Банк - Данилов Всеволод Семен Данилюка - Страница 63

— Скажу. Все скажу, — Решечкина задумчиво перекрестила его со спины.

Забелин ворвался к Курдыгову с охранником на плечах.

— Рвется, слушай! — не решаясь ударить странного, нетерпеливого посетителя, объяснился охранник. — Я ему говорю, кто ты? А он, понимаешь…

— Ступай вон. Все вон! — при виде исступленного вице-президента «Светоча» Курдыгов выбежал из-за стола. — Что случилось? Беда, да?

— Беда, Аслан, да! Помощь твоя нужна.

По мере того как Забелин сначала сбивчиво, а потом, приходя в себя, более связно, рассказывал о случившемся, Курдыгов мрачнел, стараясь не показать этого. В какой-то момент он нажал на кнопку, пробормотал что-то вбежавшему помощнику и продолжал слушать, огорченно причмокивая.

— Против Онлиевского, стало быть. М-да, неперспективно.

— Максим-то здесь ни при чем. Хвост распустил, так это просто меня прикрывает!

— Но ты-то. Сам-то понимаешь, что с тобой…

— Да не обо мне речь, Аслан! Да и ничего со мной. Я эти акции треклятые сегодня же на «Профит», мельгуновскую компанию, переоформлю и — некого, считай, заказывать.

— Но тогда? Денег нет, акций нет. С чем сам-то останешься?

— С собой, с собой останусь, Аслан! Иль мало? Не время сейчас. Разотрут ведь мужика.

— Это конечно. — Курдыгов подставил ухо вбежавшему помощнику, жестом кисти вновь отпустил. — Стало быть, мошенничество и впрямь предлог. Узнал, куда друга твоего увезли. Под Онлиевским они. Туда кривого хода нет.

— Ну так скажи хотя бы где. Я сам туда прямиком поеду!

— Не горячись, не мальчик! Вместе поедем. Все по закону сделаем. Только козырного туза с собой возьмем. — Он посмотрел с кавказской хитрецой, которую обычно старательно прятал под сшитым на заказ европейским, по последней моде, костюмом.

— Ну что? — Пышнотелый человек в накинутом на плечи мундире капитана милиции и с перебинтованным горлом глотнул еще стакан горячего молока, впихнул в себя бутерброд и с демонстративным пренебрежением посмотрел на двух молодых милиционеров. По их удрученному виду все и так стало ясно.

— Да все, как учили, делали, — горячась перед начальником, доложил старший по званию сержант. — По почкам от души постучали. В Лосиноостровский завезли. Ну как обычно: «Копай для себя могилу, сука. Кончать здесь будем». Но такая падла упрямая попалась. Не подписывает, и все. Хоть и впрямь кончай.

— Салажня вы. Фраерка развалить не умеете. — Под презрительным взглядом капитана милиционеры смешались. — Надо было в яму эту столкнуть и землицы как следует сверху присыпать. Чтобы уж в рот попадала. На этом не один сломался. Все самому приходится. Давайте его сюда, недоумки.

Придерживая под руки, упирающегося Максима заволокли в кабинет и с силой толкнули вперед так, что, перебрав непослушными ногами, он едва увернулся от угла стола и оказался на полу.

— Симулируешь, паскуда? — Над ним, расставив ноги, нависла громада в кителе на плечах. Громада присела, участливо посмотрела на пытающегося подняться мужчину. — Ты что ж думаешь, это все всерьез было? Это репетиция была. Молодые чуток потренировались. А теперь и поговорить пора.

И коротким, резким движением ударил его с двух сторон ладонями по ушам.

От невиданной боли Максим взвыл и, обхватив разрывающуюся голову, покатился по полу.

— Вот видите, уже и психологический контакт с подозреваемым начинает устанавливаться, — отряхивая колени, которыми он невольно коснулся пола, удовлетворенно заметил капитан. — Все можно, ежели умеючи. Посадить эту падлу на стул.

— Ну так вот, мошенник, — возобновил он допрос, дождавшись, когда в глазах сидящего появится осмысленное выражение. — А кто же ты, как не мошенник? Думаешь, можно безнаказанно у уважаемых людей трудовые их миллионы уводить? А ведь они им тяжело достаются, эти миллионы-то. Но ты забыл, видно, что есть еще органы правопорядка и бдят они на страже интересов, так сказать, человеческих.

— Это тебе не прогнившая американская фемида, которую ты привык покупать, — стремясь восстановить доверие начальства, пошутил сержант. Но, остановленный суровым взглядом, ретировался к стене.

— Так что подписывай-ка, мужик, договоры эти — и вали отсюда по-доброму, — вернулся к прежнему разговору капитан.

Максим, до которого все происходящее доходило через какую-то пелену, попытался скривиться, но одеревеневшее лицо не слушалось. Тогда он вложил правую руку в левую и принялся выстраивать из непослушных пальцев кукиш.

Удар дубинкой — и обе руки обвисли вдоль тела.

— Да ты никак шутник! — взъярился капитан. — Так и я тоже. И раз уж мне люди доверили, так я их не подводил. И не подведу! А потому если ты, погань, сейчас не подпишешь, так мы тебя в подвал опустим и для начала… — Он свел два пальца в кольцо и принялся двигать меж ними дубинкой. — Так отымеем, что потом ни один пидор дел с тобой иметь не захочет. Это если ты вообще отсюда выйдешь. А я уж и сомневаюсь. Потому как ты упрям и, выйдя отсюда, можешь попытаться опорочить репутацию безупречных наших органов. А у меня, кстати, и звание очередное подходит. Так что, не подписав, не выйдешь. Тащите падлу в подвал!

Но, вопреки ожиданию, впитывавшие до того искусство допроса подчиненные не бросились выполнять приказание. Они прислушивались к тому, чего не услышал увлеченный своей речью капитан. Со стороны дежурной части доносились громкие, стремительно нараставшие голоса.

— Товарищ капитан, что-то не то…

В следующее мгновение в кабинет вбежал лейтенант.

— Там! Идут! — едва успел выкрикнуть он и, глянув назад, вытянулся в струнку.

В раскрытую дверь стремительно вошел генерал-майор милиции, за которым едва поспевали два подполковника, следом вошли двое в штатском — Курдыгов с Забелиным.

— Максик! — Забелин бросился к обвисшему на стуле другу.

Генерал меж тем остановился перед вытянувшимся капитаном. Нарочито медленно протянул руку и с силой рванул на себя погон.

— Твой?

— Мой, — один из подполковников подскочил сбоку. — Мой, к сожалению!

— Полдня тебе даю. Чтоб восстановить законность, — едва сдерживаясь, чтоб не ударить стоящего перед ним офицера, приказал генерал. — Всех… восстановить. Или я тебя самого восстановлю по самое некуда.

И, развернувшись, в сопровождении второго подполковника зашагал к выходу. Возле Курдыгова притормозил:

— В расчете.

— В зачете, — мягко подправил тот.

Генерал зябко подернул плечами и, не задерживаясь более, переступил через порог.

— Полдня много, товарищ генерал! Я их, тварей, за час! — крикнул вслед выходящим оставшийся подполковник.

В голосе его было такое, от чего лицо капитана, до того лишь удивленно-растерянное перед генеральским гневом, покрылось крупным, хлынувшим изо всех пор потом.

— Так ты, стало быть, на частные заказы сел? — вкрадчиво, поглаживая рукой лежащую на столе дубинку, поинтересовался подполковник. — Без согласования с начальством мундир позоришь? Да я тебе, паскуда, сейчас демократизатор этот в жопу засуну!

— О Боже, — простонал Максим. — Алеха, уведи ты меня из этого бардака.

— Дурашка же ты! — бормотал Забелин, с помощью Курдыгова выводя обессилившего Максима, из ушей у которого сочилась кровь. — Ну что за осел выискался! Подписал бы все, к чертовой матери. Знаешь же, что ни черта твоя подпись не стоит. Так нет, весь мир переупрямить хочешь.

Краем глаза он заметил, как всколыхнулся при последних словах крепко и, как выяснилось, напрасно подставившийся капитан, которому теперь, похоже, не суждено было стать майором.

Придерживая все еще похрипывающего от боли Максима, Забелин не без труда отомкнул дверь своей квартиры.

— Потерпи еще! Я с дороги бригаду врачей вызвал. — Сидоренко оказался одним из немногих, кому удалось помочь снять вклад. — Посмотрят уши твои, да и почки тоже. Как они?

— Вроде отходят.

— Вот и ладушки. Сейчас Наталье позвоним. Тоже из-за тебя, дурака, не в себе. Пару дней у меня оклемаешься. А там, черт с тобой, рви за бугор. Раз уж с нами невмоготу.