Дочь лесника (СИ) - Казьмин Михаил Иванович - Страница 50

Второго залпа пехота дать не успела - выживших после расстрела нагнали наши кавалеристы.

Ударив в пики и сразу же выбив немало мерасков, легкоконники взялись за сабли, и тут началось... Не так близко мы стояли, чтобы видеть подробности, да и, боюсь, трудно было бы рассмотреть эти самые подробности в безумном мельтешении сверкающих под вышедшим посмотреть на побоище солнцем клинков, верчении коней, понукаемых своими всадниками, и прочими быстро меняющимися картинами кавалерийского боя. Доносившиеся до нас крики и вопли, лязг железа, конское ржание и прочее звуковое сопровождение тоже особой ясности происходящему не придавало. Однако же здравый смысл подсказывал, что уже скоро мы увидим очередную победу имперского оружия. Наших было больше (если я правильно прикинул численность атакующей кавалерии, то это был легкоконный полк в полном своем составе, то есть под семь с половиной сотен строевых чинов), наши, в отличие от противника, вступили в бой свежими, опять же, атаковали, а в конном бою это сразу же дает преимущество, противник уже втянулся в бегство, и ни сил, ни времени толком защищаться у него не оставалось... В общем, по всей совокупности имевшихся причин следствие должно было оказаться однозначным.

Второй раз за день я вспомнил капрала Броссе, на этот раз его рассуждения о физических кондициях наших и неприятельских коней, и снова убедился, что словам бывалого солдата стоит доверять. Вот честно, сам, своими глазами видел, как валились и перекатывались через спину лошади кочевников от сшибки с нашими конями!

Нет, ясное дело, кому-то из мерасков бежать удалось. Но остальных легкоконники зажали между собой и пехотой. С одной стороны пики и сабли, с другой штыки и меткие одиночные выстрелы - я крайне удивился, когда после завершения бойни пехотинцы и спешившиеся кавалеристы пинками поднимали живых мерасков, несколькими зуботычинами приводили их в чувство, а затем избавляли пленников от поясов и разрезали спереди штаны с таким расчетом, что их приходилось поддерживать руками. А что, удобно - не надо искать, чем связать пленных, руки у них заняты, а стоит отпустить - так со спущенными штанами ни бежать, ни забраться в седло не получится. Затем незадачливых мерасков согнали в некое подобие строя, отвели чуть поодаль и посадили на землю ожидать решения своей дальнейшей судьбы под надзором весьма недружелюбно настроенных пехотинцев. А на поле недавней битвы уже вовсю процветали обычные для такого случая дела - сбор своих раненых, добивание чужих и, как бы это помягче выразиться, избавление мертвых неприятелей от всяческих ценных, но им уже не нужных вещей...

Глава 28

Ох, и пришлось же мне писать после этой истории с выходом мерасков на наши коммуникации! Целая серия статей, листовки для солдат, интервью с командиром батальона, с командиром легкоконного полка, с парой отличившихся пехотинцев, несколько фото и зарисовок, запечатлевших горы мертвых тел мерасков и туш их лошадей, портреты героев - пехотинцев и кавалеристов, куча всего еще... Работы было выше крыши, писать все сам я не успевал, поэтому часть писанины с некоторым сожалением спихнул Виннеру. Уж больно вкусный материал открылся, делиться жаба душила. Ну то есть так, придушивала слегка, но все равно...

Как рассказали знакомые штабные офицеры, факт появления крупного неприятельского отряда на наших коммуникациях, в оперативном, можно сказать, тылу, генерал Штудигетт воспринял, можно сказать, философски - война есть война, мало ли что может произойти. Как я понимал, такое спокойствие стало результатом полного провала вражеского рейда, в противном случае много кому пришлось бы познакомиться с генеральским гневом. Но искать, а тем более назначать виновных Штудигетт не стал, а вот разобраться с тем, как такое стало возможным, пожелал очень сильно. Настолько сильно, что назначил расследование, вести которое поручил подполковнику Дельхайе, а меня, когда я под руку подвернулся, определил оному подполковнику помогать, хоть я и попытался отбрыкаться - уж больно не хотелось оставлять Виннеру еще больше вкусняшек. Заодно генерал нагрузил Дельхайе обязанностями моего персонального цензора с правом решать, что именно пригодно к публикации из того, что мы накопаем, и такой оборот тоже меня не порадовал.

А напрасно. Накопали мы такого... Как, оказывается, много интересного можно узнать, если целью допроса ставится только получение сведений, а сохранение жизни допрашиваемого остается делом второстепенным! Процедура, конечно, хм, неаппетитная, но на войне к подобным зрелищам привыкаешь быстро. Вот в процессе таких процедур те самые мераски, которым недавно пришлось поддерживать штаны руками, наговорили и подполковнику на его расследование, и мне не на одну статью. И с моей точки зрения материал был... Ну сами сейчас поймете.

В общем, так. Мераски, которые на нас напали, оказались не просто кочевниками, а 'должниками богов'. Это громкое имя носили неудачники, которым не повезло задолжать шаманам. Шаманы у мерасков составляли три отдельных рода, причем едва ли не самых богатых, и если у кого-то были проблемы с получением помощи от своих родичей, шаманы всегда были готовы прийти на выручку, но не бескорыстно. Интересно, что скот, имущество или деньги они со своих должников не взимали, предпочитая отработку. В мирное время пришлось бы этим должникам пасти стада шаманских родов и выполнять прочую работу, ну а на войне погнали их воевать. Красно-черные повязки на головах, кстати, как раз и отличали этих должников от обычных мерасков.

Чего ради затеяли шаманы свою собственную войну? Именно собственную, предводители обычных родов к этому рейду никакого отношения, как выяснилось, не имели. Вот когда пленники стали отвечать на этот вопрос, самое интересное и началось. Честно сказать, ни я, ни подполковник сначала им не поверили. Но после того, как уже трое не выдержали допроса, а остальные продолжали твердить то же самое, поверить, как ни странно, пришлось.

В общем, шаманы решили, ни больше ни меньше, как то ли призвать на наши головы сверхъестественные силы, то ли с помощью этих самых сил избавить мерасков от уготованной им участи, насчет которой никаких сомнений у кочующих колдунов уже не было. Целью рейда был выход к Барийским горам - сравнительно небольшому горному массиву по правому берегу притока Филлирана, на имперских картах именовавшегося Бариаром. В дальнейшем предполагалось отыскать в этих горах некую пещеру, где якобы живет какой-то не то оракул, не то колдун, не то просто могучий дух или даже бог, в свое время перенесший за Филлиран великого воина Барматургана.

Про Барматургана я помнил из общей истории Эрасса. Барматурган ат-Альран, то есть Барматурган из-за Филлирана, считался основателем нынешней даянской государственности. Тут, правда, среди историков единогласия не было. Большинство имперских авторов, признавая названного деятеля лицом, реально существовавшим, походя посмеивались над даянскими сказаниями о том, как мудрого правителя и великого полководца принес им ветер богов, некоторые же историки из Империи вообще отрицали историчность Барматургана, как раз из-за тех самых сказаний. Изюминка ситуации в том, что столь чтимый даянами Барматурган был самым что ни на есть настоящим мераском! Собственно, чтят его и мераски, хотя для них он больше пример личного успеха, ну заодно и повод лишний раз подчеркнуть свое превосходство над соседями - дескать, мы вам, убогим, вашего же правителя дали. Сомнительный, конечно, повод - когда Барматурган основывал даянам государство, сами мераски пребывали еще в полной дикости, по сравнению с которой и нынешний-то их уровень можно считать одной из вершин прогресса. Как я понимаю, среди своих сородичей тому Барматургану развернуться никакой возможности не было, вот и подался он к соседям. А теперь шаманы, накурившись или нанюхавшись уж не знаю чего, решили повторить путь Барматургана и с помощью того самого оракула-колдуна-духа-бога попасть к даянам не на правах вынужденных переселенцев и беженцев, а прямо-таки заменить собою 'великую даянскую вежу' и немедля привлечь соседей к войне против Империи.