Амоса, прошедшее в нелегальных притонах, позволяло ему легко находить тему для разговора до и после, и девушка не ждала от него блевотно–душеспасительных «ты достойна лучшего». И знала, что он не назовет ее шлюхой и не станет от смущения насильничать, как бывало с иными клиентами. Он любил, кончив, потрындеть с ней, а ее легкий храп обычно не мешал ему отрубиться.

Но сейчас ему не храп мешал уснуть. Амос знал, что ему мешает.

Он встал тихо, чтобы не разбудить девушку. С ней он расплатился, комнату снял на всю ночь, а денег за неиспользованное время заведение все равно не вернет, так что пусть отдыхает дальше сама. Собрав одежду, он выскользнул за дверь и закончил одеваться в коридоре. Когда натягивал комбинезон, проходивший мимо клиент встретился с ним глазами и коротко кивнул. Амос улыбнулся с обычным дружелюбием и посторонился, а потом застегнул молнию и направился к докам.

«Роси» на Тихо проводил времени больше, чем в любом другом порту, — здесь его обычно собирали по кусочкам после очередного «что–то пошло не так». Тихо не была домом — домом был только «Роси», — но Амос так ее изучил, что мог ощутить перемены. Перемены в том, как переговаривались люди в коридорах. В картинках новостей. Он уже повидал такие перемены, от которых хода назад нет. Так изменилась Земля. А теперь и Тихо. Как будто большая медлительная волна, накрывшая избитую камнями Землю, захлестывала теперь все места, где обитали люди.

Амоса на Тихо тоже знали в лицо. Не так, как Холдена — тому было не войти в комнату, чтобы на него не принялись глазеть, тыкать пальцами и перешептываться. Амос предчувствовал, что со временем это станет проблемой, но не знал, как ее исправить. Он даже не был пока уверен, чего опасается.

Вернувшись на корабль, он спустился в мастерские, на свое рабочее место. «Роси» сказал ему, что Холден сейчас на камбузе с Бабой–Бобби, Наоми в койке, а Персик работает — заменяет тот клапан, о котором они говорили. Он сделал отметку в своем расписании — перепроверить, когда она закончит, хоть и не сомневался, что девушка справится. Персик оказалась очень неплохой работницей. Толковая и целеустремленная, она, кажется, действительно любила чинить и налаживать и никогда не ворчала на трудности корабельной жизни. «Все дело в точке зрения», — рассуждал Амос. Самый паршивый корабль лучше лучшей камеры в яме хотя бы уж потому, что ты его сам выбрал.

Он влез в свое кресло, вывел на экран технические рапорты и прокрутил то, что успел просмотреть раньше.

Не то чтобы он ожидал найти что–то новое. Просто хотел проверить свою реакцию, когда доберется до странного. Добрался и некоторое время рассматривал данные. Выпущенные Бобби торпеды. Их траектории. Сводка ошибок. Да, реакция осталась прежней: его это гложет.

Амос закрыл рабочий пост.

— Хэй! — окликнула его Персик, заходя со стороны машинного с баллоном изолирующего полимера на плече.

— Хэй, — отозвался он. — Как дело, идет?

Она так и осталась тощей. Тонула в стандартном костюме минимального размера. Пришлось подправить программу, убеждая «Роси», что летающий на нем может быть таким легким. Но здоровья у нее от работы прибавилось — на вид.

Она открыла шкаф прикосновением большого пальца, уложила на место баллон и упала на свое место.

— Клапаны я заменила, но мне еще не нравится внутренняя дверь в грузовой шлюз. Ошибки не показывает, а с питанием нечисто.

— И вправду грязь или в пределах допуска, а тебя просто бесит, что не чисто?

— Второе. — Персик ухмыльнулась, но улыбка ее сразу погасла. — Ты в порядке?

— Что за вопрос? — улыбнулся он.

— Вижу, что не в порядке, — объяснила она.

Амос выгнулся назад, потянул шею. Ему бы и хотелось рассказать ей о торпедах, однако он не мог себе представить, чтобы так поступил Холден. А это дело было по части Холдена, так что он только плечами пожал.

— Надо кое–что обсудить с капитаном.

— Тогда мы возвращаемся к варианту: «Бросать на них корабли, пока у них боеприпасы не кончатся», — сказала Бобби. Голос ее звучал четко и резко. Кто ее не знал, решил бы, что десантница вне себя, но Амос почти не сомневался, что она наслаждается происходящим. Он задержался в коридоре перед дверью камбуза. На самом деле, даже реши они отправиться к Медине, вроде как затоптать гадину, из порта еще день–другой не выйдут. Можно было отложить вопрос на потом, а сейчас пусть себе строят планы. Но Амосу еще хотелось бы наконец уснуть спокойно, так что он все–таки вошел.