Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель - Корнев Павел Николаевич - Страница 72

Как поступит замордованный службой в одном из самых пропащих районов столицы стражник, когда прямо на него, расталкивая прохожих, побежит какой-то псих с ножом в руке? Можете не сомневаться – если успеет, он ударит первым. Стражник успел.

Как-то по-заячьи подскочив, паренек метнулся в сторону от направленного ему в голову короткого пехотного меча, чудом разминулся с выщербленным лезвием и на миг превратился в отличную мишень для второго служивого. И вот этот не сплоховал. Ударил, как на тренировке – в полную силу, наискось, рассекая ключицу и круша не шибко остро заточенной железякой ребра.

Удар и в самом деле вышел «что надо», и, когда я подскочил к скрючившемуся на залитой кровью мостовой телу, парень уже отдал концы.

– Пехота? – присев на корточки рядом с трупом, уточнил я у ошарашенно замершего с мечом в руке стражника. Мой спутник уже успел предъявить служебный жетон, и два обалдуя из городской стражи вытянулись чуть ли не по стойке смирно.

– Седьмой гвардейский.

– Молодец.

В карманах убитого ничего интересного не обнаружилось. Закончив с одеждой, я осмотрел кисти рук и шею мертвеца, перевернул тело на спину, вгляделся в лицо. Первый раз вижу. Разорвал рубаху, увидел синего паука под сердцем и, сплюнув, поднялся на ноги.

– Пойдем, – потянул меня за собой неприметный господин, резонно посчитав неразумным торчать после неудачного покушения на всеобщем обозрении. Окажутся приятели убитого понаглей, да и отправят вслед за отдавшим душу парнишкой, спокойно затерявшись потом в собравшейся вокруг нас толпе.

Я не стал спорить и поспешил к карете. Забрался внутрь, захлопнул дверцу и вытер выступивший на лбу пот. Чуть-чуть не прижучили. Еще бы немного, и не выкрутился. Но кто? И за что?

– Встреча прошла неудачно? – поинтересовался неприметный.

– Это другое, – мотнул головой я. Реши от меня избавиться Джек, из кабака бы я просто-напросто не вышел. Исчез. Растворился. И быть может, через несколько дней всплыл в одном из протекавших поблизости каналов. А может, и не всплыл. Нет, рыжий пройдоха еще не сошел с ума, чтобы нанимать уличного головореза пырнуть меня ножом. Тем более, судя по единственной татуировке – «пауке-сиротке», парнишка не мастер своего дела, а решивший подзаработать на мокрухе неудачник. Так что или это слишком хитрая интрига, или привет из прошлого. Углядел кто-то в порту, сел на хвост да и подкараулил у кабака.

Такие вот дела. Все – без кольчуги на улицу ни ногой. Да и вообще, пора уже на корабль возвращаться. Если опоздаю к отплытию, Паре с меня точно шкуру спустит. И ладно бы только он, так нет – еще и очередь выстроится. Не хотелось бы…

В порт мы вернулись заблаговременно. Я выпрыгнул из кареты, повел плечами, пытаясь привыкнуть к пододетой под парусиновую куртку кольчужной безрукавке, и зашагал к качавшейся на волнах у пирса шлюпке. Кивнул знакомому матросу, уселся на лавку и, придерживая рукой ножны с палашом, принялся рассматривать флейт, на котором уже вовсю шла подготовка к отплытию. Бойцы береговой охраны грузились в подплывавшие к кораблю ялы, матросы сновали по вантам, слышался пронзительный свист боцманской дудки.

Вот ведь странно: сколько лет у моря прожил, а все эти премудрости – как закрытая книга. Да оно и понятно, другим голова была занята. А теперь придется на старости лет мореплавателем стать. Хм… ну не то чтобы мореплавателем и не то чтобы на старости лет, но, как ни крути, судьба весьма неожиданное коленце выкинула.

И на сколько мы, интересно, в море уйдем? Паре на этот счет ни словом не обмолвился, но до начала осенних штормов надо, кровь из носу, успеть обратно вернуться.

– Мы уж думали, ты остаться решил, – демонстративно откинул крышку карманных часов Виль Чесмарци, когда, поднявшись на борт, я оперся о фальшборт и принялся рассматривать суетившихся на пирсах людей.

– Думали? Или надеялись?

– Можно и так сказать, – не стал делать вид, будто рад моему появлению, Чесмарци и отправился терзать появившегося на палубе капитан-лейтенанта.

– Я смотрю, вы с ним на ножах? – прищурился из-за посверкивавших на волнах отблесков начавшего клониться к закату солнца Рауль Луринга.

– Что вы, господин граф, ничего подобного, – покачал я головой. – Показная неприязнь тайной службы и надзорной коллегии. Традиция-с.

– Просто Рауль, мы же договорились, – поправил меня граф. – Надеюсь, ваша показная неприязнь не станет реальной проблемой?

– Наоборот. В итоге все окажутся только в выигрыше. Каждый будет куда ответственней относиться к своим обязанностям, зная, что ни один его промах не останется без последствия.

Захлопали на ветру паруса, флейт легонько дернулся, но граф не обратил на это никакого внимания и неожиданно заявил:

– Раз уж об этом зашла речь, обязанности Чесмарци я представляю, а вот насчет ваших, Себастьян, никто ничего определенного сказать так и не смог.

– Если не вдаваться в подробности, мне поручено приглядывать за братом Бернаром.

– Просто приглядывать?

– И в случае необходимости исправлять недочеты. Надеюсь, правда, до этого не дойдет.

– Полагаете, на борту нет бесноватых?

– Полагаю, это маловероятно. – Проведенный экзорцистом обряд должен был очистить корабль от киля до кончика грот-мачты, но вот марионетки… – Кстати, как отбирали команду?

– Никак, – фыркнул граф. – Просто ткнули пальцем в первый попавшийся корабль и отсеяли с него всех, кто вызывал хоть малейшее подозрение.

– Новых людей взамен не принимали?

– Нет. И на берег сойти никому не давали. Чему команда безмерно рада.

– Уже лучше, – расслабился я. Вряд ли на каком-то задрипанном флейте служила марионетка. Другое дело – отобранные для высадки на остров пехотинцы. – Кто-нибудь в курсе цели или конечного пункта назначения нашего плавания?

– Вы с Чесмарци задаете одинаковые вопросы…

– Это профессиональное…

– Карта находится у меня. Капитану известно лишь общее направление. – Рауль усмехнулся и, прежде чем я успел открыть рот, добавил: – Насчет караульных у каюты Чесмарци уже распорядился.

– Просто замечательно.

– А для большей безопасности он заселится вместе со мной.

– Логично.

– Считаете?

– Все мы заинтересованы в успехе экспедиции, – глянул я в глаза шефу дворцовой охраны, – но некоторые заинтересованы в этом куда больше других.

– Вильям? – заинтересовался явно задетый за живое граф и несколько раз сжал и разжал кулак, будто разминая занемевшую левую кисть.

– Ему выдали слишком много авансов, и теперь придется доказать, что он этого достоин.

– А вам, говорят, надо загладить старые грешки? – И, хоть по лицу Рауля скользнула едва заметная улыбка, шуткой этот вопрос не был совершенно точно.

– Скажем так: в случае неудачи Вильям может получить второй шанс, я – нет.

– Выходит, вам можно доверять больше, чем ему?

– А есть, что доверить?

– Пока нет. Но кто знает, как оно обернется в будущем? – Заслышав звон серебряных колокольчиков, граф Луринга отвернулся от борта и уставился на появившегося на палубе экзорциста. – Неужели так сложно переодеться? Или хотя бы снять бубенцы?

– Звон бубенцов мешает бесноватым сосредоточиться, – пояснил я графу.

– И нервирует команду, – нахмурился Рауль, наблюдая, как шарахаются от Бернара матросы. – Еще только бунта на борту не хватало для полного счастья!

– Привыкнут, – беспечно отмахнулся я.

– Это хорошо, мой друг, что вы такой спокойный…

– Не понял?

– Вас с ним в одну каюту заселили. – И, хохотнув при виде моей вытянувшейся физиономии, граф направился к капитан-лейтенанту, который уже успел сменить мундир на штатское платье. Команда тоже переоделась, и теперь о нашей принадлежности к военному флоту Стильга напоминали лишь баллисты да трепетавший по ветру флаг. Но торговцы Нильмары обычно в море выходят тоже вооруженными до зубов, а поднять альбатроса – минутное дело.

Ужиться с экзорцистом в одной каюте оказалось не так уж и сложно. Первые несколько дней мы с ним и вовсе толком не виделись: брат Бернар бродил по палубе, пугая шалевших при его виде матросов, я валялся пластом, дожидаясь, пока наконец пройдет головокружение. Не то чтобы приступ морской болезни действительно свалил с ног, но особого желания подняться с койки не возникало. Мне еще повезло: вид то и дело перегибавшегося через леер, чтобы освободить желудок, Рауля заставлял благодарить всех Святых, избавивших от подобного испытания.