Небеса в огне (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 63

Она больше ничего не спросила и уже начинала мне нравиться.

Правда, полноценно определиться с отношением к Лэй-Эсмире я не успела, потому что на сцену поднялись коллеги с секретом, которых я встретила у входа в «Форсайт». Микрофон взял гаффер, он же шагнул вперед, и экраны за его спиной отразили мужчину крупным планом.

— Ребята! Минутку внимания, пожалуйста!

Музыку приглушили мгновенно, и гаффер улыбнулся.

— Все мы знаем, по какому поводу мы здесь собрались… — Он сделал паузу, и по залу пронесся негромкий шепот. — Но не все знаем, как все началось. То есть, я хотел сказать, началось для того, кто собрал нас всех здесь. Мы решили рассказать вам об этом.

Он обвел взглядом зал, стоявшие за его спиной коллеги улыбались.

— Лира.

Моя ассистентка шагнула вперед, на экранах за ее спиной волны стерли повторение того, что происходит на сцене. Вместо коллег появилась фотограмма забитого до отказа зала, а затем панорама Грандвэй, пожалуй, самого известного театра Аронгары, находящегося во Флангстоне. Панораму снова сменил заполненный зал, потом кадр сцены, где актеры выходят к зрителям уже после окончания спектакля. Исполнители главных ролей, соединив вскинутые руки, стояли в самом центре сцены, заваленной букетами.

— Восемь лет до Смены Времен, — Лира улыбнулась. — «Небеса в огне», первая постановка Джермана Гроу. В те времена еще никто не знал это имя, но после премьеры все изменилось.

Кадр сменился снова: мужчину на нем выдавали разве что толстовка и джинсы с вытянутыми коленями, потому что длинные волосы (гораздо длиннее, чем сейчас), были стянуты за спиной в хвост, глаз за модными для того времени солнцезащитными очками вообще не было видно. Завершала картину раскрытая ладонь, срезавшая пол-лица, с выразительно оттопыренным средним пальцем — поверх непристойного жеста в камеру смотрел молодой Гроу.

— Журналисты не давали ему прохода, и это всегда заканчивалось для них приблизительно так.

Слова Лиры зал встретил грохотом смеха, но на экран уже вывели новую фотограмму. На сей раз на сцене едва ли не происходило то самое, что в представлении Даармархского именовалось наказанием. Хотя, судя по его изобретательности и богатому опыту, наказания этот дракон вообще любил, умел, практиковал.

— Следующая постановка перевернула театральный мир… — Лира задумалась. — Я бы сказала, поставила его в непристойную позу, заставив мнения критиков разделиться.

Очередную волну смеха поглотило внимание: кадры сменяли друг друга, и я понимала, что под голограммами спецэффектов действительно разворачивается весьма провокационное действо.

— Мюзикл «Горячее только звезды» назвали самой скандальной постановкой уходящего столетия, одни упорно настаивали на том, что ее стоит запретить, другие говорили, что она достойна высших наград.

Провокации на сцене действительно было много, но даже сейчас, глядя на происходящее через фотограммы энной степени давности я чувствовала бешеную энергетику, бьющую в зал в каждом взгляде, движении, не говоря уже о прикосновениях актеров друг к другу.

Невольно обернулась: Гроу стоял, сложив руки на груди и по его лицу невозможно было понять, что он сейчас чувствует. Честно говоря, после всего случившегося мне должно было на это положить, но я не могла избавиться от ощущения, что у меня раздвоение личности. Потому что одна часть меня упирала на то, что передо мной засранец, а вторая не могла не признать, что все что он делает — гениально.

На мысли, что передо мной гениальный засранец, я относительно смирилась с этой двойственностью и вернулась в зал:

— Еще одна знаковая постановка — рок-опера «Мир без тебя». В ней, как мы знаем…

Как мы знаем, в ней.

Леона и Гроу на сцене казались единым целым. Честно — не знай я, что моя сестра глубоко и безоговорочно любит своего Рэйнара, решила бы, что у этих двоих роман в самом разгаре. Они едва касались друг друга — и в зал уже летели искры, от которых ладони начинали гореть и срочно хотелось выйти куда-нибудь вместе с бойфрендом.

— Эта постановка стала переломным моментом, потому что именно ради нее Джерман решил открыть свое лицо прессе. Она же стала последней, потому что после успеха «Мир без тебя» его пригласили в мир большого кино. Компания «Гранд Пикчерз»…

На этой мысли я опять выпала из реальности, потому что волна, идущая в зал от высокого голоса Лиры, набирала силу с каждой минутой. Ощущение присутствия, невероятной, яростной энергетики, заложенной в каждое творение Гроу, текло по коже и отзывалось в каждом из собравшихся не менее яростным откликом.

— … все, что он делал. Они совершенно разные, но у всех есть три отличительные черты: яркость, самобытность и головокружительный успех. Поэтому, — Лира улыбнулась. — Мы искренне рады работать с Джерманом Гроу в одном проекте…

Грохот смеха снова поглотил ее слова, и когда он затих, она продолжила:

— Поэтому, и еще потому, что мы искренне восхищаемся тем, что ты делал, делаешь и продолжаешь делать. С Днем Рождения, Джерман!

С Днем Рождения, Джерман.

Ага.

Действительно, почему бы и нет. Гениальные засранцы тоже должны появляться на свет естественным путем, и что с того, что в этом зале все знают о дне, когда это произошло, кроме одной непроходимой дуры?

Неизвестно почему, но чувствовала я себя именно так.

Особенно когда зал взорвался аплодисментами и ревом, под который Гроу снова поднялся на сцену.

— Это было неожиданно, — перехватив микрофон у Лиры, произнес он, и зал снова затих.

Неожиданно — не то слово. Зато теперь я поняла, о чем шептались коллеги перед входом.

— Спасибо. Драконически приятно, что меня ценят коллеги, которые каждый день видят мою обратную сторону.

— Ты сейчас об этом? — Лира щелкнула пультом, и очередная архивная фотка (улов папарацци) представила Гроу в толстовке с принтом, где красовался выразительно оттопыренный средний палец.

— И об этом тоже, — последние слова снова встретили смехом. — Но главное, что все, что у меня получается, получается в первую очередь благодаря вам.

Он смотрел в зал, и его взгляд горел безо всякого огня.

— Все, что мы делаем, мы делаем вместе. Все, что мы создаем, мы создаем вместе. И я тоже рад работать со всеми вами и с каждым из вас. Каждый, кто находится в этом зале, выкладывается на все сто. Спасибо, что вы со мной! Спасибо, что пришли!

Миг тишины, воцарившийся после его слов, взорвался такой бурей оваций, что все предыдущие по сравнению с ним казались хлопаньем младшеклассников на школьном спектакле. И когда мне казалось, что круче засады быть не может, на сцену поднялась Сибрилла. Впрочем, поднялась — это слабо сказано, она туда вспорхнула, сверкая и переливаясь чешуей своего платья.

— Джерман, задержись, пожалуйста, — негромко произнесла она. — У меня тоже есть для тебя подарок.

Надо было развернуться и уйти прямо сейчас, свалить из этого клуба, невзирая на лица, контракты и прочие прелести, но я осталась. Чешуя его знает, почему: наверное, чтобы убедиться, что я могу смотреть на Гроу с Сибриллой без желания кого-нибудь треснуть клатчем или за волосы стащить со сцены. Хотя можно и за шлейф, голова иногда издает интересные звуки, когда бьется о поверхности (это я еще в школе проверила, на примере одного набла, из-за которого чуть не усыпили Марра).

Как бы там ни было, я стояла и смотрела на то, как Сибрилла перехватывает из его рук микрофон, и как музыка снова затихает, чтобы плеснуть в зал новой, совершенно незнакомой мелодией.

Звезды падают в небо,

Я стою на краю,

И, раскинув над пропастью руки, как крылья

Для тебя я сейчас

Эту песню пою

В память нашей любви,

В память дней, когда мы с тобой счастливы были.

Голос у Сибриллы действительно был мощный: ударяя в музыку, он взлетал над залом ледяными плетьми, чтобы обрушиться вниз россыпью снежной крошки. Учитывая, что голографический снег падал на них с Гроу, выходило очень символично.