Мю Цефея. Только для взрослых - Давыдова Александра - Страница 48

— Хорошо, — пробормотал Момотаро, переваривая информацию. — Давай.

Наутро в лаборатории первым делом Момотаро усадили в кресло и развернули перед ним экран ноутбука, по старинке оснащенного скайпом.

На экране появился сильно постаревший, но все еще вполне по-президентски грозный Майкл Гандаму.

— Так. Момотаро, — прочеканил имя по слогам лидер свободного мира.

— Да, господин президент, — с опаской ответил Момотаро.

— Ты знаешь, что за все эти годы мы потратили на тебя тридцать семь миллиардов долларов? — насупил брови Майкл. — Больше полутора миллиардов в год!

— Но… — растерялся Момотаро, — я не вполне понимаю…

— И эта чертова война, — продолжил президент. — Я устал от нее. Я хочу вернуть наших ребят домой, к женам, мужьям и детишкам. Поэтому мне нужно решение. Сейчас.

— Какое решение? Я ничего не понимаю…

— Или ты прямо сейчас изображаешь нам что-то… Хоть что-то!.. Или я отдаю тебя на опыты ребятам доктора Стирлинга, и будь что будет! Понял? Мне нужно чудо! Сокровище! Которое я смогу продать избирателям! У тебя есть месяц!

Связь оборвалась.

Мэри обняла растерянного пришельца.

— Может быть, ты попробуешь? — участливо спросила она.

— Но я ничего не знаю! Я умею верстать сайты в HTML ручками, немного знаю китайский и классно смешиваю мохито, но инопланетные супертехнологии — не мое совсем. Я обычный земной американский парень, только зеленый и с лишними пальцами!

— Земные птенцы тоже не знают ничего о юге, но как вырастают — исправно летают на зимовку, — резонно возразила Мэри. — Просто попробуй довериться инстинктам. А я помогу. У нас есть целый месяц!

Лаборатория на Базе-51 раскинулась на десять тысяч квадратных метров, и чего там только не было: высокоточные станки, химические реактивы, аэродинамические трубы. Пользуйся чем угодно — хода не было только в западное крыло, где шли биологические эксперименты. Вот только Момотаро не представлял себе, с чего начинать, тупо пялился на люльку и листал на ноутбуке список доступного оборудования в поисках сколь-нибудь знакомых слов.

День проходил за днем абсолютно бездарно, но в конце второй недели внезапно помогла камера сенсорной депривации, изолирующая человека от любых ощущений.

Правда, с парой креативных модификаций.

Во-первых, в соленую жидкость с плотностью, равной плотности тела человека — или гуманоида! — Момотаро погрузился вместе с Мэри.

Во-вторых, они взяли с собой ящик настоящего пролетарского пива Pabst Blue Ribbon.

Открывать зубами бутылку, когда плаваешь в полной темноте и невесомости, — занятие не для слабонервных. Но когда делаешь это вместе, неловко сталкиваясь руками и ногами, — ощущения совершенно волшебные. А первый глоток напитка, который ты в буквальном смысле слова добыл, сражаясь с темным бестелесным ничем, — совсем не то же, что дежурная пинта в модном баре Марины дель Рей.

— Сколько у меня пальцев? — спросил Момотаро, прикончив вторую бутылку и размахивая руками, как Майкл Джексон из виар-аттракциона.

— Десять? Тринадцать? — всхлипнула Мэри, давясь от смеха. — Да какая тут разница? Здесь понятий реального мира не существует! Я чувствую себя как утробе матери. Или в яйце под горячей жопкой курицы.

И вдруг пришелец впервые в жизни ощутил, как сердце разгоняет волну желания от груди, редко используемая часть тела откликается на зов, робко касается партнерши и застывает в ее руках камнем.

— Неплохо, — оценила Мэри на ощупь и встретилась с этой частью так же нежно, как свежая тушка птицы киви с зубами одичавшей комнатной собачки.

— Тебе не больно? — забеспокоился Момотаро после пары фрикций. — Я все делаю правильно?

Любители порно знают, что бурный секс с любимой овчаркой выглядит классной идеей только в тексте. Буквы убаюкивают и обманывают, фокусируют внимание на боли и наслаждении (в любом порядке), на радости от подчинения животным инстинктам, но на видео никаким монтажом не вырежешь простой факт: член существа другого вида всегда выглядит абсолютно омерзительно.

К счастью, в камере сенсорной депривации Мэри не видела ровным счетом ничего, зато на ощупь определила другую особенность Момотаро.

— Слушай, он словно лижет меня изнутри, — пробормотала Мэри. — Вытащи ненадолго, я хочу понять, как это вообще возможно.

Ошалевший Момо подался назад, блаженство замкнуло синапсы в мозгу пришельца коротким замыканием, а в сознании вдруг замелькали странные двойные и тройные спирали.

Мэри вывернулась, ощупала член пришельца снизу доверху — пять ладоней! — осторожно погладила кончик и хмыкнула.

— Слушай, а у тебя из уретры растет язычок. Шершавый! Пахнет мной!

— Может быть, продолжим? — взмолился Момотаро. На его теле выступили бисеринки пота, пришелец мелко-мелко дрожал, мохнатые яйца впервые в жизни стали горячими и отчетливо распухли.

Мэри поймала проплывающую мимо полную бутылку «Пабста», сорвала крышечку зубами, сделала большой глоток, обтерла губы ладонью, уперлась руками в перила и разрешила:

— Ну, поехали! Только не пытайся вставить его целиком. На четверть шишечки вполне достаточно. Засунешь — двигайся медленно и больше работай язычком.

Осьминоги-аргонавты из Тихого океана во время секса отстреливают член — и он потом одинокой спермоторпедой плавает по морю в поисках готовых к совокуплению самочек. Момотаро, к счастью, позаимствовал у головоногих только способ передвижения. Когда стенки влагалища сжали его каменный член особенно настойчиво, пришелец выстрелил в девушку всем, что сумел накопить, и вылетел из нее на мощной реактивной струе — да так, что врезался в противоположную стенку и больно ударился головой.

Тут-то в его сознании и промелькнул странный набор цифр.

— 28.71.99.170! Записывай скорее! — крикнул он громко и тут же поплыл к двери камеры сенсорной депривации. — Пока не забыл!

— Что это? — удивилась Мэри. — Не IP-адрес же. Ну серьезно.

Всю правду раскрыл довольно скалящийся доктор Стирлинг в белом халате.

— 28 и 71 — это, очевидно, никель и лютеций. Математика и физика — два языка, которые никак не зависят ни от культуры, ни от цивилизации, ни от планеты. Число протонов в ядре химического элемента — это вам не курс доллара к евро! Моя версия подтверждается очень просто — сплавом, из которого была изготовлена люлька. Это, если угодно, вторая координата кода по методу расшифровки Лю Цысиня, — объяснил научный директор Базы-51.

— А другие два числа? — спросила Мэри.

— Дальше работает математика на уровне тупых задачек из фейсбука. Ведь 99 — это 71 плюс 28, а 170 — это 99 плюс 71. Я думаю, это намек на то, как проще всего получать новые, более сложные химические элементы. Серьезно, мы это уже умеем делать. Просто берем два элемента попроще, сталкиваем их атомы в циклотроне и надеемся на то, что получится что-то более сложное новое и проживет достаточно долго для регистрации приборами.

— И что это значит?

— Это значит, что нам нужно взять лютеций и эйнштейний — элемент номер 99 — и получить элемент под номером 170, о котором мы абсолютно ничего не знаем. Но для соплеменников Момотаро он отчего-то очень важен. На нем код заканчивается. Современная наука только-только подобралась к элементу-122, но ничто не мешает попробовать сделать прыжок веры и провести эксперимент сразу с номером 170. Сильно подозреваю, что мы наткнемся на остров стабильности периодической таблицы. То есть элемент-170 окажется достаточно долгоживущим, чтобы его можно было использовать как невероятно эффективное топливо!

— Для летающих тарелок!

— Да, для космических кораблей. Возможно, даже межзвездных! Еще есть вопросы?

Мэри огляделась вокруг, прошептала доктору Стирлингу что-то совершенно на ушко, и он немедленно — и громко — ответил:

— Этот биологический орган используется для забора образцов ДНК. Но к задаче, поставленной президентом, это не относится! Фокусируйтесь на работе!