Праздничный коридор (СИ) - Ильянкова Валентина Михайловна - Страница 86

— А как же Татьяна Алексеевна? — спросила Зося.

— Татьяна ждала ребенка от другого человека, но стала утверждать, что забеременела именно от меня, во время нашей случайной биологической связи, которую искусно спровоцировала. Женился я на ней, потому что очень хотел иметь ребенка. Пусть не своей крови, но ребенка, который бы называл меня отцом и жил рядом со мной. Татьяна так и оставалась в полной уверенности в том, что я принял ее ложь за правду. Когда я ей сообщил, что мы разводимся, она была в шоке и решила, что я ухожу от нее ради другой женщины. Но я не уходил от нее — мы никогда вместе не были, жили в общей коммунальной квартире, каждый со своими привычками и устоями. Я тогда решил, что достоин отдельного жизненного пространства, без лжи и предательства. Но это только верхушка айсберга. Уже в то время я, пусть еще совсем неосознанно, но любил тебя. Что-то мне подсказывало, что только с тобой у меня еще могут состояться серьезные, на всю оставшуюся жизнь, отношения. Это, вероятнее всего, и стало основной причиной моего ухода из своей эфемерной семьи. На уровне подсознания я очищал свою жизнь от всего ненужного, чтобы начать с нуля новую главу, вместе с тобой. Но ты ведь тоже была несвободна — ты любила моего сына. Приемного, но любимого сына. Ваши отношения я не имел права разрушать, и я их поддерживал. Я желал тебе счастья. Даже когда вы окончательно расстались, я все еще не надеялся на твою любовь. Остались сомнения и после нашей первой близости — ты в минуты страсти шептала «Саша, Саша», а я корчился от горя, так как считал, что ты рядом видишь моего молодого сына. Мог ли я, со всеми своими мужскими комплексами, стать в любви полноценным партнером юной, темпераментной девочки, которая при дневном свете, учитывая мой возраст, называет меня Александром Михайловичем и никак иначе. Ты, конечно, удивилась, а потом и обиделась, когда я, не поставив тебя в известность, уехал в Сибирь. Я давал тебе время подумать и, возможно, принять любовь моего сына. Завтра он прилетает. Конечно, захочет увидеть Санечку и тебя. Это я организовал его командировку в Россию — хотел дать ему еще один шанс выяснить ваши отношения. Но ты, моя умница, и на расстоянии сумела понять, что я готов совершить самый нелепый поступок в своей жизни. Прости меня, родная девочка. Если ты не позволишь, то Саша завтра здесь не появится.

— Позволю. Пусть приходит. Он твой сын, и вы должны общаться. Правду о наших с тобой отношениях он все равно узнает. Возможно, приукрашенную в злые, лживые тона. Поэтому давай мы с тобой сами ему честно обо всем расскажем. Днем ты, конечно, для меня Александр Михайлович. И так будет всегда, потому, что мое уважение к тебе не позволяет прилюдно сказать тебе «ты» или унизить тебя фамильярностью. А вот, сейчас, — Зося потянулась к прикроватному светильнику и выключила его, — сейчас ты мой сладкий Саша. Мой порочный, нежный, любимый Саша! И дети у нас с тобой обязательно будут. Наша любовь не может быть пустой.

Утром Зося проснулась непривычно рано, но Александра Михайловича рядом уже не было. За стеной шелестел поток душевой воды.

Зося вскочила с кровати и решительно направилась в душевую кабину.

Сегодняшний ее рывок в холодную воду был морально подготовлен, но все равно обжигающий ее кожу холод вызвал бурю эмоций — она кричала, смеялась и крутилась возле Анцева, пока он не вытолкал ее за дверь. Зося накинула халат и бегом помчалась на первый этаж, готовить завтрак. Анцев вышел из душевой комнаты, увидел на полу цепочку мокрых следов маленьких женских ног, убегающих к привычным для всех хранительниц семейного очага утренним хлопотам приготовления завтрака, и безоговорочно поверил в то, что его счастье состоялось — у него есть любимая жена, драгоценная девочка, которая останется с ним на всю жизнь.

В коридоре, уже одетый в верхнюю одежду, Анцев прижал Зосю к себе и сказал:

— Мне следовало бы купить для тебя цветочный магазин со всем его содержимым, но я предпочитаю дарить вещи более практичные — там, на столике забери дарственную на этот дом и сегодня я туда же положил ключи от машины твоего любимого красного цвета. Ты покатайся сегодня по Москве самостоятельно — я знаю, что ты хороший водитель и в помощи не нуждаешься.

— Дом и машина? Мне не нужны подарки. Я даже от папы стараюсь материально не зависеть. К тому же ты планировал сегодня меня передать по акту приема-передачи своему сыну.

— Зосенька, прошу тебя, не напоминай ты мне о моей глупости. Если ты согласилась выйти за меня замуж, то прими как данность — я обязан заботиться о вашем материальном благополучии. Тебе и Санечке здесь должно быть комфортно и уютно. Зосенька, здесь все твое, и я в том числе. Дом и машина без тебя мне не нужны. Кроме того, наступают тяжелые времена, моя профессия и будущий бизнес становятся опасны. Все может случиться, и я хочу предварительно материально обеспечить тебя и маленького сына. Так будет и дальше.

— Прости, я пошутила, а ты разволновался! Конечно, я все с благодарностью принимаю, и в будущем охотиться на мамонта будешь только ты. А я буду поддерживать огонь в семейном очаге. Покататься по Москве — идея, конечно хорошая, я вчера как раз собиралась устроить себе пешую прогулку по городу. Но сегодня ты дома, поэтому я хочу здесь прибраться и тебе ужин приготовить.

— Забудь ты про уборку — я никогда в тебе не видел домохозяйку, и ты не должна ею быть. Ты позитивный, умный человек с активной жизненной позицией. Оставайся такой навсегда, и не заморачивайся бытом. Машина в гараже. Надеюсь, самостоятельно откроешь и все найдешь. В случае возникновения проблем звони — приду, помогу.

Саша прилетел из Лондона в первой половине дня. Его встретили в аэропорту и отвезли в банк. До конца дня он работал с юридическими службами — оформлял доверенности на право распоряжения от имени банка денежными средствами, поступающими на субкорсчет банка-корреспондента, в котором он работал. С отцом увиделся только после окончания рабочего дня, сейчас они сидели в гостиной Анцевского особняка. Именно из этого дома он уезжал в Европу лечиться от своего безумия. После длительного лечения в швейцарской клинике он с ужасом осознал, что московские загулы выжали его из интересной, полноценной жизни на самые грязные задворки тупого существования. Если бы отец и Зоська остались равнодушными созерцателями его падения, то он застрял бы там навсегда.

С отцом он часто разговаривал по телефону, а вот Зоську с болью и кровью старался вырвать из своего сердца. Он столько лет пытался добиться ее любви, а когда это случилось, то обнаружил, что святая молчунья и недотрога Зоська имеет сексуальный опыт.

О ее любовной связи со стареющим джентльменом Чарышевым дома с большим удовольствием, взахлеб рассказывала мать. Саша привычно верил своей авторитетной и всезнающей маме, поверил и в байки про Зосю. Правда, потом оказалось, что Чарышев ее родной отец, привыкающий к внезапно свалившемуся на него счастью.

Но Саша не выбросил обиду из своего сердца. Наоборот, он старательно ее подкармливал новыми слухами и предположениями о ее беременности. Банковский народ гадал — а кто же у нас счастливый отец? Потенциально туда были записаны Анцев, несколько руководителей предприятий, с которыми она работала, и даже безвинный Чарышев, который якобы по ошибке, пока еще не знал, что это дочь..

Саша растил свою обиду и тогда, когда поверил, что его Зоська родила ему, дураку, сына и назвала его именем. Он жаждал увидеть ее сломленной, подавленной, раскаявшейся, униженной. Он даже опустился до шантажа, и позвонил Розе Самуиловне, чтобы сообщить ей, что женился и счастлив в браке.

Но упрямая коза Зоська молчала, только перестала высылать фотографии сына. Как он мог жениться? У его постели всегда стояла Зоська и смотрела на него своими строгими глазами. Она часто снилась ему, во сне он снова сжимал ее в своих объятиях и немел от таинственного шепота «Саша, Саша». Почему он никогда не говорил ей, что без нее нет жизни, что, если не она, то никто? Почему он так страстно хотел сломать ее независимость и увидеть в ее глазах слезы раскаяния или покорности? Возможно, только для того, чтобы уравнять ее со своими слабостями и никогда более не чувствовать ее превосходство над собой.