На моей планете сегодня дождливо (СИ) - Алексеева Оксана - Страница 19

Искренне смеюсь ему в ответ. Я отвыкаю от него, раз могу так честно сейчас смеяться.

Рома сегодня выглядит еще более уставшим. Он в последние дни спит так же плохо, как я — хорошо. Понимаю с ужасом, что долго так продолжаться не может. Да и не нужен мне уже присмотр — я держу его рядом по привычке, просто потому, что мне так уютнее.

И конечно, через неделю ожидаемая катастрофа наконец-то врывается в наш мирок на двоих.

— Сегодня с тобой Алена останется, хорошо? — говорит Рома, когда мы собираемся утром по уже привычному ритуалу.

— Нет! — я отвечаю порывисто, но пытаюсь сгладить первоначальную реакцию вопросом: — Почему?

— Кира, у меня и своя жизнь имеется, — он помогает мне надеть куртку, после чего я снова поворачиваюсь к нему.

— Какая? — просто не могу заткнуться! Это выше моих сил! Ну что у него может быть важнее, чем я?

— Мне нужно к девушке своей заглянуть. Она будет неприятно удивлена, что я каждую ночь провожу в твоей постели.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ На самом деле Алина не будет удивлена, да и ничего он ей не скажет. У них по-другому все. Она отпустит его сразу же, как он только захочет уйти.

— А если что-нибудь случится, а тебя не окажется рядом? — мечусь в поисках причины, чтобы заставить его вернуться.

— Такие приступы уже вряд ли возможны, — он слишком рассудителен. — Я вообще думаю, что ты больше во мне не нуждаешься. Уверен в этом.

— Ты не можешь быть в этом уверен!

— Почему ты капризничаешь, Кир?

Молчу насуплено. Он продолжает мысль:

— Тебе уже пора отвыкать от меня. Не до бесконечности же это будет продолжаться, — улыбается. Открывает дверь.

Он не возвращается ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Аленке я говорю честно, что сиделка мне уже давно не нужна. Она нехотя соглашается оставить меня в покое, но каждый вечер перед сном звонит, чтобы узнать о самочувствии.

Самочувствие у меня отвратительно прекрасное. Отвратительно — потому что если бы все было хоть немного хуже, он бы не ушел. Я снова, как и в первые месяцы жизни в этой квартире, привыкаю к тишине. Привыкаю готовить на одного. Я даже спать без него научилась вполне себе замечательно, придраться не к чему. Тьфу.

Звоню ему через несколько дней, чтобы просто потрепаться. Он ссылается на срочные дела и обещает перезвонить. Так и не перезванивает.

Ну почему он так себя ведет? Не знаю, как любят другие, но он-то любит меня на пределе своих возможностей. Даже за пределами. Но убегает от меня. Так, неровен час, и вообще исчезнет из моей жизни. Моя отдушина, мой самый близкий человек.

Назначаю себе время шопинга, но Аленку с собой звать не хочу. Просто гуляю по городу. На улице холодно, ветрено, скорее бы уже наступила пора снегов. Захожу в его магазин. Его магазин. Усмехаюсь этому определению. Рома покупает одежду всегда в одном и том же месте — всё: от нижнего белья до куртки или обуви. Дороговато, но он не любит тратить на это время. Его тут знают в лицо, меня же, конечно, никто не узнает, но здороваются приветливо. Рома никогда не меряет одежду в магазине, но чаще всего ему ничего не приходится менять. Со мной внутри, по крайней мере, ни разу такой необходимости не возникало.

Конечно, я знаю его размер и что бы он выбрал. Покупаю футболку — почти такую же, что порвала. Долг платежом красен, как говорится. Извольте расплатиться, дамочка, за брендовую вещичку.

Без звонка, боясь, что он опять найдет причину для отказа, направляюсь к ним. Денис с Аленкой и остальными сегодня собирались в клуб, возможно, что Рома остался дома. Еду туда, не имея представления, застану ли его. Мне просто нужно чем-то заняться. Но никого нет. Поэтому я возвращаюсь домой, жду часа два и снова еду туда.

На этот раз он отвечает по домофону, открывает мне дверь, приветливо улыбаясь.

— Какими судьбами? Заходи! Все хорошо у тебя?

Удивленно принимает от меня футболку. Он доволен моим выбором, но произносит:

— Да не стоило! У меня их полно.

Да без тебя знаю! Я в курсе, сколько у тебя футболок, сколько джинсов и рубашек. И что у тебя нет ни одного делового костюма — тоже знаю, придурок. Пойду сейчас и наведу шорох в твоем шкафу! Вот зачем тебе пять наручных часов, если ты носишь одни и те же? И наконец выкину то коричневое вельветовое убожество, которое ты называешь пиджаком. Ты ж ни разу его не надел!

— Я считала себя обязанной, раз уж сама тебе предыдущую процарапала… или прогрызла, — смеюсь.

Он зовет меня в кухню, наливает кофе. Знает, что я люблю очень сладкий и с молоком, сам насыпает сахар, протягивает кружку.

Разговор не клеится. Я просто не знаю, что сказать. Спросить, как прошел его день? Глупо и почему-то неуместно.

— Как живешь? — он спрашивает сам.

— Мне как-то скучно теперь жить без тебя, — улыбаюсь, чтобы он понял, что я несерьезно.

Он именно так и понял:

— Конечно, скучно! — смеется. — Без персональной ночной грелки любой затоскует!

Ухожу довольно скоро. Нам не о чем разговаривать, сложно заполнять паузы, то и дело всплывающие между фраз. Но эта его «ночная грелка» гложет меня — и чем дальше, тем сильнее. Мы оба знали, что я его использовала, но я не была готова к тому, чтобы он так четко сформулировал это вслух. Хотя он собирался просто пошутить.

И теперь, каждый раз, когда я хочу набрать его номер, то вспоминаю это чудовищное словосочетание. И откладываю телефон.

Дома хожу в его спортивных штанах, которые он забыл забрать, хоть они постоянно с меня и сваливаются. Это моя маленькая злобная мстяшка! Он не выносит, когда берут его одежду — брату он этого ни разу не позволял. Так тебе, так, ночная недогрелка!

Второго декабря подбегаю в институте к Денису, обнимаю и звонко целую в щеку:

— С днем рождения, балбес!

Он хохочет, напоминает, во сколько нам следует прийти. Его утаскивают от нас одногруппники. Подарок полностью перепоручен Аленке. В этих «Деус Эксах» и «Ассасинс Кридах» я ни черта не понимаю. А она разберется! Уже разобралась.

Являемся на вечеринку, когда все уже в сборе, приветствуем друг друга. Мы с Аленкой помогаем накрыть на стол. А потом такая привычная, такая шумная болтовня, где все всех перебивают, но смеются обязательно хором. Рома сегодня весел, он разговорчивее обычного, он много пьет.

Мы не виделись с ним несколько дней. Знаю, он убеждал себя, что если что-то случится, то ему сразу сообщат. Поэтому и не беспокоился обо мне.

К ужасу моему и соседей Андрей предлагает поиграть в вышибалы. Мы сначала перетаскиваем технику в комнату, чтобы ничего слишком дорогого не разбить и освободить побольше места, а потом начинаем играть. Меня выбивают первой, чему я даже рада. Рома в этом бедламе не участвует, но вставляет замечания с места, как футбольный комментатор. Сажусь к нему, пододвигаюсь ближе, вплотную. Он рад, даже приобнимает меня ненадолго.

— Если они вышибут окно, я вышибу отсюда всех! — говорит он почти серьезно.

Подхватываю:

— Лучше не так! Тот, кто вышибет окно, будет ночевать в зале!

— Точно. Или нет, все будем ночевать в зале. На полу. Без окна. Сколько там сейчас на улице?

Мне нравится его настроение — он редко бывает таким открытым, расслабленным, как сегодня. Говорю тише, сейчас очень хорошая атмосфера для такого разговора:

— Ром, а почему ты больше не ночуешь у меня?

Демонстрирует преувеличенную иронию, но старается говорить почти строго, как с непослушным ребенком:

— Потому что тебе это больше не нужно. И не спорь со специалистом, не получится.

— Но тебе же нравилось жить у меня! — впадаю в какой-то азарт.

— С чего ты взяла? Я кое-как терпел! — вся его строгость сгорает под натиском веселья.

— Ты не из тех, кто стал бы терпеть! Или из тех?

Смеется, запрокидывая голову:

— Я просто хорошо воспитан! Не злоупотребляй этим, Кира.

— Да врешь ты все! Ты даже «Кира» произносишь не так, как другие.