Прямой эфир (СИ) - Стасина Евгения - Страница 65

— Отличный вечер, не правда ли? — интересуется у меня девушка, занявшая соседнюю раковину: черное платье, оставляющее плечи открытыми, перчатки из атласа, скрывающие большую половину руки и маска, оставляющая лицо незнакомки в недосягаемости… Актриса? Или, может быть, ведущая? Ведь этот голос я точно слышала прежде.

Киваю, закрывая кран, и аккуратно обхожу черноволосую даму, в эту секунду поправляющую прическу. Не переношу такие сладкие ягодные ароматы…

И стоит этой мысли коснуться моего сознания, как невесомый шифон выскальзывает из ослабевших пальцев. Так пахнет только ОНА. И плевать, что миллионы женщин нашей планеты отдают свое предпочтение таким приторным композициям…

Разворачиваюсь, не дойдя до вожделенной сушилки лишь пары шагов, и упираюсь взглядом в карие глаза, горящие превосходством и нескрываемым ликованием.

— Отлично выглядишь, Лиза, — губы, обведённые красной помадой, выплевывают мое имя, а руки уже опускают маску на туалетный столик.

Не изменилась она. Совсем. Все так же самоуверенна, ухожена, идеальна и боже… Я что, пою дифирамбы любовнице мужа?

Вскидываю голову, не желая выдавать волнения, от которого дыхание мое участилось, и подобно своей сопернице, не слишком-то аккуратно избавляюсь от нелепого аксессуара, ничуть не сожалея о бусинах, слетевших на кафельных пол. Если и выдерживать этот поединок, то без всяких ширм, глаза в глаза.

— Даже не верится, что ты не так давно родила. Сколько твоим девочкам, месяца два?

— Четыре, — не знаю, зачем поправляю ее. Наверное, хочу, чтобы она знала — я не стану трястись как заяц, пока она ведет великосветские беседы, на манер царицы, снизошедшей до болтовни с простолюдинкой.

— Четыре, — повторяет, складывая руки на груди, и улыбается шире, демонстрируя ровные белоснежные зубы.

Где справедливость? Почему она не может быть хоть чуточку менее красивой, чтобы я не чувствовала себя серой мышью, ожидающей жестокой расправы в лапах лощеной тигрицы?

— Наверное, мне стоит тебя поздравить?

— Обойдусь, — делать вид, что мы старые приятельницы, случайно столкнувшиеся в ресторане — последнее, на что я решусь, после всего, через что мне пришлось пройти по ее вине. — Что ты здесь делаешь?

— Праздную, — отвечает и зачем-то подходит ближе, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. Клонит голову набок, сканируя мое платье, на юбке которого так и красуется мокрое пятно размером с мячик для гольфа, и, вздохнув, произносит:

— Эти устрицы — та еще мерзость, верно? Скользкие, бесформенные и совсем неаппетитные, — произносит, а у меня создается ощущение, что говорит она вовсе не о моллюсках. Такой она видит меня в своих глазах?

— Впрочем, обсуждать меню в туалете не принято. Расскажешь, как прошел этот год?

— Что-то не припомню, чтобы мы когда-то дружили. Так что, прости, но моя жизнь тебя не касается.

— Разве? Подружками мы, может, и не были, но ты ведь не станешь отрицать, что нас многое связывает?

— Например?

— Например, мой мужчина, которого я великодушно тебе уступила, посочувствовав твоему положению. Кому ты нужна, да еще и с довеском? Брось, — заметив, как я сжимаю руки в кулаки, больше всего на свете мечтая вцепиться в ее идеальную прическу, Яна смахивает с моего плеча невидимую соринку. — На правду не обижаются. И потом, не всем же рождаться красавицами…

— Ты для этого меня караулила? — усмехаюсь, приподнимая бровь.

Целый год выжидала, чтобы сделать парочку язвительных замечаний о моей внешности? Боже… Как она могла ему нравиться? Чем зацепила, тугими канатами привязав к себе мужчину, который готов был падать к ее ногам, стоило ей захотеть поставить его на колени?

— Не совсем, — отступает назад, и с кошачьей грацией отходит к зеркалу, на ходу разглаживая несуществующие складки на талии. Замирает, приоткрывая пухлые губы, и стирает с них излишки макияжа указательным пальцем.

— До твоего внешнего вида мне дела нет, — ловит мое отражение и, больше не отводя взгляда, бросает свои угрозы, то и дело выдерживая паузы, чтобы дать мне время переварить услышанное:

— Я просто хотела, чтобы ты помнила — я всегда рядом. За твоей спиной, впереди, опережая на пару шагов, или, возможно, даже в твоей постели… Ведь кто знает, о чем думает Игорь, ублажая тебя в спальне?

Жарко. Хочется ослабить корсет, ведь легкие мои полыхают, отравленные вишневым ядом, грозящимся въестся в мою одежду, осесть в волосах, и изувечить мою душу своими тяжелыми парами, оставив после себя уродливые ожоги.

Заставляю себя очнуться, когда давление ногтей на мягкую кожу ладоней становится нестерпимым, и впервые хвалю себя за то, что не поскупилась, накладывая на щеки толстый слой тонального крема. Пылать, как маковое поле, в присутствие этой дамы я себе запрещаю.

— Я дала Игорю время поиграть в семью, насладиться отцовством и немного усмирить взыгравшую совесть… А теперь, возвращаюсь. Возвращаюсь, чтобы забрать свое.

— Свое? — удивляюсь, как далеко она зашла в своем сумасшествии, и, прочистив горло, добавляю стали в свой осипший от волнения голос. — Шутишь? Не думаю, что тут есть хоть что-то, на что ты можешь предъявлять права. Он выбрал меня, Яна.

— Детей. Правильнее говорить детей. Был бы он с тобой, не забеременей ты так вовремя? — ухмыляется, а я так явственно ощущаю покалывание на щеке, словно она ранила меня не колкой фразой, а увесистой оплеухой, от которой перед глазами уже заплясали искры. — Я та, кого он будет хотеть всегда: в машине, на рабочем столе, в спальне квартиры, которую снимал для меня не один месяц, в вип-ложе ресторана или в запотевшей кабинке душа. О таких, как я, мечтаю, Лиза, а таких, как ты, терпят. Так что бойся. Каждое утро, когда будешь завязывать ему галстук, помни, что, возможно, именно я буду его снимать.

Терпят? Так это называется? Его поцелуи, его взгляды, его слова лишь проявление железной выдержки? Смирение, ведь бросить детей он никогда себе не позволит, поэтому должен играть эту роль по уши влюбленного мужа?

Проглатываю обиду, умоляя глупое сердце перестать так болезненно сжиматься, и все-таки опускаю глаза, боясь, что слезная пелена перед моим взором падет, пролившись потоком слез по побледневшим щекам.

— Господи, — едва ли не вскрикивает, воззрившись на меня в недоумении, и уже не скрывает веселья, открыто посмеиваясь над моей реакцией. — Ты ведь не думала, что это любовь?

Думала! Господи, сколько раз я убеждала себя, что это непросто попытка сохранить брак, а чувства, пусть и проснувшиеся с опозданием, но самые что ни наесть настоящие чувства, благодаря которым мы сможем перевернуть эту страницу! Засыпала, с наслаждением вбирая в себя его тепло, покрываясь мурашками, когда ладонь спящего рядом мужчины, опускалась на мою талию. Просыпалась, ловя на себе горящие взгляды заспанного супруга, надеясь, что он больше ни на кого так не посмотрит… Только не после того, как узнал всю горечь потери…

— Лиза, — растягивает мое имя, смахивая следы веселья с ресниц указательным пальцем. — Какая ты все-таки жалкая.

Жалкая. Такое короткое и такое емкое определение. Недолюбленная, недоласканная, преданная и вдобавок ко всему совершенно растоптанная этой самоуверенной женщиной.

Наверное, именно эта насмешка в голосе, ее восторг от осознания блистательного триумфа, помогает мне с такой легкостью вернуть контроль над собственным телом. Теперь моя очередь подходить: не знаю, откуда берутся силы, но даже опостылевший аромат, когда-то вызывавший во мне рвотные позывы, больше не кажется таким нестерпимым. Останавливаюсь, смиряя ее глазами, и намеренно долго не отвечаю, желая отыскать в ней хоть какой-то изъян. Нос. Уж слишком он острый…

— Разве? А по-моему, посочувствовать стоит тебе, — произношу, и от осознания, что это вовсе не ложь, даже, кажется, улыбаюсь, заводя женскую черную прядь за ухо, украшенное серьгой в форме дождевой капли. — Стараешься, соблазняешь моего мужа, караулишь меня в туалетах, что-то планируешь, просчитываешь наперед… А эту ночь, как и сотни других он проведет с жалкой, невзрачной, серой мышью. Ведь ты считаешь меня таковой? Видишь? — радуюсь, что администрация ресторана не поскупилось на лампы в этой просторной комнате, и упиваюсь отблеском камня от моего обручального кольца, скользнувшим по лицу соперницы. — Так что я не буду принюхиваться к его рубашкам, заглядывать в его мобильный и устраивать проверки в разгар рабочего дня. Ведь будь ты уверена в своей победе, тратить драгоценное время на разговоры со мной, ты бы точно не стала.