Одиночный шутер (СИ) - Тимофеев Владимир - Страница 65

«Не дрейфь, Федя. Всё у нас будет путем», – бормочу я под нос.

Роюсь в подсумке. Где-то там должен быть индпакет.

Рву оболочку зубами, вытаскиваю из бумаги бинт и перетягиваю им раненое бедро. У Синицына рана в предплечье. Как могу, обрабатываю и ее.

На ногу ступать больно, но можно. И это не единственная хорошая новость. Наши, поняв, что ДОТ уничтожен, поодиночке и группами бегут через нейтральную полосу к первой, уже захваченной линии вражеской обороны. Да еще и орудия катят. Обе имеющиеся в роте сорокапятки. Чуть дальше вижу еще бойцов. Это вторая рота. Отлично. Значит, сейчас в атаку пойдут, к следующему рубежу. Надеюсь, про нас не забудут, пошлют санинструктора, когда возьмут вторую траншею. А мы подождём. Ну и поможем, чем можем, если понадобится. Патроны пока имеются, гранаты тоже остались. Целых три штуки.

Горизонт на востоке начинает алеть. Выходит, уже рассвет. Хрен знает, сколько мы тут воюем. Вроде недолго, но счет времени я, кажется, потерял. Слишком уж много всего. Сразу и не поймешь...

Слышится громовое «Ура!»

Всё! Наши пошли. Где поверху, где по ходам сообщения. Сейчас ворвутся в траншеи и пойдет потеха.

Чёрт! Что за фигня?

Из окопов по красноармейцам никто не стреляет. Там что, нет вообще никого?

Бойцы ненадолго приостанавливаются, но потом, видимо, что-то сообразив или же получив команду от отделенных и взводных, перепрыгивают через траншеи и бегут дальше. Некоторые соскакивают вниз, но неглубоко, всего на полметра, потом выпрыгивают обратно и догоняют ушедших вперед.

Ёлки зелёные! Это же ложная линия. До настоящей, как минимум, метров триста. Отсюда, с высотки, где ДОТ, атакующие цепи как на ладони. Если бы у фрицев здесь был пулемёт...

Додумать эту мысль до конца я не успеваю.

Из кучи земли и камней, той самой, что мы посчитали обманкой, раздаётся пронзительный стрекот. Словно бревно отпиливают циркулярной пилой.

Мать твою, как же мы лопухнулись! Правая часть – настоящая! Только пулемётная амбразура в ней сбоку, а не по фронту.

Фланкирующий огонь не просто губителен – он ужасающ.

Не ожидающие опасности красноармейцы просто не могут понять, что происходит, откуда пришла беда. А когда, наконец, понимают, на земле остаются неподвижно лежать без малого двадцать тел в ватниках и шинелях. Атака захлёбывается, когда кажется, что до цели всего ничего. Вот они, вражеские окопы. Сотня шагов, тридцать-сорок ударов сердца – такая малость в сравнении с уже пройденным.

Бойцы вжимаются в глину и снег. Любая впадинка или ложбинка – спасение. Подняться хотя бы на четвереньки – уже подвиг. Бросаться вперед или просто ползти – за пределами человеческих сил. На любое движение ответ один – очередь из вражеской косторезки. Пусть даже не попадет, но когда над головами свист пуль, а рядом, всего в двух шагах попавшие под пулеметный росчерк товарищи, с кем еще вчера перекуривали в окопах, заставить себя продолжать бой почти невозможно. Можно только лежать на холодной земле и молить и бога, и черта, чтобы на этот раз старуха с косой пришла за кем-то другим.

Пулемет на какое-то время прекращает стрельбу. Наверно, меняют ствол или ленту в патроннике.

Внезапно наступившая тишина оглушает.

Трясу гловой, пытаясь восстановить слух, и уже через пару мгновений до ушей доносится шорох осыпающегося грунта и досадное «Шайсе!».

Похоже, это за нами. По наши с Синицыным души.

Раздумывать некогда. Сейчас или мы их, или они нас, третьего не надо.

Бросаю на шум «лимонку» и, едва раздается взрыв, полосую из ППШ темноту у подножия. Насколько успешно, оценить не могу. Сзади визгливо грохочет МГ, все остальные звуки просто теряются в стрекоте адской машинки.

В дальней части окопа, за земляным клином, рвётся граната. Вторая ударяется о Федькин нагрудник и скатывается мне под ноги. На автомате подхватываю ее и швыряю обратно. Колотушка взрывается в воздухе, не долетев до цели. Нас с Федькой осколки не задевают. Даю ещё одну очередь в темноту, после чего вываливаюсь из окопа и вытягиваю следом Синицына. Траншея превратилась в ловушку. Останемся здесь – прищучат без вариантов.

Секунд через двадцать скатываемся в небольшую воронку. Приятель пока без сознания, поэтому просто укладываю его на дно (если не будет стонать, никто не услышит), вылезаю наружу и занимаю позицию между траншеей и ДОТом. Как выясняется, сделал всё правильно – наш прежний окопчик снова забрасывают гранатами. А потом над бруствером появляется силуэт в характерной каске.

Щелкает винтовочный выстрел. Фриц валится наземь.

«Спасибо, Рустем. Вовремя».

Противник, поняв, что ячейку вдоль фронта не обойти, пробует пробиться к нам справа. С той стороны снайперский огонь не опасен – там небольшая низинка и те, кто в ней, Галимзянову не видны. Зато я этих гавриков вижу отлично – встречаю их длинной очередью в упор. Двое готовы, третий стонет и пытается отползти. Остальные садят по мне из автоматов и карабинов. Палят в белый свет как в копеечку – позицию я уже поменял. Плохо лишь, что патронов всего полдиска. С таким запасом долго не продержусь. Пока нас Рустем прикрывает, надо отходить в тыл.

Ныряю опять в воронку. Со стороны поля слышатся глухие хлопки. Похоже на минометы.

Судорожно оглядываюсь. Так и есть. Залегших наших пытаются накрыть минами.

А в голове снова звучит неведомый голос: «...выбор, выбор, выбор…»

Пробую отвлечься от лишних мыслей и еще раз прокручиваю сложившуюся обстановку.

Итак, ситуация следующая.

Две стрелковые роты прижаты к земле огнем с фланга. До фрицев около сотни метров. До наших траншей в два раза больше. Артиллеристы и расчеты «Максимов» и ДШК давят огневые точки по фронту. Однако самую опасную – пулемет в ДОТе – они подавить не могут. И саперы сюда уже не дойдут. Фрицы, охотящиеся на меня, перекрыли подходы к холму.

По залегшим в поле бойцам «работают» немецкие миномёты. Оставаться на месте нельзя. Рано или поздно положат всех.

Как выйти из-под минометного обстрела?

Ответ очевиден. Молниеносной атакой на вражеские позиции.

Сделать это не дает вражеский ДОТ.

Кто может сейчас справиться с ДОТом?

Только красноармеец Фомин. Больше некому.

«Прости, Федя. Не могу по-другому. Надеюсь, немцы тебя не заметят».

Оставив в воронке приятеля, выбираюсь наверх. В руке зажата эргэшка. Времени нет. С каждой секундой шансов все меньше. Фрицы могут обнаружить меня в любой миг. Поймут, что задумал, и – всё. Отрежут от ДОТа и накроют огнем. Голову поднять не смогу, не то что гранату швырнуть, да ещё и прицельно.

Ползу к амбразуре. Подволакиваю левую ногу – ее я почти не чувствую, но лучше уж так, чем чтобы от боли сводило. До цели метров пятнадцать… двенадцать… десять... семь...

Всё! Хорош! Ближе не стоит, иначе осколками посечёт.

Пытаясь унять нервную дрожь, делаю несколько выдохов-вдохов. Вроде бы получается. Ногу судорогой не сводит, чувствительность в норме, под пальцами холодная сталь гранаты. Всё внимание на плюющуюся сполохами огня амбразуру.

Граната летит точно в цель.

Вжимаюсь в землю, закрываю руками голову.

Хлопок.

Вражеский пулемет умолкает.

Готово?

Нет.

ДОТ вновь открывает огонь.

Сзади тоже стрельба. Немцы стреляют в меня. Точнее, в то место, откуда могли бросить гранату. Взрыв они видели, но пока не догадываются, насколько близко я подобрался к цели. Поэтому лупят сейчас правее и ниже.

«Выбор, выбор, выбор...» – продолжает звучать непонятный голос.

Вытаскиваю из подсумка последнюю эфку. Если гора не идёт к Магомету, Магомет делает то, что должен...

В последний рывок вкладываю все оставшиеся у меня силы. В ногу впивается пуля. Еще одна попадает в плечо. Плевать! Меня это не остановит. Главное – добежать, остальное – не важно! Время как будто растягивается. До амбразуры всего два шага, и их надо во что бы то ни стало пройти, доползти, пробраться.

«...выбор, выбор, выбор...»