Мой папа - плейбой (СИ) - Резник Юлия - Страница 22

— В родах что-то пошло не так. Никто же правды не скажет. Кровотечение открылось, меня еле спасли. Почти неделю в реанимации…

— Ритка, моя маленькая Ритка… Как же так? — шептал он, целуя ее влажные волосы.

— А потом нас дед по отцу нашел. Мать-то не очень позволяла нам видеться, когда папка ее бросил. Вот дед нас и вытащил. И меня, и Марика.

Закончив вроде бы на радостной ноте, под конец рассказа Рита совсем расклеилась. Подступающие рыдания уже было не остановить. Нежность Связерского не оставила никаких шансов. Ей больше не хотелось кричать о том, что поздно. Ей просто хотелось выплеснуть это все. И, наконец, отпустить.

Богдан сел на диван и потянул ее за собой. Коснулся губами заплаканных щек, поцелуями снял с ресниц соленые слезы. Он не унял ее боль, он лишь усугубил агонию глубоким осознанием того, чего она на самом деле тогда лишилась.

— Как ты его назвала?

— Димка…

— Где он похоронен? Я хочу поехать и…

Рита отчаянно затрясла головой и еще горше заплакала:

— Я не знаю. Не знаю… Когда я пришла в себя… они сказали, что ути… — отчаянное рыдание сотрясло ее тело, — утилизировали би… — она снова запнулась, — биологические отходы.

Связерский сжал в ладонях ее лицо, касаясь лбом ее лба, и сделал несколько свистящих жадных вдохов.

— Прости меня… — просипел ей в губы, прежде чем накрыть своим ртом. Желание забыться стало нестерпимым.

Рита слабо запротестовала, попыталась его оттолкнуть, но секунду спустя ее пальцы сжались на его футболке, лишь сильнее к себе притягивая. И все исчезло. Остался лишь его вкус и чуть изменившийся с годами запах, в котором стало больше мужчины, больше тестостерона, больше греха. Она тянулась за ним, как привязанная. Не разрывая контакта, сместилась, оседлав его бедра, и застонала, когда её потаённого местечка коснулся его возбужденный, скованный грубой тканью член. Богдан пробормотал какое-то ругательство, но, в противовес грубым словам, его язык мягко толкнулся в рот Риты. Ничего не изменилось… абсолютно. Её тело пело рядом с ним. Только он мог заставить забыть ее обо всем, в том числе и о том, почему она хотела держаться от него подальше. Страсть закипала, стягивала в узел внутренности. Рита раскачивалась на Богдане, как какая-нибудь наездница родео, и со всей страстью отвечала на его голодные поцелуи.

Богдан оторвался от ее губ лишь на секунду. Скользнул пылающим взглядом вниз, туда, где стекающая с волос вода промочила ее футболку. И хотя та была, по меньшей мере, на пару размеров больше, чем нужно, острые возбужденные соски натянули влажную ткань.

— Иисусе…

Рита спрашивала, зачем он приехал. Богдан сослался на то, что хочет услышать правду. Но это было не совсем так. И теперь, сидя на диване в комнате своего сына, оседланный его горячей мамочкой, с впечатляющим стояком между ног, Богдан, наконец, осознал, в чем истинная причина его приезда. Он понял, что заставило его нестись через Атлантику в эконом-классе, не имея возможности даже просто выпрямить ноги, не говоря уже о том, чтобы прилечь. Какого черта он вообще затеял эту безумную гонку через полмира…

Все просто.

Он хотел этого. Он хотел Риту. Хотел, как ни одну другую женщину на планете. Он отдал бы все, что сейчас имеет, только за то, чтобы попробовать… узнать, как это. Снова быть с ней. Новой и наверняка изменившейся. Чтобы засыпать и просыпаться в одной с ней постели, зная, что за стенкой сопит их сын. Или болтает с друзьями по телефону, или рубится в видеоигры, или… Да мало ли что?! Он отдал бы все на свете, чтобы стать частью их повседневной жизни.

Все это время он как бездомный щенок искал, к кому бы прибиться, чтобы не чувствовать себя таким одиноким. Но по глупости оттолкнул единственную женщину, с которой всегда чувствовал себя, как дома.

В недрах квартиры зазвонил телефон, бесцеремонно ворвавшись в их уединение. Рита моргнула. Широко распахнула глаза и, будто впервые увидев Богдана, потрясенно на него уставилась.

— Боже мой… — прошептала она, медленно с него сползая.

— Рита… — ласково позвал он, но та лишь затрясла головой и попятилась к выходу из комнаты, — мне нужно ответить, — бросила она, прежде чем едва ли не выбежала из спальни сына. Так, будто бы от чудовищ бежала. Хотя, для нее он, очевидно, и был… чудовищем. И это было проблемой.

Глава 15

Стены дедова дома всегда действовали на Риту успокаивающе. Может быть потому, что именно этот дом ассоциировался у нее с безопасностью. Впервые она попала сюда зимой, сразу после выписки из роддома. Ей не пришлось искать съемную квартиру, а также решать тысячи других вопросов, связанных с рождением новой жизни, с которыми она не могла разобраться заранее, как все нормальные люди, потому, что всю беременность провела в больнице. Именно дед купил Марку кроватку и необходимую одежду, памперсы и коляску. Именно дед забрал из рук акушерки орущий сверток в белом конверте с синим бантом. Когда Рита сказала Связерскому, что их вытащил на себе дед — она ничуточки не соврала. Без него она бы вряд ли справилась, даже имея деньги, которые регулярно поступали на ее счет в качестве алиментов. Потому что, кто бы и что ни говорил — деньги были явлением второстепенным. А вот поддержка и забота — это то, что она не смогла бы купить ни за какие сокровища мира, но то, что исцелило и придало ей сил двигаться дальше.

Рита помнила, как впервые поднялась по скрипучему крыльцу на большую застекленную веранду. Как щелкнул в двери замок, и как на нее пахнуло теплом и чудесным, присущим только дедову дому ароматом. Дымком от печи, старыми книгами, теплым хлебом и дедовым Шанель Аллюр.

Почему-то ранее всегда чувствующая неловкость в присутствии посторонних людей, с дедом Марго как-то сразу срослась. И не противилась, когда он предложил им пожить у него, и не стеснялась потеснить его своим присутствием. С Николаем Ивановичем она чувствовала себя… наверное, на своем месте.

Ей понравилась большая комната, которую ей с Марком выделили — угловая спальня с двумя деревянными окнами. Стены в ней были обиты обычной вагонкой и выкрашены в белый цвет, отчего комната казалась еще более просторной и воздушной. На окнах висели кружевные чуть пожелтевшие от времени занавески, а деревянную тумбочку у кровати по-старомодному украшала вязаная крючком салфетка.

— Ванная и туалет в тупике. Ну, что? Располагайтесь?

Рита улыбнулась, кивнула головой, забрала из дедовых рук сына и, уложив того на кровать, принялась его раздевать. Марк был такой крохотный, что поначалу она боялась к нему прикасаться, но со временем страх прошел. Рита подхватила сына на руки и подошла к окну, разрисованному морозными узорами. В ту зиму намело. Деревья в окружающем дом саду были сплошь запорошены снегом. Марго отодвинула занавеску и зачарованно уставилась на серебрящиеся в лунном свете ветви. Они как крылья ангела укрывали дом со всех сторон, и впервые за долгое-долгое время Рите подумалось о том, что все не так уж и плохо.

— Мам! Ма-ма!

Рита моргнула, отгоняя от себя воспоминания, и уставилась на сына.

— Что?

— Ты тут уже битый час стоишь. Тебе помочь?

Рита покосилась на лонгету Марика и вскинула бровь:

— Ага, как же! Помощничек…

— Ну, картошки, я, допустим, смогу накопать.

— Иди уж! За тобой Вадька Качуров заходил, на речку звал… А картошки я и сама накопаю.

Рита, наконец, открыла сарай и взялась за лопату.

— Не, на речку я не пойду. Мы в футбол погоняем. Ты не против?

— Как ты собрался бегать с поломанной рукой? — сощурилась Рита, выбираясь из темного сарая на яркий свет.

— Да я на воротах… — почему-то отвел глаза Марк. Рита сощурилась еще сильнее, чувствуя, что сынок темнит.

— Не умрешь ты своей смертью, — покачала головой и пошла по вымощенной дорожке через сад к довольно большому огороду. Это дед её всему научил. Городская — она в жизни не возилась в земле. А потом как-то понравилось. И картошку сажать, и в парниках с рассадой возиться. Теперь же Рита и вовсе чувствовала себя на земле, как заправская крестьянка.