Мой дядюшка Освальд - Даль Роальд - Страница 8

"Снимайте!" – приказал он, задыхаясь.

"Что вы хотите сделать, ваше величество!" – закричала я.

"Прошу вас, не заставляйте меня ждать", – сказал он, еще больше задыхаясь.

"Но, сир, если я забеременею и наш общий друг узнает, что что-то между нами было, он так рассердится, что пошлет военные корабли обстреливать ваши города".

"Вы должны убедить его, что беременны от него. Давайте пошевеливайтесь, я больше не могу ждать".

"Но он же все поймет, потому что мы всегда принимаем меры предосторожности".

"Значит, примите меры предосторожности немедленно, – сказал он, – и, пожалуйста, не спорьте со мной, мадам".

– Как ты оттуда выбралась?

– Это было нелегко, – призналась Ясмин. – Видишь ли, он совершенно не уставал. Пришлось применить булавку.

– Неужели ты его действительно уколола? – спросил я.

– Еще как! – сказала она.

– Ну и что?

– Он подпрыгнул чуть ли не до потолка, пронзительно завизжал и бросился к двери. "Вы укололи меня!" – кричал он, держась за зад, но я уже вскочила на ноги и быстро надевала платье, а он, совершенно голый, подпрыгивал и вопил: "Вы что-то вонзили в меня, как вы осмелились?"

– Потрясающе, – сказал я Ясмин, – великолепно! Просто блеск! Очень бы мне хотелось это видеть. А кровь текла?

– Не знаю. К тому времени он мне уже изрядно надоел, и я заявила ему: "Выслушайте меня внимательно, представляете ли вы, что сделает с вами наш общий друг, если об этом услышит? Понимаете вы или нет, что вы меня изнасиловали?" Это заставило его замолкнуть.

"Что на вас нашло?" – говорила я, одеваясь со всей возможной быстротой.

"Я не знаю", – признался он и вдруг как-то затих и обмяк.

Когда я уже была готова уйти, то повернулась к нему, поцеловала в щеку и сказала: "Давайте забудем все, что случилось, хорошо?" И здесь я быстро сдернула эту королевскую резиновую штучку и величественно вышла из комнаты.

– Высший класс, Ясмин, – одобрил я.

Она передала мне бланк королевского дворца с подписью, и я аккуратно спрятал его на место.

– А теперь иди и собери свои вещи, – сказал я. – Мы уезжаем из города первым же поездом.

… Следующая остановка – Париж. Мы отправились туда ночным поездом и прибыли на рассвете сияющего июньского утра. Остановились мы в отеле "Ритц". Где бы ты ни оказался, часто говорил мне отец, если у тебя возникли сомнения, останавливайся всегда в "Ритце". Это был мудрый совет. Ясмин зашла ко мне в номер, чтобы за ранним ленчем – по холодному омару и бутылке шабли – обсудить дальнейшую стратегию. Список первоочередных кандидатов лежал передо мной на столе.

– В любом случае на первом месте Ренуар и Моне, – сказал я. – Ренуар живет в Эссуа. Это маленький городок в 120 милях к юго-западу от Парижа, между Шампанью и Бургундией. Ему сейчас семьдесят восемь лет, и мне говорили, что он передвигается в инвалидном кресле-каталке.

– Господи, Освальд, что же, ты думаешь, я стану давать жука этому несчастному старику в каталке?

– Ему это понравится, – успокоил я ее. – У него ничего серьезного, кроме артрита. Он продолжает писать, и наверняка он самый знаменитый живописец из сейчас живущих. Это настоящий титан. Через десять лет за каждую из его соломинок мы станем запрашивать целое состояние.

– А его жена?

– Она умерла. Он одинокий старик и будет очень рад твоему визиту. А когда он тебя увидим, то, не сходя с места, захочет написать тебя обнаженной. Но вообще-то у него есть модель по имени Деде, от которой он совершенно с ума сходит. Но если ты будешь правильно себя вести, то, может быть, он даже предложит тебе свою картину.

– А что насчет Моне? – спросила она.

– Он тоже одинокий старик, ему семьдесят девять, он на год старше Ренуара. Он ведет жизнь отшельника в Живерни, недалеко от Парижа. Очень немногие его посещают. Ты станешь лучом света в его жизни. Может быть, получишь еще один холст. Представляешь, пейзаж Моне! Эти вещи скоро будут стоить сотни тысяч, они уже стоят тысячи. Сегодня я куплю машину, она нам понадобится. Мы поедем в Эссуа, и ты познакомишься с мсье Ренуаром.

– Ты никогда не теряешь время, да, Освальд?

– Знаешь ли, дорогая, – сказал я, – как только я сделаю себе состояние, то всю оставшуюся жизнь я собираюсь провести, именно теряя время. Но пока деньги не в банке, я буду очень упорно работать. И тебе тоже придется.

– Сколько времени это займет, как ты думаешь?

– Пока мы разбогатеем? Ну, лет семь или восемь, не больше. Не так много, если подумать, что потом ты сможешь никогда ничего не делать.

– Прекрасно, – сказала Ясмин, – но что мне нравится больше всего, так это мысль, что мною овладеют все величайшие люди мира. Это возбуждает мою фантазию.

… На следующее утро мы отправились в Эссуа с рабочей лабораторией, размещенной на заднем сиденье "ситроена". Мы отыскали дом Ренуара без особых хлопот. Белое деревянное строение средних размеров стояло посередине очень приятного сада. Я знал, что главная резиденция великого художника находилась южнее, в Кань-сюр-Мер, но, очевидно, он считал, что в жаркие летние месяцы здесь прохладнее.

– Удачи, – сказал я Ясмин. – Я буду ждать тебя метрах в ста отсюда на дороге.

Она вышла из машины и направилась к калитке сада. На ней были туфли без каблуков и кремовое льняное платье. Она больше походила на молодую послушницу, идущую на прием к настоятельнице, чем на женщину, которая собирается вызвать взрыв страсти в разуме и теле одного из величайших живописцев мира. Был теплый солнечный вечер. Сидя в открытой машине, я слегка задремал и проснулся только часа через два, когда Ясмин опустилась на сиденье рядом со мной.

– Что случилось? – спросил я. – Ты его видела? В одной руке у нее был сверток в оберточной бумаге, а в другой – сумочка. Она открыла сумочку, вынула подписанную бумагу и бесценную резиновую вещь и передала мне, не говоря ни слова. У нее было странное выражение лица, смесь экстаза и испуга. Казалось, что она не слышит моих слов, да и вообще находится за много-много миль отсюда.

– В чем дело? – спросил я.

– Поезжай, – попросила она, – и оставь меня в покое. Мы вернулись в отель, не разговаривая, и разошлись по своим номерам. Я произвел немедленное микроскопическое исследование. Сперматозоиды были живыми, но их количество в поле зрения было низким, очень низким. Я с трудом сделал десять соломинок, однако, это был десяток нормальных соломинок, примерно на двадцать миллионов сперматозоидов каждая. Бог мой, подумал я, какую же уйму денег это будет стоить в будущем. Они станут такими же редкими, как первое издание Шекспира.

Через полчаса появилась Ясмин, неся с собой маленький сверток в оберточной бумаге. Я налил ей бокал шампанского и положил перед ней ломтик гусиного паштета на тостике. Она взяла только шампанское и продолжала молчать.

– Господи, Ясмин, – сказал я, – что с тобой происходит? Она осушила бокал одним глотком и протянула мне, чтобы я снова налил.

– Я в нокауте. Это первый мужчина, который полностью меня покорил.

– Ах, вот как! Кажется, я начинаю понимать, что ты имеешь в виду.

– Это чудо! Этот человек – он гений!

– Конечно, гений, поэтому мы его и выбрали.

– Да, но он волшебный гений, он так прекрасен, Освальд! И такой милый, такой любезный, такой ласковый. Я никогда не встречала никого подобного.

– Похоже, что он тебя действительно покорил.

– Ренуар, – продолжала она. – Он гигант. Его творения останутся в веках.

– Как и его сперма.

– Помолчи и послушай меня, – сказала она. – Вот что я пытаюсь тебе сказать. В этой игре одни люди – фигляры, а другие – нет. Они – настоящие. Альфонс – фигляр и короли – фигляры, есть несколько других фигляров в нашем списке.

– Кто?

– Ну, Генри Форд, например. Я думаю, что этот, как зовут этого венского мужика, Фрейд – фигляр. И этот, который беспроволочный, Маркони – он тоже фигляр.