Амнезия, или Фанера над Парижем (СИ) - Купрашевич Владимир - Страница 29

Ничего лучшего я от него не ожидал.

- Ты варвар, - заявляю я.

- Спишем на учебный процесс. Бумага у нас в неограниченном количестве..

Выразить свое возмущение я не успеваю.

- Все! – орет Алешка и тычет кисти в банку с водой. – Перерыв. Пошли в буфет.

Мы опускаемся на второй этаж. За стойкой дремлет буфетчица. Алешка окликает ее.

Очнувшись, она превращается в приветливую и не очень страшную тетку. Мы заказываем кофе с бутербродами и отходим к угловому столику.

- Цвет нашего общества, - ворчит он, глядя в сторону входной двери.

Я оборачиваюсь и вижу Людмилу с незнакомой мне темноволосой девицей.

Людмила задерживается у стойки, а ее спутница проходит к ближайшему к нам столику. Я думаю параметры ее фигуры в разряде фотомоделей, но меня это не возбуждает.

- Что нового в вашем творчестве? – привязывается она к Алешке.

- У нас всегда все ново, - ворчит тот, не отрывая взгляда от бутербродов.

Мне кажется, что у него напряженный голос.

- Это наш новый работник, и тоже маляр?

- Тоже, - отвечаю уже я, - только разрядом ниже.

- У вас еще есть и разряды? – не отвязывается чернота.

Алешка держится.

- Кстати, звать меня Аленой, а это…, - она отмахивает кистью руки в сторону стойки.

- Людмила, - подсказываю я.

Теперь оба смотрят на меня.

- У него дар телепатии, - делает предположение Алешка.

- Это плохо, - грустно замечает черноволосая. – Здесь что-то не так, а я не в курсе.

- Кстати сказать, мы обе не замужем. Особенно я, - добавляет Алена.

Людмила приносит на столик последнюю чашку, коротко улыбается мне и переключается на подругу.

- Опять ты нас куда-то сватаешь.

Алена, опершись подбородком о ладони, изучает лицо Алешки. Тот упорно смотрит куда-то мимо.

Когда мы возвращаемся к себе я, спрашиваю приятеля, не с этой ли Аленой он по ночам пишет картины. Помолчав он признается, что эта подруга пытается загнать его в угол. Но его голыми руками не возьмешь. Женитьба это безумие. Или он не прав?

В ответ я мычу нечленораздельное. Что я могу посоветовать другу, когда самого аллергия от семейной жизни выворачивает наизнанку.

У нас в гостях Женька. Я немного запоздал и к сюрпризу не готов.

- Пришел на экскурсию, - оправдывается он. – Интересно же, где рождаются шедевры рекламного искусства.… Не думал никак, что и ты увязнешь здесь. Ну ладно, у меня к вам дело.

В приоткрывшуюся дверь заглядывает почерневшая физиономия нашей уборщицы.

Не старая, женщина, но определенно не фотомодель. Тощая, рыжая и нескладная она, может быть, и не напугает до смерти. Я еще ни разу не видел ее трезвой. Может потому, что работаю здесь недавно. Мой нынешний шеф частенько оставляет в бутылке спиртное, как пожертвование на санитарные нужды, чем способствует ее спаиванию . Хотя, может быть потому она и убирает наш полигон особенно тщательно.

- Приболела, - отвечает она на наши вопросительные взгляды и втаскивает за собой пылесос.

- Приходи, когда станет лучше – отправляет ее за дверь Алешка.

- Ну, я то уже в курсе. Расскажи ему, - сокращая ожидательную паузу, бормочет он Женьке.

Предложение, которое тот излагает иначе, как сюрпризом не назовешь. Милена, оказывается, пристрастилась творить детские рассказики, и он решил выпустить пару книжек. Тексты уже отредактированы, но художников – профессионалов решили не приглашать …

Алешка тотчас ввязывается в его повествование с вопросом:

- Скажи, любезный Евгений Павлович, что за понятие такое художник – профессионал?

Спровоцировать нашего живописца на темы теории искусства раз плюнуть. Женька отмахивается от него. Алешка уже напыжился и готов продолжить нападение, но почему-то раздумывает.

- Моя манера не годится под ваш заказ, вот если подмастерье, - кивает он в мою сторону. - Хоть неумение не есть искусство, но в этой нише.…Глядишь, прославишься. Может еще и на пиво дадут.

Я фыркаю, но не обижаюсь. Алешка в своем репертуаре.

- Милена просила, - как приговор, произносит, наконец, Женька, и сует мне увесистую папку. Она словно прилипает к моим рукам.

- Вот и прекрасно, - облегченно вздыхает он.

- Выпьем? По поводу состоявшейся творческой сделки, – гремит бутылками в шкафчике Алешка.

Бар у нас своеобразный. Там и краски и растворители и выпивка.

- Нет, я сегодня за рулем, - отказывается Женька.

Алешка еще с минуту, с бутылкой в руках смотрит на закрывшуюся дверь. Я догадываюсь почему - Женька сам за рулем никогда не ездит.

В мастерскую, без стука снова вваливается наша уборщица со шваброй и ведром.

- Ты что, Мария, уже циферблата не видишь? – таращится на нее Алешка. – Еще середина дня.

Та что-то плетет про забытые ключи от других помещений, а больше ей убирать не-где. У начальства ей до конца рабочего дня появляться никак нельзя. Погремев шваброй по углам Мария, вдруг, проливает свет на свое неурочное явление.

-Что-то у вас как будто и не праздник, ведь сегодня Тихвинская.

Я вздрагиваю. Алешка вопросительно смотрит на нее.

- День такой. Явление тихвинской богородицы.

- Так мы же богохульники, - бормочет Алешка, но подумав, лезет в карман и сует ей трояк. - На, возьми пива, нам и себе. Только быстро.

Окрыленная уборщица вылетает за дверь.

Я изо всех сил пытаюсь вникнуть в тему задания, но оно куда-то потерялось. Алешка тоже в прострации.

- А, в самом деле, тетка права, отчего бы нам ни надраться? За здравие.

- А можно и за упокой, - бормочу я.

К счастью никакого пива, мы в тот день так и не дождались.

Наш живописец, он же мой шеф обнаглел окончательно. Уже который день, отгородившись от меня щитами, малюет свои шедевры. Правда работы у нас не много и я справляюсь один, но иногда выражаю ему свое неудовольствие.

В последний день рабочей недели Алешка, чертыхаясь, вылезает из своего гнезда и заявляет, что уперся рогами – дальше дело не идет.

- Наверное, кризис. Сегодня вечером пойдем на танцульки.

Я оглядываю его обросшую физиономию.

- Ты бы сначала побрился, танцор.

Пока он плещется в углу над раковиной, я заканчиваю плакат и тоже иду к умывальнику. Алешка, уже припахивающий дешевым одеколоном оглядывает меня.

- Тебе тоже не мешает.

- Мне-то зачем? – недоумеваю я.

- Пойдешь со мной.

- Куда? – усмехаюсь я.

- В дом офицеров. Внедряться в светскую жизнь. Там, под выходные можно что-нибудь подобрать на ночь.

Я открываю кран, беру мыло и смотрю на него через зеркало.

- Тебе что, одной Алены мало? Вы же собрались жить вместе…

Алешка безуспешно пытается обтереть башмаки обрывком заскорузлой, от высохшей краски, тряпки.

- Тебе кто это сказал?

- Она.

- Может быть она, куда и собирается…

Я неловко стискиваю обмылок, он выскальзывает у меня из рук и ныряет под шкаф.

- Не-е. Я не пойду, - заявляю я.

- И где же мужская солидарность?! – заходит с другой стороны Алешка.- А потом, пора завязывать с воздержанием.

- Это же публичный дом.

- Вот и прекрасно. У нас вся страна публичный дом. В мраморном тоже, там больше выбор, но это далеко. В Герцена одни ссыкухи. Здесь, хотя бы рядом и публика без комплексов. Не понравится, сядешь в свой троллейбус. Остановка рядом.

Это единственный из его аргументов, который я принимаю.

Я хорошо знаю остро шпилевое сооружение, напоминающее замок. Изнутри он не слишком роскошен, однако, с элементами дворцового интерьера. Я с детства не люблю массовых увеселений и сразу забиваюсь в угол, откуда наблюдаю, как в ярких шуршащих нарядах в ароматных потоках косметики зрелые самки ведут охоту. Крашеные глазки из-под неестественно больших ресниц обстреливают взглядами каждого мужчину перешагнувшего порог. Вижу, краем глаза, что некоторые головки с тщательно уложенными при-ческами реагируют и на мое появление. У меня нет никакого желания проявлять инициа-тиву, и я принимаюсь изучать детали интерьера. Алешка же сразу принимает боевую стойку. Солидарность я не воспринимаю как самопожертвование, и, поднимаюсь по мраморной лестнице в буфет. Женщины и здесь. Возбужденные, с румяными щеками и горящими глазами – от них вряд ли укроешься. У стойки беру бутылку лимонада, и пробираюсь к угловому столику. У меня не проходящее чувство жажды. Результат Лешкиной провокации. У самого входа во дворец Алешка спохватился, что у нас «ни в одном глазу», а появляться на таких мероприятиях трезвым оскорбительно для окружающих. Вернулись в какой-то темный подъезд, выпили прямо из горлышка «маленькую» водки и занюхали рукавом, потому что о закуске забыли.