Одиночный шутер (СИ) - Тимофеев Владимир - Страница 64

– Рустем где? – появившийся в проходе Синицын встревоженно озирается.

Мой ответ тонет в грохоте взрывов. Грохочет в районе нейтралки. Выходит, наши уже зачистили передовую траншею и теперь готовятся к общей атаке силами всего батальона. Сейчас подтащат сорокапятки и минометы, закрепят рубеж, а затем начнут штурмовать вторую полосу обороны.

– Здесь я. Отсюда все поле как ладони, – кричит со своей позиции Галимзянов. – А вы не спите, работайте ДОТ. Если что, я прикрою.

– Как у тебя? – бросаю я Фёдору.

– По окопчику не пройдем. За поворотом завал.

– Что за завал?

– Хрен знает. То ли снаряд попал, то ли подмыло.

– Понятно. Значит, опять поверху?

– Зачем поверху? Эти же как-то выходили отсюда.

Синицын указывает автоматом на труп около блиндажа.

Действительно, блиндаж в «тупике» – ситуация нестандартная. Нормальные фрицы так никогда не поступят. Обязательно оборудуют пути отхода.

– А ну, глянем.

Ныряю в «землянку». Синицын – следом.

Так и есть. Из блиндажа имеется еще один выход. И ведет он как раз туда, куда нам и нужно.

Траншея полного профиля заканчивается через двадцать метров. Дальше она маскируется под складки местности. Холмики и бугорки хорошо прикрывают тропу по фронту, с наших позиций не разглядишь. Со стороны немцев видно получше. Если бежать пригнувшись, заметят сразу. Поэтому снова – ползком по глине.

К махине ДОТа добираемся изгвазданные с головы до ног. Хорошо хоть, додумались гранатные сумки переместить за спину, а то пришлось бы и их очищать. Выудишь из грязи гранату, пальцы с кольца соскользнут или еще хужее – уронишь РГ или «феньку» перед броском – некому будет потом претензии предъявлять.

Ячейки и щели для пехотного прикрытия огневой точки метрах в пятнадцати от подножия. На самом деле, окопчик всего один, но расположен буковкой зю. Брать его, получается, надо с обеих сторон.

Переворачивась набок и тянусь за гранатой.

Федор показывает мне «козу».

«Ага, понял. Надо по-тихому».

Отцепляю от пояса саперную лопатку. В ближнем бою оружие страшное, покруче любого ножа. Синицын кивает, скалится и, ничего не сказав, ползёт влево. Я, соответственно, нацеливаюсь на правую половину. «Прикольно будет, если там никого не окажется».

Немцев в окопе трое. Пулеметчик, второй номер и наблюдатель. Последний «достался» мне, вместе с биноклем. Им, кстати, уже не воспользуешься – попал под горячую руку, стекла брызнули во все стороны, вперемешку с выбитыми мозгами «хозяина».

«Своих» фрицев Синицын приголубил не хуже. Даже не пискнули гады. Видно, представить себе не могли, что их так быстро и качественно оприходуют свалившиеся в ячейку «злобные русские пехотинцы».

Что делать дальше, вопросов не возникает. Надеваем вместо ушанок каски покойничков и начинаем изображать бдительных немецких зольдатен. Уловка простая, но на первое время сойдет. Главное, чтобы саперы на нее не купились, когда взрывчатку потащат. Очень бы не хотелось вместо спасибо получить гранату под ноги или автоматную очередь. Надеюсь, Рустем поставит наших в известность, что мы тут не плюшки трескаем, а делаем всё по уму. Наверняка ведь следит, что здесь и как.

– Чот долго они, – бормочет Синицын после пяти минут напряженного ожидания.

Да, взрывники не спешат. Почему? Фиг знает. Может, случилось чего или командование поставило мужикам другую задачу, более важную. Хотя, куда уж важней? Неподавленная огневая точка на фланге – всем проблемам проблема.

Осторожно высовываюсь из окопа. Наши позиции отсюда отлично видны.

Замечаю какие-то шевеления на нейтралке. Ого. Кажется, начинается. Пока еще не весь батальон, но кое-кто, перебежками и переползаниями, уже движется. Из группы закрепления, скорее всего. Точно, вон там минометчики, у одного из них характерный «блин» за спиной. А чуть погодя и сорокапятки покатят, факт...

– Твою мать! – зло матерится Синицын.

Есть, от чего. ДОТ за нашими спинами, наконец, «оживает».

Ох, как не вовремя. Для нас не вовремя, не для фрицев.

Огонь ведется из левой части строения. В правой мы амбразур не видим. Этот «холм» на сто процентов обманка. Только отсюда заметно, что туда просто насыпали земли и камней, сымитировали еще один «бастион», и пусть теперь славянские «унтерменши» его вскрывают, тратят впустую снаряды и бомбы.

Трассеры немчура не использует. Поэтому издали плохо видно, куда бьёт вражеский пулемёт. А бьёт он, похоже, по движущимся по нейтралке бойцам. Причем, довольно прицельно. Вижу, как падает минометчик с «опорой», рядом замирает еще один. Огонь переносится вправо. Наши вжимаются в землю, кто-то пытается отползти.

Ухает орудие. Мимо. Накрытия не получается. Снаряд разрывается правее и дальше.

А саперов всё нет и нет.

– Что творят сволочи, – шипит сквозь зубы Синицын.

– А может, сами попробуем?

Напарник какое-то время молчит, потом решительно встряхивается и рубит ладонью воздух:

– А! Была не была!

Выбираемся из окопчика, ползём к ДОТу. Не к амбразуре, конечно, а в «тыл», туда, где должен быть вход. У Федьки в руке «Ворошиловский килограмм», у меня – немецкая «колотушка». Позаимствовал ее у фрицев. Думаю, в качестве «детонатора» подойдет.

Вход в «бункер» находим достаточно быстро. Осветительные ракеты взлетают с другой стороны, стальная дверь скрыта в тени, немцев рядом нема, и всё это просто прекрасно. Никто не сможет пресечь задуманное «злодейство со взломом». Слава богу, что здесь обычная дверца, а не люк-лаз с бронированной крышкой. Меньше придётся возиться.

Синицын прикручивает к дверной ручке советскую РПГ, забирает у меня германскую М24 и споро приматывает ее к «основному заряду». Теперь надо просто «дернуть за веревочку, дверь и откроется». Плюс смыться успеть, пока «спичка горит». А горит она, если не ошибаюсь, всего пять секунд.

– Сам сделаю, – говорит Фёдор и отпихивает меня в сторону.

Отбегаю на «безопасное» расстояние, плюхаюсь наземь и закрываю ладонями уши. И всё равно: ударная волна такой силы, что башка словно ватой набита и в глазах – звёздочки и колечки. Стряхиваю с себя комья земли, вскакиваю и быстро несусь к вывороченной взрывом двери. Швыряю в клубящийся пылью проём две «феньки» и, дождавшись хлопков, ныряю туда же.

На зачистку внутренних помещений расходую пару эргэшек и полтора автоматных диска. На всё про всё уходит минута. Никому теперь этот ДОТ не помешает.

– Курочка в гнездышке! – ору я, выпрыгивая наружу. – Федя! Куда пропал?

Друга я нахожу в десятке шагов от входа, за бугорком. Синицын лежит ничком, подвернув под живот руку.

– Что?! Что случилось? Ранен?

Переворачиваю его набок, ощупываю. Приятель коротко стонет.

«Ёшки-матрёшки! Живой. Просто контузило».

По пальцам течёт что-то липкое и тёплое.

«Бляха-муха! Осколок словил. Да что же это за гадство такое?!»

По вискам бьют невидимые молоточки, а в мозгах звучит какой-то странный металлический голос: «...выбор, выбор, выбор...».

Какой еще выбор к чертям собачьим?! К бене все эти голоса!

Подхватываю Федора под микитки и, поднатужившись, ползком тащу его к нашим окопам. Голова Синицына безвольно болтается, каска съехала на глаза, рукава в грязи, так же как ноги и всё остальное. Тащу и приговариваю как мантру: «Держись, Федька. Держись. Щас наши пойдут. Держись, Федя. Пойдут наши. Сейчас. Держись, брат…»

Нет, до наших я его не допру. Тяжелый, и у самого уже темень в глазах, и пот из-под немецкого шлема градом течёт, и левая штанина уже намокла не только от грязи, но и от крови. Моей, между прочим, крови, не Федькиной – видимо, зацепило во время «зачистки», но в горячке боя не сразу заметил.

Добираюсь до ячейки около ДОТа и – делать нечего – спускаю туда напарника. Потом сваливаюсь туда сам и щупаю Синицыну пульс на шее. Вроде живой. Ну, слава те господи.

Отыскиваю ушанки и нахлобучиваю их, сначала на Федора, потом на себя, заместо холодных касок. Синицын приоткрывает глаза, пробует что-то сказать, но сил, видимо, не хватает, и он снова впадает в спасительное забытье.