Охота за «Красным Октябрём» - Клэнси Том - Страница 64

Такого рода предосторожности мало трогали адмирала Юрия Ильича Падорина. Он сидел на дальнем конце длинного стола и смотрел на мрачные лица десяти членов Политбюро. Это был узкий круг руководителей, принимавших стратегические решения, определяющие судьбу всей страны. Ни один из них не был военным. Кадровые военные лишь отчитывались перед ними. Слева от Падорина сидел адмирал Сергей Горшков, который сумел искусно отмежеваться от неприятного инцидента – он даже раздобыл письмо, где возражал против назначения Рамиуса на должность командира «Красного Октября». Падорин, занимавший должность начальника Главного политического управления ВМФ, воспротивился тогда переводу Рамиуса на новую должность, сославшись на то, что подводник, выдвинутый Горшковым на пост командира «Красного Октября», порой запаздывал с уплатой членских взносов и слишком редко для офицера, являющегося кандидатом на столь важный пост, выступал на партийных собраниях. На самом же деле офицер, предложенный Горшковым на должность командира ракетоносца, был более слабым специалистом, чем Рамиус, которого Горшков хотел включить в состав своего оперативного управления и отчего Рамиусу до сих пор удавалось успешно увёртываться.

Генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Советского Союза и президент СССР Андрей Нармонов перевёл взгляд на Падорина. Лицо его, как всегда, было непроницаемым. По его выражению никто никогда ничего не мог определить, если только Нармонов сам не хотел продемонстрировать это окружающим. Нармонов – занял пост генерального секретаря после Андропова, когда тот скончался от инфаркта. О смерти Андропова ходило много слухов, но в Советском Союзе все окружено слухами. Ещё никогда со времени Лаврентия Берии глава Комитета госбезопасности не оказывался так близко к вершине власти – старейшие члены Политбюро позволили себе забыть о прошлом. Теперь об этом не забывал никто. Понадобился целый год, чтобы снова подчинить КГБ партийной власти. Это явилось первоочередной мерой по защите привилегий партийной элиты от предполагаемых андроповских реформ.

Как аппаратчик Нармонов не имел себе равных. Он стал известен, будучи директором завода, за которым установилась репутация человека, способного выполнять и перевыполнять планы, любой ценой добиваться результатов. Потом он постепенно поднимался по служебной лестнице, используя собственные незаурядные способностями и прибегая в случае необходимости к помощи других, награждая тех, кто были нужны, и пренебрегая теми, без кого можно было обойтись. Власть генерального секретаря КПСС ещё не перешла полностью в руки Нармонова. Он всё ещё относился к числу «молодых» партийных деятелей и был вынужден искать поддержку со стороны постоянно меняющейся коалиции других членов Политбюро, которые не были его друзьями, поскольку у таких людей не бывает друзей. Взлёт на должность генерального секретаря явился результатом, скорее, связей внутри партийного аппарата, чем личных способностей, и его положение в течение нескольких следующих лет будет зависеть от коллективного мнения остальных членов Политбюро, пока не наступит момент, когда он сам сможет диктовать политическую линию партии.

Падорин заметил, что тёмные глаза Нармонова покраснели от табачного дыма. Вентиляционная система в этом подземном бункере никогда не работала должным образом. Генеральный секретарь с прищуром смотрел на Падорина с противоположного конца стола, решая, что сказать, что может понравиться членам этой дворцовой камарильи, этим десяти равнодушным ко всему старикам.

– Товарищ адмирал, – начал он холодно, – мы уже знаем от товарища Горшкова, каковы шансы найти и уничтожить мятежную подводную лодку, прежде чем она завершит своё безумное преступление. Мы не удовлетворены его сообщением, равно как и возмущены невероятной ошибкой, совершенной вами при оценке людей, в результате которой командование лучшей стратегической подлодкой советского военно-морского флота попало в руки этого мозгляка и предателя. Мне хотелось бы узнать от вас, товарищ адмирал, что случилось с замполитом «Красного Октября» и какие меры приняты вами для того, чтобы подобное преступление не повторилось.

В голосе Нармонова не было страха, но Падорин знал, что генеральный секретарь напуган. В конечном итоге именно его могут обвинить в этой «невероятной ошибке» те, кто давно стараются посадить в кресло главы партии своего человека, если только Нармонову не удастся переложить вину на кого-то другого, найти козла отпущения. Лучше всего для этой роли подходил он, адмирал Падорин. А для Нармонова было обычным делом спустить шкуру с подчинённого.

Падорин несколько дней готовил себя к этой экзекуции. Он прошёл в своё время через пекло непрерывных боев, ему чудом удалось не раз спастись с гибнущих кораблей. И хотя с годами сил не прибавилось, но ум его не оскудел. Каким бы не было наказание, он встретит свою судьбу с достоинством. Если они увидят во мне дурака, то пусть помнят, что это был мужественный дурак. В любом случае у него почти не осталось того, ради чего стоило жить.

– Товарищ генеральный секретарь, – начал он, – замполит на борту «Красного Октября» – капитан второго ранга Иван Юрьевич Путин, преданный член партии, несгибаемый коммунист. Я не могу представить себе…

– Товарищ Падорин, – прервал его министр обороны Устинов, – мы исходим из того, что вы также не могли представить себе неслыханное предательство этого Рамиуса. Неужели вы считаете, что мы сможем положиться на ваше суждение о высоких моральных качествах замполита?

– Нас больше всего беспокоит то обстоятельство, – добавил Михаил Александров, главный теоретик партии, сменивший на этом посту умершего Михаила Суслова и стремящийся теперь доказать, что он защищает чистоту партийной доктрины даже лучше, чем скончавшийся партийный идеолог, – с какой терпимостью относилось Главное политическое управление к этому ренегату. Это кажется тем более невероятным, что предатель даже не скрывал своих усилий, создавая собственный культ среди офицеров-подводников, причём, судя по всему, даже среди политработников. Ваше преступное стремление не обращать внимания на это очевидное отклонение от политики партии ещё более ослабляет наше доверие к тому, как вы оцениваете политические качества людей.

– Товарищи, вы совершенно правильно указываете на то, что я совершил грубую ошибку, поддержав кандидатура Рамиуса на должность командира «Красного Октября», и что мы позволили ему лично выбрать большинство старших офицеров при комплектовании команды ракетоносца. В то же самое время я хочу обратить ваше внимание на то, что несколько лет назад мы приняли решение придерживаться именно такой политики при комплектовании команд подлодок, стараться, чтобы офицеры подольше оставались на одной и той же подлодке, предоставив её командиру самостоятельно решать вопросы, касающиеся службы этих офицеров. Это оперативная проблема, а не политическая.

– Мы уже обсуждали это, – ответил Нармонов. – Действительно, в данной ошибке нельзя винить только одного человека.

Горшков продолжал сидеть словно высеченный из камня, однако слова генерального секретаря ясно показывали, что его усилия выйти сухим из воды оказались тщетными. Нармонову было наплевать, сколько голов понадобится для того, чтобы укрепить его пошатнувшийся трон.

– Товарищ генеральный секретарь, – возразил Горшков, – эффективность нашего флота…

– Эффективность? – перебил Александров. – Значит, речь идёт об эффективности. Этот литовский полукровка эффективно дурачит весь флот вместе с отобранными им офицерами, пока наши остальные корабли носятся по океану, как только что кастрированные быки. – Александров тем самым намекнул на то, что начинал свой трудовой путь в совхозе. Нельзя придумать более подходящего начала для идеолога партии, считали многие, поскольку его ненавидели как чуму, но в Политбюро такой человек был необходим. Именно он определял идеологическую политику партии, был «серым кардиналом», делом его рук был выбор «королей», и от него во многом зависело, кто займёт пост генерального секретаря. На чьей стороне он теперь – кроме собственной, разумеется?