Оберон - 24. Трилогия (СИ) - Машков Александр Иванович "Baboon" - Страница 35

— Так бы каждый день, — улыбнулась она, — а то ковыряется чего-то. Набегался?

— Угу, — только и смог я ответить.

— Опять не постригся, — сокрушённо сказала мама, — скажу отцу, машинкой пострижёт.

При упоминании отцовской машинки, я побледнел. Отец пострижёт!! Потом на улицу будет стыдно выйти. Может, во время войны такие чубы и были в моде, но только не сейчас! Всё-таки, уже не 45-й год, а 72-й!

— Мама! — воскликнул я, — Завтра пойду!

— Я с тобой! — быстро сказала Катя, показав мне кулачок, чтобы я не сказал какую-нибудь глупость.

— Правильно, Катя, только больше не своди с него глаз.

— Да, мама, я только в туалет сходила…

Я понял и мысленно поддержал маму. И в кого только наша Катя уродилась!

— Я постригусь, — пообещал я из-за кружки с компотом, — а то меня сегодня за Катю приняли…

На кухне сначала повисла тишина, потом раздался весёлый смех, я тоже счастливо улыбался.

Добавляло мне радости ещё то, что завтра мы опять встретимся с Настей!

Вечером мы посмотрели телевизор, показывали кино, я даже не запомнил, какое. Мне было радостно сидеть рядом с Катей, я был страшно доволен, что не рассорились, и по-прежнему любим друг друга.

Папа пришел, сегодня выпивши, принёс бутылку, они с мамой сидят на летней кухне. Мама сначала бранилась на отца, потом сели рядом, мирно беседуют. О чём? Может быть, мама жалуется папе на нас с Катей? Отец никогда нас не наказывал сурово, ремнём по попе я получил от мамы, папа всегда защищал нас.

Я бегал на двор, и видел, как они весело смеются, сидя за столом.

Когда мы с Катей улеглись спать, она обняла меня, и прошептала:

— Ну, Котёнок, рассказывай!

— Что рассказывать? — оторопел я.

— Как провёл день с Настей, без меня? Понравилось? Где были?

— Катя…

— Рассказывай, давай!

— Кать, ты никогда не рассказываешь, где вы с Сашкой ходите…

— Котя! Я рассказывала! Вчера мы с ним играли у него дома! А ты? На пляж ходили? Купались? Ты нарушил своё слово? — я засопел. После прошлогоднего «утопания», мы с Катей дали крепкое слово, что не будем купаться без надзора. Поэтому меня и не нашли. Никому в голову не пришло искать меня на пляже, тем более, на «купалке», где особенно глубоко, прямо рядом с берегом.

— Я догадалась, но никому не сказала, иначе нас с тобой точно бы выдрали. Не ремнём, так крапивой.

Расскажешь?

— Расскажу, — ответил я, взял Катины волосы, мягкие, шелковистые. Начал осторожно пропускать сквозь пальцы, — Кать, можно, я буду тебя расчёсывать по утрам? — шёпотом спросил я. Катя перестала дышать: — Ты… расчёсывал волосы Насте?!

— Да, Катя, и она мне. Я и не знал, как это сладко. И ещё… Кать, можно, я возьму себе твои серые плавочки?

— Мои плавочки?! Ты брал мои плавочки?!

— Мне мама их надела, сказала, что так лучше, с шортиками.

— Интересно… Ты в них купался?

— Да, Катя, в твоих плавочках купаться лучше, чем в трусах, они к ногам не прилипают, не пузырятся.

— Поэтому тебя с девочкой перепутали? — засмеялась Катя.

— Да, Катя, меня девочки начали ругать.

— За что? За то, что надел девчоночьи плавки?!

— Нет. За то, что я… то-есть ты, бросаешь меня одного.

— Котичек, — вздохнула Катя, — я поняла только сегодня, как это горько и обидно, когда сегодня осталась одна. Саши дома не оказалось, ты ушёл с Настей. Я представила, что ты бросил меня, чуть тоже не расплакалась. Давай, больше никогда не расставаться?

— Давай… Катюш, если хочешь, играй с Сашей, только рядом с нами…

— С кем это, «с нами»? — отстранилась Катя, заглядывая в моё смущённое лицо.

— Ну, я с Настей, ты с Сашей… — Катя радостно рассмеялась:

— Ты что, влюбился? — мне стало жарко:

— Кать, я тебя люблю…

— Меня, понятно, я тоже тебя люблю, я про Настю спрашиваю.

— Не знаю, Катя, мы завтра пойдём стричься?

— Пойдём, Котичек, — она нежно поцеловала меня в щёчку, — не знаю только, пойдут ли тебе мои плавки к твоей новой стрижке?

— Посмотрим. Насте понравились, девчонкам, тоже.

— Кто там был?

— Наташа и Ира. Кать, там были мои знакомые пацаны, и они не узнали меня!

Катя захихикала:

— Здорово было бы, если бы узнали!

— Да, Катя, обозвали бы бабником…

— Тебя? Никогда.

— Почему?

— Потому что мы всегда вместе. Подумай сам! Ты всегда с девочкой!

— Может быть, — протянул я, — ты больше ничего не вспомнила? Про Оберон?

— Нет, Котя, может, приснится. Давай спать.

А утром Саше стало плохо. У него сильно заболел живот, его тошнило, несло.

— Наверно, аппендицит, — сказал Саша. У Саши в школе уже двое перенесли операцию, и он знал симптомы. Наш брат оделся и сказал:

— Пойду в больницу.

— Мы проводим тебя! — воскликнули мы, и побежали собираться.

— Катя, потом Костю отведи стричься! — крикнула нам вслед мама.

— Ладно! — отозвалась Катя.

Я быстро переоделся во вчерашнюю одежду, и плавки не забыл, вдруг пригодятся!

Катя тоже не задержалась, мы беспокоились за Сашу. Расчесалась Катя сама, некогда было даже косички заплести.

До больницы Саша шёл вполне бодро, лишь иногда корчился от боли. Саша не стал записываться в поликлинике, к врачу, а пошёл сразу в приёмный покой. Там он долго бы ждал врача, но мы с Катей вызвали немалый переполох, когда закричали, что нашему брату плохо, и стали бегать, в поисках дежурного врача. Врач нашёлся быстро. Он, оказывается, знал нас, рассмеялся, глядя на наши озабоченные лица но, прощупав Сашин живот, сказал, что надо отправлять его в Находку, делать операцию.

Единственный хирург была в отпуске. Ира, кстати, с которой я вчера купался, была её дочкой.

Сашу посадили в больничный «УАЗик», мы с Катей подождали, пока он уедет, и пошли снова в парикмахерскую.

— Не повезло Саше, — сказала Катя, — самое лето в разгаре, а он в больнице будет лежать.

— Долго? — спросил я.

— Неделю, кажется, — ответила сестра. Я подумал, что лучше, конечно, лежать в больнице осенью, или зимой. И в школу ходить не надо, и холодно на улице, всё равно долго не погуляешь. Мы, правда, с Катей, могли ещё и не такое, нам всё равно, лето, или зима, лишь бы дома не сидеть. Но об этом, как ни — будь в другой раз.

Дошли до парикмахерской, нашли там Настю, которая уже места себе не находила, думая, что я её обманул, но мы с Катей рассказали грустную историю, приключившуюся с Сашей, и Настя посочувствовала нашему брату. Пока разговаривали, подошла наша очередь. Меня посадили перед зеркалом, накрыли простынёй, от шеи до ног, и спросили, как подстричь. А я смотрел на своё лохматое отражение, и жалел свои волосы, потому что Настя не будет больше меня расчёсывать. Только я её. И Катю.

— Под бокс! — сказал я, и весело защёлкали ножницы.

Под конец стрижки у меня остался только крохотный чубчик с чёлкой, сразу стали видны слегка оттопыренные красные уши.

— Вот и всё, с вас пятнадцать копеек, молодой человек, — сказала мастер. Я залез в кармашек, и заплатил. Сегодня Катя доверила мне деньги.

— Какой ты красивый стал! — восхитилась Настя, у которой тоже подошла очередь.

— Да, Костик, ты прямо очаровашка! — подтвердила Катя, которая уже, в нетерпении, не знала, куда себя деть.

— Катя, подождём Настю? — попросил я.

— Её долго будут стричь, может, мне пока сбегать? К Саше?

— Катя, сейчас Настю подождём, и вместе пойдём к Саше, потом на пляж.

— А если он опять уйдёт? — надулась Катя. Я посмотрел на неё, и она смутилась.

Саша сам нас нашёл. Недалеко от КБО стоял стенд с клубной афишей, на которой было написано называние новой картины.

Саша был одет в бежевые шортики и белую футболку с короткими рукавами.

Фильм назывался «Разиня», демонстрировался он на вечернем сеансе, куда таких ребят, как мы, ещё не пускали.

— Классное кино! — сказал Саша, — С Луи де Фюнесом. Помните, «Фантомас»? — мы закивали. Помним, конечно. По рассказам. Катя сразу завладела Сашей, мы с Настей переглянулись, и взялись за руки.