Закон и честь (СИ) - Шторм Максим - Страница 71

Вздрогнув, поезд издал протяжный вопль заскрипевших по рельсам стальных колёс и резко тронулся с места. В уши вонзился сочный трубный гудок и «Столичный Экспресс», как взбесившаяся лошадь, рванул вперёд, наращивая скорость с каждой секундой. От неожиданного толчка, Джейсон пошатнулся. Настырного старикана сбило с ног, и он благополучно завалился навзничь, прямо на завизжавших от неожиданности внучек. Перепугавшиеся девчонки с ходу обложили деда отборными матросскими выражениями, тем самым вернув должок.

Проклятье! Джентри самому хотелось ругнуться, да позаковыристей. Что ещё за горные карусели? Что за дьявольская спешка? Чтобы так тронуть поезд с места, в ненасытную топку паровоза нужно было кинуть полцентнера угля одним махом, и довести давление в паровом котле до предельный точки. В чём не было никакой необходимости, а тем более смысла. Если только…

Джейсон встал как вкопанный, пальцы, сомкнувшиеся на ручке двери, сами собой разжались. Он не туда, дьявол его раздери, идёт. Совсем не туда! Что или кто бы не вызвал неожиданную остановку поезда, он находится не в середине состава, а в самой голове! Более того, в локомотиве, в кабине машиниста! И не исключено, что сейчас машинист выжимает из посекундно набирающего ход, словно выпущенная из гигантского лука стрела, поезда всю скорость, находясь под прицелом направленного в голову ствола.

Раздался ещё один высокий звучный гудок. Локомотив салютовал раскинувшимся по обе стороны вспаханным полям и виднеющемуся на горизонте подлеску, играючи волоча за собой два десятка набитых людьми вагонов. Джейсон прилип к боковому окну и понял, что ощущение неестественно нарастающей скорости его не обмануло. За стеклом с угрожающей скоростью проносились высаженные вдоль бесконечной пашни деревья. Обычная скорость пассажирского поезда около шестидесяти-семидесяти миль в час. Но уже сейчас экспресс нёсся на всех парах, грохоча по железной дороге со скоростью под сотню миль! И Джентри чувствовал, что это только начало.

Развернувшись, Джейсон стремглав бросился в обратную сторону, размахивая значком и крича:

— Всем вернуться в свои купе, живо!

Джентри ворвался в тамбур, окунулся в повышенный грохот стонущего от перегрузок состава, распахнул дверь и очутился в следующем вагоне. Быстрей-быстрей-быстрей! Одно единственное слово настойчиво пульсировало в мозгу и подгоняло. Что-то подсказывало Джейсону, что если он не доберётся до локомотива, то разгоняющийся пушеным снарядом поезд ничто не остановит. Вариант самому дёрнуть за стоп-кран, Джейсон почти сразу отмёл. Он и так потерял много времени в перепалке со стариком и пустых раздумьях. Кто бы ни управлял сейчас поездом, он наверняка позаботился, чтобы вывести из строя экстренную систему торможения.

И чем больше Джейсон гадал над личностью, устроившей в «Экспрессе» форменную свистопляску, тем больше уверялся, что террористы тут совершенно ни при чём.

_________________________________________________________

Старый Мэт Донахью водил паровозы уже тридцать лет. Из которых четырнадцать «Столичный экспресс». Работа ему нравилась, неплохо оплачивалась, да и пенсион обещали приличный, так что Мэт никогда не жаловался. Признаться, он бы водил эту крошку и за вдвое меньшую зарплату. Уж больно сильно он сжился с этим плюющимся паром железным чудовищем. Вот только он никогда бы не признался в этом, тем более своей Марте. Уж та бы точно ему всю плешь проела, услышь, что какой-то там паровоз дороже для него, чем она. Ну, положим, и не дороже, конечно. Но то, что работа приносила ему радость и занимала в жизни одно из приоритетных мест, Мэт Донахью никогда не отрицал. Ему нравилось чувствовать пробирающую до печёнок вибрацию оживающего в его руках громадного зверя. Ему нравилось смотреть на приборы, показывающие уровень готовности паровоза. Для него все эти манометры, тахометры, спидометры, клапаны и рычаги были не просто высокоточной аппаратурой, они были показателями жизнедеятельности паровоза. Паровой котёл — его сердцем, колёса — ногами, поршни — суставами, а топка — вечно голодным желудком.

Мэт был старшим в паровозной бригаде «Столичного экспресса». По его началом работали ещё два человека. Сэм Перкинс, второй водитель, всего лишь на два года моложе Мэта, и Джо Холдеман, здоровенный как шкаф малый, махающий лопатой почище иной паровой землеройной машины. Во всяком случае, Мэт за четыре года их совестной работы ни разу не видел, чтобы Джо хоть раз пожаловался на усталость. Он один с лихвой заменял собой двух молодцов.

Мэт стоял у рычагов управления локомотивом, представляя себя на капитанском мостике дирижабля или океанского парохода. А чем, собственно, поезд хуже, чем воздушные и морские корабли? «Столичный экспресс» такой же без устали бегущий работяга. Покоряющий сотни миль земного пространства, мчащийся по железной дороге, как по безбрежным океанским просторам. К слову, паровоз с лёгкостью обгонит любой известный вид наземного и водного транспорта. Никто не может тягаться с ним. Ни один паромобиль или даже пароход. Единственный, кто способен обогнать поезд, это безраздельный небесный властелин дирижабль…

— Слышь, у тебя такой вид, словно ты сейчас лопнешь от важности, — прочавкал с кресла второго водителя Сэм, уплетая за обе щёки огромную булку с чесночной колбасой. — Эй, Джо, ты только глянь на нашего главного машиниста! Ей богу, Мэт, иногда у тебя такой видок, будто ты и не с нами вовсе.

— Ага, вылитый адмирал Рейнхарт! — Холдеман вытер рукавицей испачканный сажей лоб и оперся о лопату. Рядом с ним за чугунной шуровочной дверцей приглушенно ревело неистовое пламя.

Мэт закусил измочаленный чубук ароматно дымящей трубки и беззлобно огрызнулся:

— Заткнись, засранцы. Ещё своим детям рассказывать будете, с кем ходили под одним флагом.

Перкинс чуть не подавился колбасой. Он отчаянно замахал руками, пытаясь проглотить вставший поперёк горла кусок. Холдеман с хрустом вонзил лопату в уголь и засмеялся:

— Точно, адмирал! Мэт, ты хоть о нас не забудешь упомянуть в своих мемуарах?

— Такие вонючки, как вы, не достойны моего внимания, — Мэт по привычке костерил подчинённых на все лады, не слишком церемонясь в выражениях. Впрочем, Сэм и Джо, бывало, обзывали его и похлеще. В кабине среди паровозной бригады царило абсолютное равенство и свобода слова.

— А чем ты займёшься на пенсии, сивый ты мерин? — откашлявшись, поинтересовался Сэм. Первый помощник машиниста, наконец, расправился с бутербродом и сложил руки на заметно округлившемся животе, наслаждаясь звонким перестуком колёс с убаюкивающе привычным ощущением готового взлететь поезда.

— Скоро узнаешь, — ухмыльнулся в усы Донахью. — Через два года после меня… Это вон Джо у нас совсем сосунок. Мы уже внуков будем нянчить, когда он только решит обзавестись первенцем.

Холдеман присел на краешек оббитой кожей низенькой скамейки у изголовья тендера и передёрнул могучими плечами.

— Нажить детишек дело не хлопотное… На ноги поставить это другой разговор.

— А вы слышали заявление нашего нового председателя профсоюза? — встрепенулся Перкинс. — Я ж был на прошлом собрании в Северном депо. И знаете, что этот сукин сын сказал?

Мэт достал из кармана водительской куртки платочек и неспешно протёр вытянутое узкое лобовое стекло кабины со своей стороны. Полюбовался проделанной работой, вытащил изо рта трубку и только потом спросил:

— Ну и что сказал этот сукин сын?

— Да ничего хорошего, мать его за ногу! Сказал, что на следующий год нашему подразделению урежут ассигнования на пятнадцать процентов. Якобы у них там…

Сэм презрительно ткнул пальцем в потолок, недвусмысленно указывая на место проживания «этих, которые там».

— … образовался дефицит бюджетной сферы! Во как! Будь я проклят, если мне не захотелось придушить этого белоручку, не способного даже изъясняться по-человечески. Вместо того чтобы прямо сказать, что нам урежут зарплату, начал разводить круги на воде, сыпя такими заумными словечками, что я отродясь не слыхивал.