Статика - Данихнов Владимир Борисович - Страница 43

Проходящий мимо офицер с винтовкой в руках с намеком поглядел на возмутителей спокойствия, и те притихли. Правда, не сразу: математик из Питера еще долго что-то бурчал себе под нос, возмущаясь какими-то сотрудниками своей кафедры, которые обсмеяли его теорию насчет червей.

Очередь продвигалась довольно быстро, и мы с Генкой уже через пять минут оказались у дверей. Дорогу нам перекрыли два металлических столбика, воздух возле которых был как бы сгущен (обман зрения и верный признак присутствия силового поля), а кроме них — двое неулыбчивых солдат.

— Документы! — потребовал один из них.

Второй в это время колдовал свободной рукой передо мной и Генкой.

Я хотел было сказать, что меня уже проверяли на наличие взрывчатки, но передумал. Себе дороже.

— Чисто! — сказал первый и вернул мне документы. Я в лишний раз порадовался изобретательности червя Леши.

Второй солдат утвердительно кивнул секундой позже, силовое поле между столбиками исчезло, и мы прошли на перрон.

Здесь было солнечно и многолюдно. Серебристый поезд-монорельс блестел в лучах восходящего солнца, как новогодняя игрушка, падающий с неба пушистый снег лишь усиливал впечатление.

Я взглянул на билеты: пятый вагон. То, что надо. Прямо посередине. Мы с Генкой прошли вдоль перрона, запорошенного снегом, отыскали необходимый вагон. Около дверей нас встретила хмурая контролерша, которая проверяла билеты, и молоденький лейтенант, который в третий раз за последние полчаса проверил на нас действие своего детектора.

— Есть с собой оружие? — спросил он.

— Да, — ответил я. — «ЦЛ», у меня на него разрешение. Все нормально, товарищ лейтенант.

— Это я вижу, — сказал лейтенант, глядя в покетбук. — Тем не менее, времена нынче тяжелые, и я попросил бы Вас сдать его мне.

— С чего бы, лейтенант? — возмутился я. — С документами все в порядке. И где я потом буду искать Вас и свой «Целитель»?

— Я поеду в поезде, — ответил лейтенант. — Если же Вы настаиваете, я сейчас сдам Вас милиции, господин Лукин, для более детальной проверки личности Вас и Вашего мальчика. Правда тогда Вы опоздаете на монорельс, но что уж тут поделаешь… Такое вот нынче неспокойное время!

Скрипя сердце, я вручил в руки военного свой пистолет.

— Я буду в первом купе, — сказал лейтенант. — Перед Питером зайдите ко мне. Оружие будет в целости и сохранности. Обещаю. Я не совру — не такой я человек.

— Хорошо, — кивнул я.

— Счастливой поездки! — буркнула контролерша, возвращая мне билеты.

Внутри было довольно уютно: мы прошли по узенькому коридорчику, пол которого устилал мягкий ковер, нашли свое купе. Я провел идентификатором на билете по замку, и серебристая дверца мягко отъехала в сторону.

Вполне обычное купе: два мягких диванчика, маленький туалет, выдвижной столик посередине, небольшой экранчик стереовизора, непрозрачное окно, зачем-то закрашенное фиолетовой гуашью. Наверное, чтобы снайперы не подстрелили.

Я кинул чемодан на диван, присел рядом с ним.

Сейчас бы поспать.

— Что с окном? — спросил Гена. — Я ничего не вижу!

— Там кнопка должна быть снизу, — устало ответил я. — Нажми ее.

Мальчишка залез на столик, отыскал кнопку и тут же в купе ворвался яркий солнечный свет и шум перрона.

— Проницаемость звука можно регулировать, — сказал я, припоминая поездки десятилетней давности из Краснодара на морское побережье. — Проведи пальцем по маленькому черному ползунку рядом с кнопкой.

Как все-таки детям мало надо, чтобы развлечь себя! Гена баловался с ползунком минут десять, пока не объявили:

— Монорельс номер 00-03 «Москва-Санкт-Петербург» отправляется. Дирекция Ленинградского вокзала желает Вам счастливого пути! Будьте бдительны!

Потом другой голос, мужской, начал бубнить:

— Напоминаем Вам, что в связи с участившимися случаями терактов, милиция города Москва проводит операцию «антисектоид». Вы должны сообщать сотрудникам милиции о всех случаях странного поведения пассажиров, об оставленных без присмотра сумках, ящиках, баулах, коробках и прочих…

Монорельс мягко тронулся — черные стекла вокзала потянулись назад, ровный голос мужчины, вещавшего об операции «антисектоид», затих. Сквозь окно было видно, как монорельс поднялся в воздух и поплыл (другого слова и не подберешь) между старинными четырнадцатиэтажными зданиями. То и дело мимо проскакивали лихачи на своих машинах, а минуты через две синяя голографическая надпись возвестила, что мы покидаем Москву, столицу Славянской Федерации.

Впрочем, снаружи мало что изменилось — все те же многоэтажки, ну, может, только чуть пореже.

Недалек тот день, когда Москва и Питер сольются в единый конгломерат, наподобие нашего Южного.

Монорельс набрал скорость, Гена включил стерео и под мерное жужжание ящика мои глаза закрылись как-то сами собой.

Я уснул.

Мне снилась Марина.

Мы ехали вместе, в почти таком же вагончике монорельса. Было жарко, и как назло сломался кондиционер. Мы возвращались с моря и было немного грустно — Марина поступила в институт Кино и Телевидения и в сентябре должна была уехать в Москву.

Ее маленькая головка покоилась у меня на коленях, я нежно проводил правой рукой по золотистым волосам своей девушки. Отмечал каждую частичку ее нежного личика, маленькую родинку под ушком, длинные реснички, чуть приоткрытые губы. Глаза у Марины были закрыты, и я думал, что она спит.

Но это было не так.

— Ты боишься? — спросила вдруг она, не открывая глаз.

— Чего? — не понял я.

— То, что я уеду и забуду тебя, — пояснила Марина. — Так ведь часто случается…

Я улыбнулся:

— Нет.

— Но почему? Ты так уверен в моих чувствах? — она улыбнулась и повернула голову, грациозно потянувшись. Взгляд ее прекрасных глаз дурманил голову.

— Да! — брякнул я.

Она засмеялась:

— Герочка, чудо ты мое! — она обвила ручками мою шею и притянула к себе. Я потянулся к ее алым зовущим губам, но Марина указательным пальчиком коснулась подбородка, останавливая меня.

— Не знаю, за что я тебя люблю, — сказала Марина, ее взгляд весело бегал по всему моему лицу. — Ты… ты такой молчаливый, из тебя слово редко вытянешь. Но я почему-то уверена, что именно это — настоящее. Что ты мой единственный. Понимаешь? Герка… Гера… даже имя у тебя — не из тех, что можно увидеть на обложках журналов или услышать по стерео. Холодное, чужое имя. Но такое родное! Понимаешь, что я хочу сказать? Ты — мой, Гера… мой и только мой мальчик…

— Тебе понравилось на море? — спросил я, чтобы хоть как-то отвлечь Марину. Я чувствовал, как краснею от ее слов.

Маринка еще раз потянулась, ее глазки лукаво сверкнули.

— Угадай, что больше всего мне понравилось… на море? Кроме самого моря, естественно…

Моя ладонь скользнула по ее тонкой шейке, опустилась чуть ниже…

Настойчивое жужжание видеофона разорвало тишину.

— Не отвечай, — мягко попросила Марина.

— Дядя Герман!

— Не отвечай!..

Лицо Марины уплывало, растворялось в лучах солнца…

— Не отвечай…

— Дядя Герман!!

Я проснулся, очумело хлопая глазами.

Тот же вагон.

Только вместо Марины — маленький мальчик, который осторожно теребит меня за рукав. И за окном — вовсе не наши родные южные пейзажи, а унылый металлопластик новостроек. И такое же унылое грязно-серое небо.

— Вам звонят! — сказал мне Гена.

Я засунул руку в карман, достал видеофон, нажал кнопку ответа.

На маленьком экранчике появилось лицо капитана Вершинина.

— Здравствуйте, господин Лукин, — сказал он. — У Вас все в порядке? Никаких новостей?

— Все нормально, — ответил я.

— Кепка на Вас? — спросил Вершинин.

— Как видите, — я дернул себя за козырек.

— У меня есть серьезный разговор к Вам, — сказал ГСБшник. — Вы одни, Герман?

— Со мной Гена.

— Закройте дверь в купе на замок. Мальчика посадите в туалет и тоже заприте, — приказал капитан.