Разорванные цепи (СИ) - Давыдова Ирина - Страница 49

Дмитрий был авторитетом на зоне, с него можно было срисовывать стандартный образ «вора в законе», именно такими представляются людским массам подобные люди. Спокойный, рассудительный, умудренный жизнью, наблюдательный, с цепким взглядом, многократно продумывавший свои действия и поступки, не любящий специфических выражений и старающийся не засорять ими речь. Он железной рукой держал порядок в зоне, решая судьбы других людей и разрешая возникшие предьявы по справедливости, не имея права на ошибку. Не знаю, чем я приглянулся ему, может тем, что напомнил своей ершистостью племянника моего возраста, сына его любимой сестры, там, на воле? Он знал обо мне все, я вывернул перед ним свою душу, увидев в нем человека, которому действительно был интересен. Про мою загубленную семью, ненависть и обиду на Антона Синягина, про его подставу и мою клятву мести близким этого подонка. Но Дмитрий стал моим учителем воровской науки, приблизил к себе и помог освободиться досрочно: отсидел я вместо пятнадцати лет только десять. Именно под его вниманием я закалялся духовно и физически, мужая и набираясь житейской мудрости «жить по понятиям» уголовной этики, проходя еще и тюремные университеты. Выйдя на волю за полтора года до того, как и передо мной открылись двери на свободу, он решил осесть в нашем городе, обговорив на одной из сходок «воров в законе», что займет как раз освободившееся место Смотрящего города. Что несколько было ему не по титулу, так как обычно такое место занимал кандидат в «воры в законе», но кто будет возражать против? Кто пойдет против решения коронованного авторитета?

Поэтому, приехав в родной город по отсидке, я знал, что буду не один, у меня теперь такой крепкий тыл, о каком десять лет назад я и не мечтал. Еще оставались кое-какие деньги, но их было явно недостаточно, поэтому пошел за помощью именно к Дмитрию. А затем, прежде всего выкупил через подставных лиц бывшую фирму отца у наследницы Антона Синягина, который к моему огромному сожалению к этому времени погиб. Но существовала еще его дочка Полина, которая жила благополучной жизнью в своей семье, с мужем и сыном. А значит, мне было кому мстить, и я начал приводить свой план в действие.

Глава 14

За год с небольшим я здорово упрочил свое положение, прекрасно понимая, что без поддержки Смотрящего ничего бы не добился. Нельзя держать город, не имея за собой людей, которые преданы тебе, в ком уверен и кому не боишься показать спину. Хотя, у Дмитрия были хорошие связи и друзья, но больше преданных единомышленников никому не помешает. Поэтому, наша выгода была обоюдной. Я сколачивал вокруг него блатных пацанов, расширяя круг братвы, с кем Смотрящий удерживал власть еще до моего появления, а он поддерживал в делах, сразу всем показав, что мое место возле него — дело решенное. Да и полученное когда-то финансовое образование, наконец, пригодилось, я успешно вел его и свои дела, наращивая как личные капиталы, так и денежное обеспечение Дмитрия. Про наши отношения было много слухов, мало кто знал правду, но спрашивать, как оно было на самом деле, никто не смел. Не приветствовалось в блатных кругах излишнее любопытство, не зря же говорится, что: меньше знаешь — дольше проживешь. Под присмотром авторитета, в городе стало тихо, ершистая пацанва предпочитала не высовываться, а солидные шишки очень быстро поняли, что проще делиться в разумных пределах, отдавая часть дохода в общак, чем нарываться на крупные неприятности. Вот только Харанский время от времени косячил по малой, словно пробуя раз за разом власть Смотрящего на прочность. Не мог примириться с тем, что место, которое уже считал своим, занял Дмитрий, не дав насладиться желаемой властью в городе. Так совпало, что на место Смотрящего прочили Харанского, но все мечты последнего, так и остались мечтами, когда в городе появился авторитетный вор в законе, пожелавший в нем осесть. Вот и бузил тупой бык, скорей по привычке задирался, и напоминал о том, что тоже не пальцем деланный. Но все попытки кончались неизменной разборкой и тем, что после нее он затихал на некоторое время, уезжая из города зализывать раны физические (а больше моральные), на какой-либо модный курорт, неизменно прихватывая с собой очередную любовницу, а то и двух сразу.

Но в этот раз Харанский зарвался и накосячил по-крупняку, если оставить беспредел без разборки, то остальные могут принять за послабление, как пример того, что и им можно дернуться, а такое даже в мыслях не должно появиться. Рубить, так по-деловому, и назначенная на завтра сходка всем покажет, что я не позволю никому рыпаться, тем более на мою собственность. Свое окружение, амбиции, мысли, поступки и даже врагов создавал с определенной целью, упорно стремясь к ней. Я сам решал, как проводить досуг, с кем спать и с кем делиться секретами. Мне абсолютно плевать, что будут думать окружающие, что говорить, хотя, говорящим я быстро заткну болтливую пасть. Но никогда раньше я не совершал глупых поступков, не попадал в ситуации, которые так выводили из себя.

Настроения не было никакого, да еще погода была под стать — вторые сутки за окном лил дождь и выходить на улицу не было никакого желания. Я стоял у окна офиса и с высоты смотрел на мокрый город, наблюдая за прохожими под зонтами на улице. Как все некстати. Хорошо, что хоть Полина понемногу приходила в себя после болезни. Когда я последний раз спросил про ее состояние у Томских, тот заверил, что она уверенно идет на поправку. Чертова погода. Однако, я подозревал, что причина скверного настроения кроется вовсе не в дождливом дне. Полина, вот настоящая причина, которая действовала на нервы, из-за нее дурацкая повышенная нервозность, беспричинная злоба. Мне не нравилось, как идут дела, я изводил придирками секретаршу, срывался на пацанов. Слишком неправильно все пошло с самого начала, где-то я дал слабину, которая только разрослась за время ее болезни. Размышляя о сложившейся ситуации, каждый раз приходил к неизбежному выводу: все, что сейчас имею, создал своими руками, а значит, и исправлять самому. Так не может продолжаться, пора возвращаться к началу и показать ее место, напомнив роль, определенную заключенным контрактом. Она чужая баба, которая ничего не значит в моей жизни, — только женщина, которой должен отомстить. Вот и буду действовать по плану, изощренно изводя и доставая всеми способами.

Пора завязывать с непонятками, вспомнить ради чего все затевалось, о мести, которая так и горит внутри, рвясь наружу, чтобы опалить огнем тех, кого выбрал на роль жертв. Ради этого я заставлял себя жить тогда, когда рассудок говорил, что невозможно противостоять всему миру. Желание отомстить — вот что держало меня, заставляя сопротивляться, не чувствуя боли, а отсутствие привязанностей делало душевно неуязвимым, давая дополнительные силы для борьбы. А эта пигалица так быстро смогла пошатнуть жизненные устои, которые раньше были незыблемы, никто и ничто не могло воздействовать на меня, и броня спокойствия, деловой собранности и целеустремленности, безупречно защищала от чужих попыток проникновения в личную жизнь.

При таком образе жизни легко забывал тех, кто надеялся на большее, пытаясь залезть в сердце.

Особенно бабы, применявшие столько способов, ухищрений и уловок, что я не мог не смеяться, когда очередная претендентка на сладкую жизнь, заливалась слезами или захлебывалась от негодования на «такую бессердечную скотину, как я». И чем Полина лучше всей этой алчной своры? Да, в ней есть черты характера, которыми можно было восхищаться, если бы не все остальное. Я бы за своего сына тоже горло перегрыз, только посмели б тронуть! Но это инстинкт, также, как ее материнский. Еще неизвестно, как бы Полина повела себя по отношению к другим, чужим детям. Где просыпается желание быть слабее, там начинаются отношения, но кому они нужны, определенно не мне и не в этой жизни. Стареть, что ли начал, если мерзкая погода на улице наталкивает на всякие поганые размышления? Пожалуй, надо к Светке наведаться, что-то со всей чехардой совсем забыл куклу, даже звонки сбрасывал, когда она пыталась напомнить о себе, не до утех было, а сейчас будет кстати неплохо развеяться.