Чужое - Данихнов Владимир Борисович - Страница 43

Мама, я не хочу есть суп.

Так надо, сын.

И ведь правда, надо!

Слушай-слушай родителей…

– Привет, – сказал он, поднимая голову. Струи пара истончились. Великан запыхтел, переступая с ноги на ногу. В небо полетели пылающие облачка.

Мама, я мечтаю стать исследователем, хочу открывать новые планеты.

Так не надо, сын

Действительно, зачем?

Слушай-слушай родителей.

– И что? – после паузы спросил Шилов. Великан, словно очнувшись, зарычал, и Шилов ощутил кожей, что чудовище занесло над ним огромный десятипудовый молот. Он понял, что удар вобьет его в землю по грудь, а скорее, размажет по асфальту багровым пятном, и зажмурил глаза, но не сдвинулся с места.

Мама, я не хочу все время от тебя зависеть!

Ты свободен, сын.

Правда?

Конечно. Только закончи сначала университет дружбы с негуманоидами.

Э…

– Мама, я!… – закричал Шилов и поднял руку, так и не договорив, не додумав мысли, которая носилась в его голове как птица в клетке.

Молот, коснувшись пальцев Шилова, раскололся на миллион маленьких молоточков и вместе с ним разбился и взорвался весь мир, вывернулся на изнанку, стал негативом и опять возвратился в нормальное состояние, выкинув Шилова, его коллег и детей в обычную вселенную. Шилов стоял посреди улицы. В небе светила самая обычная зеленая луна и самые заурядные звезды, в домах горел свет, кричали, веселились, ругались, выпивали, плакали люди. В конце улицы двое пьяных, обнявшись, горланили песню. Пахло шашлыками и вином. Кто-то хлопнул Шилова по плечу, и он обернулся. Перед ним стоял Семеныч.

– Скорее, Костя, скорее, мы должны рассказать, что творится здесь, мы должны сдать сероглазого, мы… – Он осекся и продолжил спокойнее. – Нам нужно ср-рочно вернуться в управление.

– Не нужно, – сказал Шилов. – Нету здесь никакого завода по производству чудовища, в этом мире, в смысле, его нет, и зеленокожие не станут нам помогать. А дети…

Они обернулись. Дети молча расходились. Коралл шел в джунгли напрямик, через кусты. Прежде чем скрыться за склоном, он обернулся и улыбнулся друзьям, а потом как испарился. Проненко прибежал на то место, где он только что стоял, и долго оглядывал окрестности, но младшего Коралла так и не увидел. Наклонился, подобрал с земли книгу. Стивен Кинг, книжонка в мягкой обложке. Проненко хмыкнул и бросил книгу в сторону джунглей. Набежавшие подобно лавине зверьки с недоразвитыми кожистыми крыльями и острыми зубами тотчас растерзали книгу в клочья. Один зверек рванулся по траве к Проненко, но сработал защитный периметр, и зверька пребольно тюкнуло током. Тварь, отчаянно вереща, умчалась прочь.

– Что будем делать? – спросил Шилов, доставая сигарету и закуривая. Нашему герою остро хотелось послать весь этот мир на хер, но он не мог произнести слово «хер» в присутствии детей; пусть они и ушли.

– Валить, – сказал Семеныч, внимательно разглядывая небо. – Валить отсюда надо.

– Насчет детей?

– Думаю, наши специалисты смогут выдавить из них правду. Но… не хочу. Не хочу, чтоб дети мучились. Пойдем. Пойдемте лучше отсюда, Проненко, Шилов. Не надо мучить детей. Им и так плохо…

Семеныч пошел к своему домику, Проненко – за ним, а Шилов остался стоять на месте. Напротив появилась Эллис и внимательно смотрела на него черными своими глазами.

– Ящерицы, – сказал Шилов, нахмурившись. – Кажется, я вспомнил о вас… вы – древняя, полумифическая раса… враги сероглазых, так? Или это тоже бред, что засунул мне в голову сероглазый?

Эллис улыбнулась, показала ему раздвоенный язык, развернулась и побежала. У порога ее ждала мать, прямая и тонкая, одетая в белое траурное платье до пят. Она обняла дочь и увела ее в дом.

– Погодите!…

– Мистер… гхмрр… Шилофф…

Шилов посмотрел вниз. Ему в колено уперся бледный и шатающийся, стоящий на четвереньках Коралл-отец. От него разило виски.

– Что вы здесь делаете? – спросил Шилов.

– Блюю… – признался Коралл ди Коралл. – Уже несколько часов блюю, хотя, по идее, нечем уже давно… Мистер Шилофф. Это. Вы не проводите меня домой? Мне такой ужасный сон приснился, мистер Шилофф… Будто я провалился в черную дыру. Понимаете? А в этой дыре не было ничего. Даже времени. Вот так. А потом время появилось, и это было как похмелье, у меня заболела голова, а дыра отпустила меня… хотя, кажется, не совсем… дыра теперь. Ну. В моей голове…

Шилов помог ему подняться и повел домой. Коралл все говорил и говорил.

– Я… плохо, наверное… воспитываю… сына…

Шилову подумалось, что у Коралла старшего еще есть шанс, и у сына его – тоже. Вернее, ему просто хотелось думать, что можно что-то изменить.

– Вы знаете, мистер Шилофф, мне уже много лет… двести? Триста? Пятьсот? Я не помню… когда-то меня звали Стивеном, но не Кораллом, а Кингом, у меня была совсем другая жизнь, и я был совершенно другой. Да. Кажется, я был знаменитым писателем, да-да, тем самым Стивеном Кингом. Классиком. Ну. Мировой литературы. А потом я оплатил какую-то дорогую операцию или участвовал в эксперименте ученых, не помню. Что-то такое. Я изменился, обрел бессмертие… что вы так смотрите, мистер Шилофф? Вы не верите мне? Думаете, лгу? Ха! Поверьте, мистер Шилофф. Я бы многое мог рассказать о той жизни. Ну. О прошлой жизни. Но прошло столько лет. Я позабыл. Я слишком долго прятался от ученых, эксперимент которых удался, но удался только со мной… все, я молчу мистер Шилофф. Да-да. Я вижу, мистер Шилофф: вы совсем не верите мне. Поэтому не скажу больше ни слова, ведь у меня есть чувство собственного достоинства… погодите… ббббээээ… сейчас-сейчас… готово. Продолжим путь…

Коралл, наконец, замолчал, и до самого дома не произнес больше ни слова. И только подойдя к своей двери, он закричал:

– Открывай, суч-ч-чара! Твой знаменитый отец пришел!

Автобус трясся на ухабах и, кажется, даже зависал в воздухе. Они ехали молча, крепко прижимая к коленям сумки, в которых в беспорядке были свалены их вещи. По окнам автобуса стекали целые потоки воды, по крыше стучал невидимый барабанщик. Вода затекала в трещины и скапливалась во вмятинах в полу. Они старались поджать ноги, чтобы не намочить ноги в лужицах. Автобус был почти пуст, потому что они отбывали не с основным потоком. Уезжали, пробыв на базе всего около суток. Первым, против обыкновения, подал голос Проненко. Со странной гордостью в голосе он сказал:

– Когда ты ушел, Шилов, я заорал. Сказать, почему?

Шилов наблюдал за щепкой, плававшей в луже. Щепку мотало из стороны в сторону, переносило из одной лужицы в другую; она будто прыгала из мира в мир, а автобус раскачивало все сильнее и сильнее, он скрипел, стонал и в любой момент мог перевернуться, но не переворачивался, и щепка двигалась все быстрее, в туче брызг выбиралась из очередной лужи и оказывалась в другой. Она словно искала что-то и никак не могла найти, а потом вдруг упала на сухое место и осталась там, дрожащая, одинокая, серая, покрытая капельками воды.

– Наш мир, – сказал Шилов, – это натекшие лужи на полу пустого туристического автобуса.

– Херня… – отрезал Семеныч.

– Я заорал, – сказал Проненко, – потому что увидел ничто.

– Ты ничего не увидел?

– Нет. Я же говорю: я увидел как бы ничто.

– Тогда тебе к зеленокожим. Они тоже боятся… ничего.

– И как ты с этим, нос-пиндос, теперь будешь жить, Проненко? – глухо поинтересовался Семеныч и потер виски: – Блин, мужики, нам всем надо к психиатру сходить, подлатать мозги…

– Я буду жить, – сказал Проненко. – Как бы.

Шилов нагнулся, подхватил с пола щепку и переломил ее посередине.

– Пожалуй, рано мне еще возвращаться на работу, да и к мозгоправу тоже рано, отгуляю лучше остаток отпуска, – сказал он. – Прокачусь, когда прибудем на Землю, на поезде.

– А все-таки жаль, что наши пилы почти и не пригодились, – протянул Семеныч. – Замечательные ведь пилы. Фирмы «Брут».