Семь Замков Морского Царя
(Романы, рассказы) - Рэй Жан - Страница 20

Обед в компании Чермана оказался на редкость удачным, и Роуланд быстро забыл окружавшие его загадки.

Заставшая их в устье Темзы непогода вынудила «Джервис Бей» стать на якорь.

— Вам придется провести еще одну ночь на койке в вашей каюте! — сказал Черман, сохранявший хорошее настроение. — Не переживайте, вполне возможно, что ваша постель в Лондоне окажется менее удобной… Кстати, там вам никто не предложит коктейль!

Горячий коктейль принесла Нэнси Уорд, остановившаяся перед дверью в его каюту, так как стюардессам запрещалось заходить в каюту пассажира. Правила на борту были весьма строгими.

Роуланд быстро расправился с напитком. Ему показался приятным аромат апельсина, вкус корицы и гвоздики.

«Возможно, благодаря этому коктейлю, я увижу во сне блаженные острова…» — подумал он.

Но его сны оказались не такими приятными. Роуланд почувствовал, что находится на грани какого-то мрачного кошмара.

Насекомое, похожее на громадную муху, то и дело пыталось сесть ему на голову, и он, как ни старался, не мог отогнать ее.

Когда, наконец, мерзкое насекомое улетело, из ночной тьмы возник огненный крест.

— Муха… Крест… — простонал Харлисон, безуспешно пытаясь избавиться от зловещих теней.

Но крест приблизился и внезапно опустился ему на грудь.

Роуланд закричал и сбросил с себя одеяло.

Луна заглядывала через иллюминатор в сонную каюту. Ее призрачный свет четко выделял даже самую незначительную деталь интерьера. Неожиданно чья-то тень закрыла иллюминатор, и в каюте резко потемнело.

— Ванг! — выдохнул Харлисон, бросаясь к иллюминатору.

На палубе не было ни души; все было залито голубым светом луны; в густой тени, характерной для лунных ночей, скрывались бесформенные предметы. Инженер почувствовал сильнейшую боль в груди, словно его сон с огненным крестом продолжался наяву. Он щелкнул выключателем, и каюта осветилась ярким электрическим светом. Он увидел, что рубашка у него на груди распахнута, перламутровые пуговицы оторваны и на его груди появилось красное пятно, словно от ожога; это пятно имело форму креста.

— Мне крупно повезет, если мои приключения не закончатся в сумасшедшем доме, — простонал он, подходя к висевшему на стене каюты зеркалу.

Бросив взгляд на зеркало, он вскрикнул от удивления.

Его волосы стали черными!

Мистеру Теду Соумзу, эсквайру, никак не удавалось уснуть.

Он попытался перевернуться на левый бок, хотя хорошо знал, что при этом ему был гарантирован кошмар, потом снова перевернулся на правый бок, но результат был таким же.

— Завтра я уеду из этой гостиницы, — проворчал он, — но до этого я сформулирую несколько критических замечаний, в особенности, касающихся работы персонала, на который мне есть за что пожаловаться. Я уже одиннадцать месяцев торчу в этом отеле. Все это время я вел себя абсолютно корректно по отношению к заведению, был полностью верен ему. Так, к примеру, я ни разу не завтракал и не обедал вне гостиницы. И я могу поклясться, что ни разу не ночевал за ее пределами.

Правда, я вряд ли смог бы найти более дешевое жилье. Здесь у меня есть электрическое освещение, центральное отопление, холодная вода, внимательное обслуживание… Но это не важно! Мне будет полезно переменить обстановку. Здесь я просто заплываю жиром…

Покопавшись в ночном колпаке, он достал из него листок рисовой бумаги, щепотку грубого табака и спички. Действительно, мистер Соумз был большим оригиналом.

— Я возвращаюсь к привычке курить в постели! — сообщил он самому себе. — Как приятно вспомнить эти добрые старые привычки! — И он пустил к потолку струю густого дыма.

За дверью послышался легкий шум, и освещенный квадрат окошечка в двери потемнел.

— Номер 170! Я отмечаю, что вы курите в камере! Я сообщу об этом в завтрашнем докладе!

— Это невозможно, — флегматично откликнулся мистер Соумз.

— Как это невозможно, дьявольское вы отродье! Наверное, мне придется сделать дополнительную запись о вашем наглом поведении!

— Я сказал, что это невозможно потому, что Его Милость главный судья из Центрального уголовного суда решил, что завтра я буду освобожден, а по действующему законодательству освобождение должно состояться на восходе солнца. Доклад директору, как известно, поступает в десять часов утра, тогда как солнце встает гораздо раньше.

— Ладно, — пробурчал из-за двери надзиратель, бросив недовольный взгляд через окошечко в камеру, заполненную дымом. — Будем считать, что я ничего не видел. Только я должен заметить, что вы все одинаковы, и в последний день заключения не знаете, что придумать, чтобы досадить честным надзирателям.

— Лучше помолчите, Джо Партнер, — примирительно посоветовал мистер Соумз. — Вы не должны жаловаться на меня. Первое, что я сделаю, когда двери в ваше заведение закроются за моей спиной — я подчеркиваю — за моей спиной! — я закажу три пинты эля в «Синей голове» на площади Патерностер, чтобы выпить за здоровье некоторых надзирателей, моих друзей.

— Очень хорошо, Тед, только не пускайте дым в сторону дверей. В полночь этот коридор должен навестить шеф, и он может унюхать дым. А тогда поднимется большой шум.

— Исключительно для того, чтобы доставить вам удовольствие, — ответил мистер Соумз, пуская дым в сторону окна. — И я еще добавлю к вашей премии стоимость десятка сигарет.

— Что, у вас на свободе сразу найдется выгодное дельце? — с иронией спросил надзиратель.

— Пять тысяч фунтов, — небрежно бросил арестант.

— Неужели? Наверное, чтобы оплатить авансом очередное пребывание у нас?

— Я не шучу. Я знаю, о чем я говорю.

— Я не детектив и не судья, — пожал плечами Джо Партнер, — но правила предписывают мне давать хорошие советы заключенным. Так вот, Тед Соумз, не наделайте глупостей, если, конечно, тюрьма Ньюгейт не кажется вам курортом.

— Спасибо, Джо. Этот совет можно оценить по меньшей мере в полпинты джина. Я оплачу ее авансом в «Синей голове»… Спокойной ночи!

— Я начинаю думать, что у вас серьезные планы, — заключил Партнер. — Но, в конце концов, это не мое дело. Спокойной ночи!

Окошечко закрылось со звуком резко захлопнувшихся челюстей, и номер 170, он же Тед Соумз, остался один со своими мыслями и своими мифическими надеждами.

— Конечно, — пробормотал он, — пять тысяч фунтов — это несколько больше, чем один пенни, насколько мне известно. Если повезет, то… Лондон — большой город, но нигде нужная встреча не случается чаще, чем в Лондоне.

Он докурил сигарету. Внутренние тюремные часы отбили двенадцать ударов.

— Полночь! — ухмыльнулся мистер Соумз. — Это час, приносящий мне удачу, но на этот раз она заявится ко мне в двадцать две минуты первого.

Эти слова могут показаться загадочными, но мистер Соумз произнес их с явным удовольствием, и тут же перестал думать о них. Он ухитрился найти удобное положение и, в конце концов, спокойно уснул.

Когда англичанка начинает наводить красоту…

То же самое можно сказать и о Лондоне. Грязный, укутанный в желтый фог, заливаемый дождями, утопающий в грязи и саже, гигантский город все же иногда переживает часы, украшающие его солнцем и весельем.

Именно в один из таких редких дней «Джервис Бей» поднимался вверх по Реке.

После Гринвича оба берега выглядели, как наглая демонстрация нищеты. Потом по правому борту появился Лаймхаус[33], кривой и скрытный, как лицо осужденного.

Китайский квартал, лишенный экзотического престижа, перенявший у востока только его пороки, его преступления и его крайнюю бедность.

Затем последовал Шедуолл[34] с убогими закопченными домами с облезшей штукатуркой, с отдельными выделяющимися на общем унылом фоне новыми зданиями, уже заметно пораженными проказой несмотря на свою молодость; Шедуолл вскоре перешел в выпачканный в жирной саже Уоппинг[35].