Ожог (СИ) - Михлин Наташа "Passion_fruit" - Страница 2

«Да ты поэт))»

Я подняла глаза.

— Там на кресле футболка. Когда-то друзья купили Никите, ошиблись с размером раза в два. Тебе как раз.

— Зачем тебе это? Ты не знаешь кто я.

Это прозвучало как обвинение.

— Я знаю достаточно. Ты попал в какую-то заваруху, потерял там руку. Теперь ищешь пятый угол. Наш тупичок иначе и не назвать. У меня брат через это прошел. Я совершенно не хочу вмешиваться в чужие дела, но если я вижу, что могу помочь — я это делаю.

Он молчал.

— Теперь можешь идти, и потерять где-нибудь еще и голову! — бросила я.

Меня глубоко задевала вся эта ситуация. Аналогия с братом. Что делать теперь, я не знала, но все мое существо противилось тому, чтобы еще кто-то погиб на войне, был изувечен, потерял остатки себя самого. Все равно кто, и все равно на какой войне.

— Но уходить сейчас не советую, дождь собирается, — сердито добавила я.

Джеймс смотрел в окно на небо. Я не знала, слышал ли он меня вообще. Я пошла в кухню и заварила еще чая. Подумав, достала с полки корзинку с ватрушками.

— Осторожно, горячо! — Воскликнула я, но осеклась.

Он взял чашку железной рукой. Я вспомнила, какие предосторожности предпринимаю, когда открываю печь для обжига. Во всем есть свои плюсы.

Джеймс пошел в комнату, оделся и вернулся с ворохом своих вещей. Оттуда он достал несколько ножей и огнестрелов, разложил это на полу, оторвал кусок от своей обгоревшей одежды и стал чистить оружие. Я покачала головой, взяла со стула разрезанную днем тенниску, села в кресло поближе к окну и принялась ножницами нарезать из нее тонкие полоски.

Заметив взгляд сталерукого, я объяснила: — Разрезаю старые футболки на пряжу, а потом плету половички. По ним приятно ходить босиком.

Он не ответил. Ничего, мы такое уже видели. Молчать, не смотреть в глаза, не отвечать на вопросы, не чувствовать, не раскрываться, не знать, не думать. Защитный панцирь из осколков. Чтобы его снять, нужно удалить каждый кусок и прижечь каждую рану.

Так мы и коротали вечер: я — заготавливая клубки пряжи, он — доводя до блеска орудия убийств. Иногда кто-то из нас тянулся за ватрушкой или прихлебывал чай. Я налила ему, как и себе, без сахара.

Глядя на разобранный Scorpion, я вспомнила о баночке оружейного масла в Никитином шкафу, и это навело меня на мысль: помощь другим может помочь тебе самому.

— Слушай, у нас на чердаке лежит старое отцовское охотничье ружье. Очень красивое. Я много раз просила Кита смазать его как следует, но все было как-то недосуг. А после войны…

Он на мгновение оторвался от чистки зазубрин на ноже и поднял голову.

— Принеси.

Что ж, хоть слово.

Я вынула из-за холодильника стремянку и поставила ее у входной двери. Там в потолке был люк. Солнце уже село, освещения на чердаке не было никакого, кроме щелей между балками, так что я, порыскав там без толку, чертыхаясь, стала слезать со стремянки, попутно вспоминая, где у нас лежит фонарик.

— Посветить? — Снизу мне в лицо ударил яркий луч света оружейного фонаря.

— Подними выше, пожалуйста, — и дуло оказалось прямо возле моего уха.

Я, наконец, обнаружила искомое — плотный длинный сверток, перетянутый кожаным ремешком. Ружье было тяжелым, но не тяжелее моих ящиков с чашками, которые я таскала сюда дважды в неделю. Я отодвинула от себя ствол Скорпиона, чтобы не наткнуться, и спустилась вниз.

Папа стрелял куропаток и горных коз официально каждую осень, и неофициально круглый год. Лесники его прекрасно знали, впрочем, тут все друг друга знают еще с пеленок, вздыхая, отводили взгляд, а по вечерам в баре журили и грозились выписать штраф. Но это был папин спорт, и без него он быстро начинал тосковать. Так рассказывала мама. Отец всегда числился первым в списках добровольцев-спасателей в здешних лесистых горах, и знал их назубок. Так что лесникам приходилось закрывать глаза на некоторую его вольную трактовку указов лесничества.

Ружье заняло всю длину от окна до столика с ватрушками. Оно было прекрасно. Резной инкрустированный приклад тускло блестел в свете вечерней лампы. Я задернула шторы и включила верхний свет. Потом сходила за маслом и воском, которым натирала мебель по большим праздникам. И села смотреть.

Я очень люблю смотреть, как работают профессионалы. Художник в шесть легких мазков рисует портрет, плотник за полчаса делает из доски резную подставку для цветов, стеклодув так ловко лепит из жидкого песка цветного коня, что кажется, и ты можешь не хуже, дайте только инструменты.

Папин ИЖ-17 был молниеносно разобран, смазан и собран снова. Я даже не успела налюбоваться, как быстро и ловко работают пальцы солдата.

Взяв сухую тряпочку, он приложил ее к воску и стал натирать приклад, пока тот не заблестел. По комнате поплыл запах меда и дерева.

— Чехов писал, что если на стене висит ружье, то, в конце концов, оно выстрелит. Я надеюсь, сегодня не тот случай, — улыбнулась я, когда услышала звук передергиваемого затвора.

Джеймс посмотрел на меня вопросительно.

— Не сочти за грубость, я понимаю, что у тебя могло не быть такой возможности, но… ты умеешь читать? — я очень боялась, что обижу его, но он неожиданно улыбнулся и хитро прищурился.

— На тридцати языках.

— Правда? Вот это да! Ну, скажи что-нибудь на… — я задумалась. — На иврите!

— Ma le’hagid lah, yalda? K’hi, ha rove shel’ avih muhan.

И он протянул мне ружье.

Пока я мыла чашки и заносила с балкона цветы, пряча их от надвигающейся грозы, солдат вытер остатками ткани пол и выбросил ее в мусор. Без следов. Я помню.

— Но книг я не читал. Только инструкции, устав и газеты, когда это было необходимо.

Его голос прозвучал удивительно спокойно. Таким я его еще не слышала.

— Ну, никогда не поздно начать, — улыбнулась я. — Литература помогает нам не только уйти в другой мир, но и построить или отремонтировать свой. У меня много хороших книг, там, в стеклянном шкафу. Многие, конечно, переведены, но я не владею тридцатью языками, чтобы читать все в оригинале.

Он не ответил. Хлынул дождь.

Я не стала прятать ключи, чтобы он мог уйти в любой момент, если захочет. Мне не было страшно оставаться с ним в одном доме ночью, потому что если бы он хотел причинить мне вред, то давно бы мог это сделать. Вывод: он так измотан, что поверил первому встречному. Как лев с колючкой в лапе, вышедший к людям. Значит, мне нечего бояться. Пока.

Я положила около его постели три чистых простыни и поставила на тумбочке бутылку воды. Я очень хорошо помнила, как это бывает. Ночные кошмары Кита после возвращения становились моими. Он кричал во сне, а я могла только плакать по ту сторону двери, да приносить ему воду и сухие футболки, складывая мокрые от пота в таз. Какое счастье, что в нашем пятиэтажном доме никто больше не живет. Только на лето на первом этаже две местные бабушки сдают туристам квартирку.

Я взяла сборник стихов и забралась в свою кровать. Но чтение в голову не шло. Я, внутренне сжимаясь, смотрела на стрелки часов на стене. Кукушка-кукушка, скажи, сколько мне…

В два часа ночи раздался первый крик.

Комментарий к Перед грозой

* Что тебе сказать, девочка? Возьми, ружье твоего отца готово. (Иврит)

========== Дождь ==========

В теплые дни я стараюсь встать до рассвета, чтобы успеть поработать в мастерской до того, как начнется жара. Мое рабочее место находится через улицу от дома, в подвальчике с садиком. В подвале я работаю, в саду выращиваю ароматные травы для кухни. Правда, в основном они растут сами, я же только поливаю их иногда. Работенка не пыльная. А вот мастерская очень, хоть окна всегда и открыты. Когда в печи пекутся горшки и чашки, так вообще хоть беги. Зато зимой хорошо.

Я собрала волосы в высокий пучок и надела рабочую одежду. В голове мелькнула мысль, что если Джеймс еще не ушел, то увидев меня с утра, подумает, что я всегда только так и хожу. Старые джинсы, майка и ветровка, только чтоб добежать от двери до двери. Впрочем, какая разница, что он подумает? И вообще, скорее всего, он уже давно исчез. Такие долго на одном месте не сидят. Это в романах бедные странники вечно ищут свой дом и очаг. На деле же, поскучав у этого очага недельку-другую, они снова пускаются в странствия. Натура такая. Рожденный летать… Я наблюдала за полетом стрижей в рассветном небе с балкона.