Дочь лесника (СИ) - Казьмин Михаил Иванович - Страница 49

Передышка оказалась недолгой - мераски наскочили снова. Снова замельтешило перед глазами сверкание сабель и штыков, загрохотали выстрелы, поплыли облака порохового дыма, закричали раненые люди и заржали раненые лошади. И снова мераски откатились назад, провожаемые частым ружейным огнем. На что, интересно, мераски вообще рассчитывали? Сломать каре? Нереально. Нанести пехоте большие, вплоть до неприемлемых, потери? Да хрен им, штык в лошадиную морду раньше воткнется, чем всадник сможет дотянуться до пехотинца саблей.

Однако же столь низко оценить умственные способности противника я несколько поторопился. Отхлынув от живой стены имперской пехоты, орда закружилась вокруг каре и начала обстреливать нас из ружей и луков.

С неприятным стуком в деревянный борт обозной повозки рядом со мной воткнулась стрела. Чуть позже вскрикнул, схватившись за плечо, из которого торчала стрела, какой-то штабной капитан. Сразу же вспомнился капрал Броссе с его, мягко говоря, недовольством лучниками-мерасками. Черт, прав ведь был капрал, еще как прав! Вот только убеждаться в его правоте на себе или, не дай Бог, на Лорке не хотелось совсем.

Пехотинцам этого тоже не хотелось, тем более, что и среди них стали все чаще и чаще падать и оседать на землю те, кому не повезло поймать стрелу. Офицеры скомандовали - и все четыре фаса каре открыли беглый ружейный огонь по кружащим мераскам. Что ни говори, а приятно, когда свои войска имеют намного более дальнобойное оружие, чем противник. Приятно и полезно. Полетели на землю всадники и лошади, мераски хлынули врассыпную и собрались уже на большем удалении от каре, снова закрутив свою карусель со стрельбой. Вот только стрелы теперь стали гораздо чаще втыкаться в землю перед рядами наших пехотинцев, чем попадать в них или внутрь каре. Эх, сейчас бы сюда хоть одну митральезу!

- Лучников, лучников выцеливай! - кричали офицеры и вторили им сержанты. Не знаю, насколько это было возможно, я, например, на таком расстоянии разглядеть среди мерасков лучников просто не мог, но господам офицерам виднее.

Обстановка снова изменилась, на этот раз к лучшему - мераски прекратили стрелять и отошли. Судя по тому, что по каре пронеслась команда прекратить огонь, отошли кочевники именно с таким расчетом, чтобы солдаты не могли с уверенностью достать их из своих винтовок. Интересно, зачем? Дать передышку умотанным лошадям? А ведь, скорее всего, так оно и есть...

Но передышку они дали не только своим лошадкам, но и нам. Наскоро перевязанных раненых вытащили из-под повозок, где они были укрыты от обстрела, и стали перевязывать по новой - уже куда как аккуратнее и тщательнее. Некоторым батальонный лекарь даже вытащил стрелы, если это позволяли особенности ранения, остальным просто старательно фиксировал поврежденные конечности, обрезал древки торчащих стрел, и всех бинтовал. В общем, делал все, от него зависящее, чтобы до лазарета раненых довезли по возможности живыми. Тут же соорудили дощатый навес, разобрав борта у нескольких повозок, чтобы прикрыть перевязочный пункт от новых стрел. Раненых все равно придется опять под повозками прятать, но вот батальонный лекарь свою работу будет теперь выполнять в условиях, не то чтобы более комфортных, но уж в любом случае намного более безопасных.

С обозных повозок сгрузили несколько патронных ящиков, вскрыли их и каждый взвод выслал по несколько человек за пополнением боезапаса. Дело нужное, нечего и говорить. Вообще, во всем поведении наших пехотинцев прямо-таки сквозила какая-то веселая и жизнерадостная деловитость. Впечатление было такое, что солдаты не воюют, а просто заняты некой коллективной работой, причем не особо и трудной.

- Отобьемся, господин инспектор! - со злобной радостью обнадежил меня какой-то сержант, встретившись со мной взглядом. Отобьемся, это да, я и не сомневался. Другое дело, с какими потерями. Так-то, насколько я мог видеть, особо много людей батальон не потерял, но черт его знает, что будет дальше? Вспомнилось расхожее мнение, что два самых неприятных занятия - это ждать и догонять. Уходить мераски явно не собирались, догнать их мы уж точно не могли, оставалось только ждать. Вопрос в том, кого и чего ждать? С началом боя три штуки сигнальных ракет запустили, увидели наши их или нет, хрен знает. Стрельба, по идее, должна быть слышна, но вот на какие расстояния распространяются звуки в степи, я понятия не имел. По всему выходило, что ждать нам стоило скорее очередной атаки мерасков, нежели помощи от своих. Атаку мы, понятно, отобьем, если понадобится, то не одну, не две и не пять, но и появление наших, желательно в конном строю, достаточном количестве, а лучше всего и при митральезах, было бы крайне уместным...

Дождались, мать-перемать! Мераски решили, что лошади отдохнули и пора продолжить. Вот только продолжили они не попытки атаковать каре, а карусель со стрельбой. Активным огнем их снова отогнали подальше, но попыток засыпать нашу пехоту стрелами они не оставили, просто радиус круга, который кочевники выписывали вокруг нас, несколько увеличился. И то радость - стрелы до нас долетали уже не все, а пули из мерасковских карамультуков, если и долетали, то в незначительных количествах. Однако же сильно много хорошего в этом положении я не наблюдал, потому что мы сдвинуться с места не могли и единственное, что нам оставалось - ждать свою кавалерию. А если она не придет, то сколько нам ту еще стоять? До ночи? До завтра? Или до того, как бессмысленность ситуации станет ясной и для мерасков? У них-то тоже никаких разумных вариантов не просматривалось, кроме подхода подкреплений. Но вот в такую вероятность верилось с трудом - на мой взгляд, количество мерасков, бросивших своих овец ради попыток пободаться с пехотным каре, и так было слишком большим. Вот что только они тут забыли? Во имя чего эти бестолковые атаки? На что мераски вообще надеются? Что продержат нас в стоячем положение до того, что мы в конце концов замерзнем? Теоретически такая вероятность имеется, но и противник у нас в тех же погодных условиях...

Размеренные дробные очереди, характерные для митральез, прозвучали райской музыкой. Мераски, только что кружившие вокруг нас плотной массой, с похвальной скоростью рассыпались, оставив на земле, как казалось мне с этого расстояния, не так уж много людских и конских тел. Впрочем, некоторое сожаление по поводу столь малых вражеских потерь тут же исчезло, уступив место искренней радости, сопровождаемой боевым кличем, прокатившемся по рядам пехотинцев. И было же, было чему радоваться! Кавалерия, на полном скаку разворачивающаяся из колонны в линию, правый фланг, заходящий для охвата противника, кони, подобранные в масть по эскадронам, трепетание черно-золотистых флюгеров на пиках - красотища!

Мераски, думаю, тоже впечатлились открывшимся зрелищем, но поскольку эта красота для них означала совсем не то, что для нас, никакой радости не показали. По-быстрому развернувшись, они явно нацелились избежать встречи с нашими кавалеристами путем экстренного отступления.

Действия мерасков предсказал, судя по всему, не я один. Раздались резкие команды офицеров батальона, затрубили пехотные горны, каре с поражающей быстротой развернулось в линию, оставив на месте своего стояния небольшой отряд для прикрытия раненых и обоза, по линии пронеслись одна за другой команды 'нале-во!' и 'бегом - марш!', и образовавшаяся в результате длинная колонна дробно топая, пустилась вперед, параллельно бегущим мераскам и пока что их опережая. Штабные офицеры, бывшие нашими соседями внутри каре, пустили своих коней мелкой рысью, держась левее пешей колонны, мы с Лоркой, решив, что эти уж точно знают, что делают, тоже развернули лошадок и пристроились им в хвост. Через какое-то время колонна, повинуясь командам 'стой!' и 'напра-во!', вновь превратилась в длинный развернутый строй в три шеренги.

Суть этого маневра стала понятной, когда мераски с нами поравнялись, а наши легкоконники предусмотрительно поотстали. И как только растянутая толпа конных беглецов оказалась напротив нашего строя, ожидаемо последовала команда 'залпом - пли!'. Да уж, это получился расстрел, классический и безжалостный.