Комон, стьюпид! или Африканское сафари для дуры - Доманчук Наталия Анатольевна - Страница 33

Пятое правило: всегда соглашайтесь с партнером, даже если это вам и не выгодно. Чтоб в будущем никогда не слышать: «Ты никогда не разделяла моего мнения. Я всегда был одинок».

Поэтому лучше поддерживать его во всех начинаниях. Он хочет убить вас? Пожалуйста. Принесите флакончик с ядом. Он ненавидит вашу собачку (подружку, бывшего парня, кошечку, которую вы подобрали вчера на помойке)? Предложите ему на выбор два-три варианта, как избавиться от них. Главное — во всем поддерживать и соглашаться.

Ты опустил глаза и сказал:

— Какая же ты дура.

Я замотала головой.

Ты удивился, но повторил:

— Дура, дура и есть.

Я опять замотала головой. А потом подняла на тебя свои огромные зеленые глаза и сказала:

— Я не дура, я полная идиотка.

Правило номер шесть: иногда все-таки можно возразить.

Но не слишком грубо. Лучше всего просто подобрать синоним к слову, которое он употребил, и произнести его с интонацией возражения.

Например, он говорит, что суп уже давно остыл, а вы можете сказать: «Нет, он не остыл, он просто не горячий».

А то вот так привыкнет, что вы во всем соглашаетесь и подчиняетесь ему, и сядет вам на шею.

Как это мой сделал.

Наверное, переборщила я с этими правилами.

Хотя… если придерживаюсь всех моих правил, а он до сих пор со мной, то все не так уж и плохо.

Но… уже давно пора мне проснуться.

Сколько можно спать?

— Доброе утро, дорогая. Вот твой кофе.

— Спасибо, любимый. Скажи, а зачем я тебе нужна?

— Ты — моя жизнь.

Я вздохнула и тихо пробурчала под нос: сон в руку.

День двадцать пятый

Ровно в девять утра мы с Анькой были в частной школе иностранных языков. Нас встретила стройная секретарша-блондинка, с шикарной грудью размера «моя-и-Анькина-грудь-вместе», с выражением лица, как у королевы бала, и ногами «метр-восемьдесят».

— Ну почему в жизни все так несправедливо? — спросила я у Аньки.

— Ты это о чем?

— Вот посмотри на эту секретаршу. Ноги — от… даже не от ушей, что у нас над ушами?

Анька потрогала место над ушами.

— Выше ничего нет. Уши — самая крайняя точка, от которой могут расти ноги.

— Даже если и от ушей. А грудь! Ты видела ее грудь? Это же застрелиться можно!

Блондинка внимательно на нас посмотрела и на русском спросила:

— Почему вы так плохо говорить о моей груди? Что вам есть не нравится?

Анька на выдохе сделала «хых», типа, ты посмотри на эту гадину, она еще и русский знает, но вслух сказала:

— В том-то и дело, что нам все о-о-очень нравится.

Блондинка посмотрела вниз, потом в сторону, потом на Аньку:

— Почему ты так расстроилась? Ты классно выглядеть! Как говорил наш учитель русского, ты клевая телка! — а потом посмотрела на меня и добавила: — А у вас есть лишних килограмм. Примерно…

— Двадцать, — закончила я за нее.

— Да, примерно так, — согласилась со мной блондинка. — Я — Линда. Русский язык был у нас вести Мистер Сватковский. Я закончила полный курс.

— Понятно, — вздохнула Анька. — Вы очень хорошо говорите на русском. Нам бы так на английском заговорить.

— Если вы будете выполнять все домашние задания, то я есть вам гарантировать, что через три месяца вы будете классно общаться на английском. Проходите, пожалуйста, в кабинет к мистеру Дугласу. Он вас ждет.

Мы открыли дверь и вошли к мистеру Дугласу.

Мистер Дуглас оказался высоким подтянутым мужчиной в полном расцвете сил. На нем были белая, воздушная, почти прозрачная рубашка и черные атласные брюки. Такую одежду носят или геи, или мачо. Он улыбался и с интересом рассматривал нас с Анькой.

— Меня зовут Анна, — представилась Анька на русском, протянула ему руку и, косясь в мою сторону, шепотом добавила: — Лучше бы мы разбились в самолете.

Мистер Дуглас продолжал улыбаться. Только теперь он уже не рассматривал нас, а гладил Анькину руку. Потом он нашел в себе силы и представился:

— Майк. I can’t speak Russian.

Я посмотрела на Аньку.

— По-моему, он сказал, что не говорит по-русски.

— Какая ты догадливая, — скривилась Анька. — Очень хорошо, что он не говорит по-русски, потому что я хочу тебе сказать: если ты мне настоящая подруга, прямо сейчас возьми меня за шкирку и отправь домой! Иначе…

— Иначе ты прыгнешь на него?

— Да!

— А блондинка в коридоре, думаешь, никакого отношения к нему не имеет?

Анька на секунду задумалась.

— А мне плевать!

Мистер Дуглас стоял в полном замешательстве и внимательно следил за нашим с Анькой диалогом. Он уже перестал улыбаться.

— Инглиш. Денис. ОК? — спросила я.

Мистер Дуглас предложил нам присесть, а сам начал что-то говорить на английском. Он махал руками, показывал на полки с книгами, протягивал нам какие-то бумаги. Закончил он свою речь так:

— ОК?

Мы с Анькой посмотрели друг на друга.

Тут Анька встала, подошла к его столу и шепотом, обращаясь к нему, сказала:

— О’кей будет тогда, когда ты окажешься в моей постели!

Я не выдержала:

— Ань, прекрати сейчас же! — И, обращаясь к Дугласу, кивнула и три раза сказала «О’кей».

Мистер очень обрадовался, нажал на кнопочку у себя на телефоне, и через несколько секунд в его кабинете появилась Линда. Он что-то долго объяснял ей, она кивала и, посмотрев на нас, на русском спросила:

— Курсы английского языка были начаться неделю назад, но вы догнать группу очень быстро. Занятия каждый день, кроме субботы и воскресенья, с девять часов до два часа. Вас устраивает?

— Да, — согласилась я.

— Ты спишь с ним? — спросила у нее Анька.

Линда засмущалась, посмотрела на нее с явной неприязнью и ответила:

— Нет. Я ему не нравиться. Ему нравиться толстые. Как вы, — и посмотрела на меня с восхищением.

Анька засверлила меня глазами и потом, прищурившись, сказала:

— Так я и знала!

Линда мне улыбнулась:

— Я проведу вас в вашу группу. Пойдемте со мной.

Мистер Дуглас смотрел на меня и строил глазки, Анька покачала головой и процедила:

— Вот гад!

В группе, кроме нас, было еще шесть человек.

Рикки — молоденький, лет двадцати отроду, парнишка, с голубыми глазами, прилежной внешностью и явно из состоятельной семьи.

Куис — мужчина лет сорока пяти. На нем была бесцветная рубашка, мятые штаны; он обладал фигурой супермена, а голова у него была как у Чебурашки: огромные оттопыренные уши, кучерявые светлые волосы, большие выпуклые глаза. Налицо были все признаки дебильности и еще того, что он и родного-то языка не знает, что уж там говорить о чужеземном.

Третий парень — Уильям, или сокращенно Уил, — был чернокожим. Крупное телосложение, куча мышц, ну, и характерная для чернокожих внешность: приплющенный нос, пухлые розовые губы.

Остальные трое были чернокожие женщины: Хэпинес, Франсина и Чакобит.

Мне стоило немалых усилий запомнить их имена, и я упорно назвала Чакобит — Чаколат. В конце концов девушка подошла ко мне и в моей тетрадке любезно написала, как ее зовут.

Мы с Анькой сразу придумали своим соученикам клички.

Рикки стал Рикки-Тики-Тави, Куис — Чебурашкой, Уил — Черной Задницей, а трех черных девушек мы даже не удостоили кличками. Мы называли их дурнушками. И все они для нас были на одно лицо.

Изучение английского началось с глагола «быть».

Нашу преподавательницу звали Эрика. Она была очень похожа на женщину с Одесского привоза: толстая, раза в два полнее меня, на ней была юбка до пола и какая-то сорочка времен Екатерины И; кроме того, Эрика очень громко говорила, а когда кто-то отвечал на вопрос неправильно, закатывала глаза и махала руками. Любимым ее выражением была фраза: «Are you stupid?» Но ее она произносила тихо и при этом широко открывала глаза.