Сонька Золотая Ручка
(Жизнь и приключения знаменитой авантюристки Софии Блювштейн. Роман-быль) - Рапгоф Ипполит Павлович "Граф Амори" - Страница 20

Утром следующего дня, хорошо выспавшись, Софья Владиславовна лично произвела рекогносцировку. Она решила явиться к Ротшильду в виде просительницы — в скромном туалете, с маленькими жемчужинами в ушах.

Она отлично сознавала, что ее к нему не пропустят. Но ей нужен был предлог для того, чтобы при помощи чаевых узнать от швейцара день отъезда барона и некоторые частности.

Было еще рано, когда к подъезду «Бюро женераль» подошла скромная фигурка, облеченная в глубокий траур.

— Вам что угодно, мадам? — спросил швейцар.

— Я желала бы лично видеть барона.

— Это невозможно. Он сегодня никого не примет. К нему приехал брат из Лондона.

Тут Софья Владиславовна опустила в руку швейцара золотой. Тон величественного слуги моментально изменился.

— Если вы хотите видеть парижского барона, отложите лучше свой визит до завтрашнего дня. Часов около четырех он проводит брата, а потом вернется в контору. Тогда я вашу карточку передам немедленно через моего зятя Жозефа. Он у него служит лакеем.

— А разве барон поедет провожать брата на вокзал? — полюбопытствовала Софья Владиславовна.

— О, да. Они очень дружны: лондонский Ротшильд — глава всего дома. Они все делают сообща. Теперь нашего лондонского барона пригласил русский министр финансов. Там у них большие дела.

— Интересно взглянуть хотя бы одним глазом на таких миллиардеров.

— Это очень просто, — заметил словоохотливый швейцар. — Поезд отходит в три часа двадцать минут. Идите пораньше на Северный вокзал, и вы увидите прицепленный в конце поезда роскошный вагон-салон. Братцы Ротшильды ездят, как короли. Что и говорить — короли золота.

Софья Владиславовна поспешила удалиться, пообещав швейцару хорошие чаевые, если парижский барон ее примет. Она не чувствовала под собой почвы от радости.

— Я непременно пойду. Надо же мне знать его в лицо. Это необходимо, — лихорадочно твердила она.

Затем Золотая Ручка стала фантазировать: как было бы хорошо отправиться этим же поездом и в пути пробраться в вагон Ротшильда.

Еще в Москве всезнающий негодяй Гакель как-то рассказал ей, что лондонский Ротшильд имеет привычку всегда возить с собой не менее ста тысяч фунтов стерлингов наличными.

— Ведь это миллион рублей! — быстро высчитала она. Глаза ее разгорелись. Тяжело переводя дыхание, она неслась по бульварам Парижа. В суматохе великого города она надеялась немного успокоиться.

Наконец Софья Владиславовна приземлилась за столиком уличного кафе. Она попросила воды и гренадина. Устроив любимую смесь, она сквозь соломинку цедила сладкую жидкость гранатового цвета. Безучастно глядя на бесконечную толпу, Софья Владиславовна все время размышляла о намеченной цели. Ее изобретательный ум создавал ряд самых рискованных комбинаций. Слово «миллион» завораживало ее.

— Надо на всякий случай запастись ядом, — решила Сонька. — Но как его достать? Найти бы такого врача…

— Гарсон, принесите мне «Дидо-Потен»! — скомандовала она.

И вот она перелистывает громадный справочник по Парижу.

Перебирая адреса врачей, она заприметила кичливую рекламу, сообщавшую, что некий доктор Левен лечит все секретные случаи женских болезней и дает советы, соблюдая при этом строжайшую тайну. Уголовное чутье подсказало Соньке: это то, что ей нужно. Она ухватилась за фамилию, которая отзывалась явным семитским происхождением. Софья Владиславовна, как еврейка, сразу поняла, что Левен — это просто Левин.

Адрес был также весьма сомнительного свойства. Была обозначена улица Хот-Виль. Золотая Ручка знала еще по монмартрскому периоду своей жизни, что на этой узкой непрезентабельной улице ютились преимущественно кокотки и масса всевозможных аферистов. Гостиницы на этой улице пользовались дурной славой в глазах парижской полиции. В путеводителях по городу эта улица отмечалась как опасная для приезжающих.

Софья Владиславовна сразу же наняла фиакр и поехала по этому подозрительному адресу. Врачу она представилась разочарованной в жизни вследствие смерти любимого человека и попросила дать ей сильнодействующий яд.

— Мне необходимо, чтобы этот яд подействовал моментально, не причиняя мне никаких страданий, — добавила Сонька.

— Вы, мадам, вероятно, не знаете, что врач, согласно данной присяге, не имеет права содействовать сокращению жизни вверяющегося ему человечества, — напыщенно заявил Левен-Левин.

— Я все это знаю, — истерически отрезала Софья Владиславовна, — но поймите, доктор, если не вы, то другой врач мне все равно пропишет то, что я хочу. Наконец, я могу подкупить провизора и получить яд хоть за… двести франков.

Врач облизнул толстые губы.

— И вы согласны такую сумму заплатить за маленькую дозу яда?

— Конечно! Я решила потратить последние деньги, лишь бы поскорее убраться из этого несносного мира.

По лицу доктора скользнула мефистофельская улыбка:

— Если это ваше окончательное решение, я противодействовать не стяну, но поступаю так, в сущности, вопреки моей совести. Я вам пропишу цианистый калий как бы для домашнего животного. В таком случае доза больше. Но имейте в виду, что поступаясь своей совестью, я это могу сделать лишь при условии, если вы заплатите мне пятьсот франков.

— Пятьсот франков! Дня меня это целое состояние!

— Зачем оно вам, если вы решили умереть? — ухмыльнулся врач. — Ну, хорошо — триста франков. Это моя последняя цена. Дешевле не соглашусь.

Софья Владиславовна сделала вид, будто очень озадачена этой высокой ценой. Но затем, склонив голову, шепотом произнесла: «Согласна».

Добыв яд, она бросилась на вокзал. Громадный Северный вокзал был переполнен суетящейся публикой. Все куда-то рвались: кто к кассе, кто к дебаркадеру. Около перрона стоял пыхтящий локомотив, призванный выполнить обязанность быстрого передвижения.

Добравшись до конца поезда, Софья Владиславовна заметила вагон-салон, около которого суетилась элегантная публика. Большинство мужчин были в цилиндрах. Сразу ее внимание приковала фигура мужчины лет сорока. На нем был дорогой костюм из светло-серой ткани английского типа. Дорогая жокейская шапочка и золотое пенсне придавали этому человеку некоторый спортивный оттенок.

Все группировались вокруг господина в дорогом костюме, и было вполне ясно, что это тот самый лондонский Ротшильд. Рядом с ним стоял господин с легкой проседью. Фамильное сходство выдавало его. Это был парижский Ротшильд. Софья Владиславовна с большим вниманием следила за каждым из них. Она старалась запечатлеть в своей памяти не только внешний облик, но и тембр голоса.

Теперь Софья Владиславовна была вполне подготовлена узнать лондонского Ротшильда. Она не стала дожидаться последнего свистка, вскочила в вагон первого класса, который находился рядом с вагоном-салоном Ротшильда.

Ее купе было крайнее, около самого входа в вагон. Так как это был курьерский поезд, остановок почти не было.

В Кельне поезд простоял десять минут. Затем помчался через всю Германию к станции Эйдткунен.

Тут Софья Владиславовна еще раз мельком увидела барона Ротшильда, но заговорить с ним не удалось — возле него постоянно вертелись несколько молодых людей атлетического телосложения.

В Вержболово для барона были открыты царские комнаты, и его так охраняли жандармы, что Сонька не решилась подойти. Так она и доехала с бароном Ротшильдом до самого Петербурга.

С трепетом душевным въезжала она в этот город, которого всегда избегала, страшась знаменитого сыщика Путилина, начальника сыскной полиции.

У Софьи Владиславовны на всякий случай было несколько запасных паспортов. Она достала из саквояжа паспорт на имя вдовы князя Гагарина, Софьи Николаевны Гагариной, урожденной Грегорджидзе.

В Петербурге она остановилась в старинной, тогда еще славившейся, гостинице «Демут».

Здесь она нашла полный комфорт.

Не возбуждая ни в ком подозрений, она прожила тут два дня, изыскивая все возможности, чтобы так или иначе проследить за бароном Ротшильдом. Она узнала, что он остановился в доме одного известного миллионера, связанного с ним совместными крупными операциями. Долго Софья Владиславовна прикидывала, на какой бы комбинации остановиться, чтобы проникнуть к барону. А когда выбрала и решилась, вдруг прочла в газете: миллиардер Ротшильд утром следующего дня покидает северную столицу, отправляясь через Варшаву в Вену.