Закон и честь (СИ) - Шторм Максим - Страница 112

Генриетта Барлоу, изо всех сил спешащая к дому вдовы Монро, так и не поняла, что за ней по пятам следовала сама смерть.

Джек учуял ей случайно. У него были совершено иные планы на нынешнюю ночь. И уж точно он не собирался, крадучись, тащиться за этой золотоволосой девахой, на чью профессию недвусмысленно намекал откровенный наряд и весьма аппетитные формы. Он бы прошёл мимо неё, и она даже не почувствовала бы его присутствия. Джек как никто другой умел скрываться от посторонних глаз. А туманная, полная изначальной тьмы ночь была его наилучшим спутником. Он сливался с ночными тенями, прятался в ночном сумраке, кутался в ночной туман. Он жил ночью, он понимал её, он восхвалял ночь. Разве кто-то из простых смертных мог обнаружить его, пока не стало бы слишком поздно? Джек мог играючи подобраться вплотную к кому угодно, даже самому чуткому человеку и сказать на ухо «бу», и тот не услышал бы его шагов.

В этой же, вполне себе заурядной на вкус маньяка девке было то, что всё же выделяло её из тысяч других. Ему показалось, что он раньше уже чуял её запах. Да, аромат её сочного порочного тела был ему определённо знаком. И Джек, крайне заинтересованный, всё же пошёл за ней, принюхиваясь, как охотничий пёс, и прячась в ночном сумраке. Он следовал за ней, растворяясь в ночи. Холодные беспросветные улочки, погружённые в сон дома, заволочённые туманом аллеи, опустевшие в этот предутренний час тротуары, редкие встречные прохожие, проглядывающиеся из тумана жалкие огоньки скованных ночью фонарей, причудливо извращённые туманной зыбью фигуры по-осеннему облысевших деревьев, далеко расходящиеся звуки стучащих по скользким от сырости камням каблучков. Она и он. Глупая ничтожная самка и Джек.

Попрыгунчик жадно раздувал широкие ноздри, втягивая струящийся вслед за белобрысой девкой аромат, букет невидимых эмоций, отголоски скрытых чувств. Внутри Джека поднималась знакомая будоражащая сознание волна истомлённого предвкушения. Он упивался этим волнительным состоянием не меньше, чем чарующими вкусными запахами спешащей к одной ей ведомой цели девушки.

Джек не задумывался, куда, собственно, она так торопится. Ему были неинтересны её мотивы и стремления. Все, что было важно, это она сама и её запах. Но где Джек мог её учуять раньше? В глаза он её точно не видел. Столь вызывающую броскую стать он бы точно запомнил. Справедливости ради, Джека никогда особо не волновало, как именно выглядели его жертвы. Молодые, старые, красивые, уродливые, без разницы. Важно, что они чувствовали, что испытывали в последний миг перед смертью. Его интересовало, как они пахли, понимая, с кем их угораздило столкнуться в последние мгновения жизни. Раньше, только становясь на стезю своей вечной охоты, Джек довольствовался малым. Его несказанно веселило просто пугать прохожих. Он наслаждался их истошными воплями и всплесками животного страха, прислушивался к исступлённо сбивающимся с ритма сердцам, втягивал запахи выступающего липкого пота.

Но со временем ему наскучили игры в кошки-мышки, и он решил перейти к более активным действиям. Ведь человеческий страх может быть намного больше, жирнее, гуще, ароматнее и вкуснее. Если обладать даром вызывать его. Джек в этом плане был, наверное, самым одарённым существом в мире. И со временем люди стали вздрагивать от одного лишь упоминания его имени. Он стал ночной страшилкой для детей, жутким монстром из оживших ночных кошмаров, головной болью полиции и ходящим ужасом для горожан.

Джек прятался за стволы деревьев. Скользил вдоль погружённых в туманный сумрак стен. Избегал освещённых дрожащим маревом фонарей открытых мест. Легко, словно огромный ловкий кот, шагал по каменным заборам, прыгая с крыши на крышу как белка, и настолько мягко ступал по земле своими огромными сапожищам, что Генриетта даже не подозревала о нём. Джек умел быть абсолютно бесшумным и незаметным. Ничто, ни тьма, ни скользкая черепица, ни предательски звенящие от звуков шагов замостившие улицы камни — ничто ни мешало ему. Ничто не выдавало его незримого присутствия.

Генриетта порядком продрогла. И если поначалу она не замечала холода, согретая теплом жарко натопленной норы Джека, то через некоторое время начала дрожать и ежиться. Глубоко декольтированное платье и тонкая поистрепавшаяся кофточка плохо защищали от ноябрьской сырости. Она шла очень быстро, одновременно спеша и пытаясь согреться. Попервах девушка даже вспотела от такой прыти и действительно немного согрелась. Но надолго её не хватило, а ночь выдалась очень холодной и неприветливой. Было сыро и зябко. Туман оседал мокрыми хлопьями, влажным языком касаясь незащищённой одеждой участков тела, и неприятно студил вспотевшую от быстрого шага кожу.

От тайной берлоги уличного воришки до особняка миссис Монро была не одна миля. А в подобных условиях эти мили казались особенно длинными и бесконечными. Но Генриетта упорно шла вперёд, не обращая внимания на немеющие от холода пальцы и тысячи покрывших кожу мурашек. Осталось совсем немного. За год жизни на городском дне и скитаний по ночной столице Генриетта научилась отлично ориентироваться и определять направление. Она выучила назубок почти все городские улицы и кварталы, и могла безошибочно определить, где находится. Заплутать она не боялась. Если что и пугало Генриетту, то собственное фатальное невезение.

Она давно убедилась, что в любой момент все тщательно выстраиваемые планы могут полететь псу под хвост из-за какой-нибудь незначительной на первый взгляд мелочи. А уж в её-то нынешнем положении и подавно! Ей ничего не стоило наткнуться на кого-нибудь из прежних клиентов или на того, кто только ищет любовных утех на улицах спящего города. Она могла встретиться с товарками по ремеслу, могла налететь на полицейский патруль. Да случиться могло что угодно! Важно лишь то, что любое из этих происшествий повлечёт за собой задержку и неминуемую потерю время. А ведь Джек был как никогда прав, когда говорил, что времени у них уже может и не быть.

Генриетта всегда была отзывчивой и доброй девушкой, но проведённый на улице год новой, воистину ужасной жизни не мог не повлиять на неё. Она порядком очерствела и охладела к посторонним проблемам. Людское горе и несчастья ближних уже не так трогали её, как раньше. Её сердце порылось тонкой корочкой льда, которая пошла трещинами и начала таять всего насколько дней назад в радушном особнячке престарелой вдовы, и окончательно растаяла этой ночью близ жаркой печки у Джека Спунера. Воришка был прав. Спасать попавшую в беду девушку нужно было не потом и не завтра, а сейчас. Гиллрои — чудовища в человеческом обличии и им ничего не стоит подарить очередную няньку своему сумасшедшему другу. Генриетта не знала и знать не хотела, что в конце концов сделал бы с ней Аткинс, не помоги ей провидение удрать. Но одно знала точно, прежней Генриеттой она бы уж точно не осталась. И подобной участи она никому не желала. Генриетта не знала эту Элен, новоявленную подружку Спунера, но ей было достаточно того, что она попала в дом Гиллроев. И она устала бояться и вечно прятаться. Скрываться от полиции и знакомых лиц, ночевать в подворотнях и продавать себя. Она очень устала. Настолько сильно, что даже устала бояться.

Девушка не удержалась от вздоха облегчения. Когда достигала, наконец, Сторм-Стрит. От быстрого, срывающегося на бег шага у неё противно ныли ноги, в груди клокотало надсадное дыхание, горло противно драло наждачкой. Как бы не заболеть в придачу, встревожилась Генриетта. В прошлом году, в самом начале зимы, всё ещё изнеженная и не привычная к уличной жизни, она сильно заболела. Подхватила жесточайший грипп. Сырость, пронизывающие сквозняки и наступившие зимние морозы едва не доконали её. И если бы не новоявленные подруги, сердобольно отнёсшиеся к новенькой, то она бы не пережила свою самую долгую и старшую зиму в жизни. Ночная бабочка сгорела бы от лихорадочного жара, как мотылёк в пламени огня. Но ей повезло. Она была крепенькой и сильной девушкой. Она выжила. Хотя потом не раз видела, как девушки для утех умирали на городском дне от сифилиса и чахотки. Да, ей повезло, что рядом оказались те, кто не дал ей сдохнуть.