Прямой эфир (СИ) - Стасина Евгения - Страница 33

— Мои дела идут не настолько плохо, чтобы я прибегал к таким кардинальным мерам. Хотя, — с тоской взглянув на меня, — если ты сейчас же не оставишь меня в покое, у меня не останется выбора.

Он включает компьютер, уверенно щелкая мышкой, и уже через минуту разворачивает ко мне монитор, демонстрируя, что готов трудиться.

Актер из него никчемный — бегает глазами по тексту, создает видимость, что увлекся документацией, при этом всем своим видом демонстрируя обратное. Нервное постукивание пальцев по стеклянной столешнице и дергающаяся правая нога — это ли не признак того, что он пытается усыпить мою бдительность, лишь бы поскорее спровадить в приемную?

Я привыкла к нему. Мысленно давно перевела его в статус приятелей, и за последние три дня успела не раз словить себя на мысли, что без его добродушных подтруниваний рабочий день не несет мне радости.

— Помните, что вы сказали мне в июне? — останавливаюсь, не дойдя до двери пары шагов, и терпеливо жду, когда же он отомрет, наконец, выпустив из рук мышку.

— В июне?

— Да, на мой день рождения?

— Не думаю, что это было что-то стоящее…

— Вы сказали, чтобы я никогда не смела сомневаться в собственных силах. Что в жизни возможно достичь всего, что угодно, если не опускать голову и не смотреть назад, — декламирую с важным видом, и задираю подбородок. — Где же ваша цель? Почему замерли при первой неудаче.

Вячеслав Андреевич долго смотрит на меня — задумчивый, не такой хмурый, как десятью минутами ранее, но все такой же серьезный и тихий. Трет переносицу, чему-то ухмыляясь себе под нос, и вновь вскидывает на меня глаза, полные тоски и разочарования… Я что-то сделала не так?

— Не быть мне философом, верно? Не слишком-то красиво я выражаю свои мысли.

— А по-моему, очень даже звучно. И потом, не всем быть ораторами. Но если оторвете свой зад от стула, могу обещать, что один человек за вами все же пойдет.

— Ты? — улыбается, больше не претворяясь — он смертельно устал, и спиртное тут не поможет.

— Я. Обещаете отоспаться? — улыбаюсь еще шире, когда он кивает, выключая компьютер, и встает из-за стола, снимая со спинки стула пиджак. — Я отменю ваши встречи на завтра, так что вырубайте мобильный и ни о чем не думайте. Кофе я, может, варю отвратительный, зато по части прикрытия мне равных нет. Скажу, что у вас кишечный грипп.

— Можно и без подробностей. И совещание в пятницу…

— Отменю, — перебиваю, чувствуя, как на душе становится светлее.

— Перенеси на два.

— Будет сделано, — я прикладываю руку к голове, в попытке отдать честь, и заливисто смеюсь, от того, как перекосилось лицо Лисицкого.

— Нам нужно обняться! Слышали, ученые доказали, что двенадцать объятий в день помогают в делах, — уверенно двигаюсь к растерянному начальнику, и обнимаю опешившего мужчину, по-дружески хлопая по спине. — Крепкий какой, а так и не скажешь!

— Ты точно больная, — беззвучно смеется в ответ, как-то неловко отвечая на мое подбадривание, и больше не произносит ни слова, пока я вслух отсчитываю секунды. Двенадцать ведь будет достаточно?

***

Игорь

Кто-то считает, что миром правит любовь. Я же с уверенностью могу опровергнуть это ошибочное мнение. Нами правит ревность. Лишь она заставляет нас становиться лучше, порой обнажает худшие стороны нашей натуры, толкает на необдуманные поступки и лишает сна ничуть не хуже, чем пресловутая влюбленность.

Замираю в дверях Славкиного кабинета, и не могу отвести взгляда от друга, прикрывшего глаза от удовольствия. Он наслаждается ее смехом, аккуратно, словно она хрустальная ваза, касается ее спины, и я могу поспорить на что угодно, даже не слышит, что сейчас говорит его секретарша. Впрочем, как и я. Смотрю, и непроизвольно стискиваю зубы, только сейчас осознав, что успел прикипеть к ней душой — эти руки должны касаться только меня, эти губы должны произносить лишь мое имя, иначе мир просто сошел с ума…

Я толкаю дверь, угрожающе зыркнув на Лисицкого, и прежде, чем Лиза, наконец, отлипнет от своего начальника, откашливаюсь в кулак, заставая врасплох этих горе голубков.

— Не помешал? — произношу не мигая, глядя в лицо друга детства, в то время, как Волкова отпрыгивает от него, как от огня. Уверен, она краснеет, хоть и не вижу ничего вокруг, кроме пары таких же горящих вызовом глаз.

— Мы… — Лиза теряется, не зная чем оправдать свое поведение, и словно борется с желанием убежать прочь, испуганно переминаясь с ноги на ногу.

— Не слышал о пользе объятий? Говорят, двенадцати в день вполне достаточно для карьерного роста и развития, — Слава приподнимает уголки губ, но улыбка так и не касается его взора. Поправляет рубашку, приглаживает волосы и делает шаг назад, усаживаясь на столешницу.

— Будь добр повышать свои показатели без помощи моей девушки. Жду в машине, — бросаю Волковой напоследок и как можно скорее уношусь прочь. Еще минута промедления и я заеду ему в челюсть, чтобы навсегда отбить желание тискать свою помощницу.

Имею ли я право злиться, ведь сам далеко не святой, сейчас для меня не имеет никакого значения… Важно лишь то, что я отчетливо осознаю — отпустить Лизу мне просто не хватит сил. Не смогу спокойно наблюдать, как Лисицкий добивается ее расположения, подкрадывается к сердцу, оборона которого рано или поздно дрогнет, как вымещает меня из ее мыслей, чтобы чуть позже навеки изгнать из ее души… Не смогу гулять на их свадьбе, которая обязательно состоится, позволь я ему забрать единственного человека, сумевшего полюбить меня со всеми моими недостатками: с зашкаливающим эгоизмом, с плотным графиком, в котором не всегда находится время для романтических встреч, с больной любовью, которую я умело скрываю от посторонних все еще не в силах потушить неуправляемый пожар. Кидайте в меня камнями, бейте словом, рукой, чем угодно — сегодня я не смогу сказать ей прощай…

— Ты злишься? — интересуется Волкова, устроившись на сиденье и робко поднимая на меня глаза, и тут же касается моей ладони, крепко вцепившейся в руль. Поглаживает, вынуждая взглянуть на себя, и тепло улыбается, надеясь растопить лед своей открытой улыбкой. Выходит довольно неплохо…

— С чего бы? — я ощущаю, как с ароматом ее духов в салон врывается свежий осенний воздух, и делаю глубокий вдох, наслаждаясь покоем, накатившим на меня в ее присутствии. Как странно, правда? Я должен любить ее! Должен не замечать никого вокруг, ведь встретить такую женщину редкость: в меру скромная, ласковая и красивая, пусть красота ее и неброская…

— Ну, мой начальник хорош собой, — целует в щеку, и тут же шепчет на ухо:

— Правда, не настолько хорош, как ты. Даже когда злишься.

— Я спокоен, — позволяю ей и дальше покрывать поцелуями мою кожу, ничуть не заботясь о следах губной помады на своем лице.

Напротив, привлекаю ее еще ближе и нахожу нежные губы, касаясь их почти невесомо, чтобы через мгновение потерять контроль и довести ее до исступления. Прекрасно знаю, что сводит ее с ума, и теперь намеренно запускаю руку под офисную блузку, без труда прокладывая пальцами дорожку вверх по оголенной коже. Терзаю податливый рот, упиваясь тихим стоном, и, молча, ликую, убеждаясь в очевидном — она моя.

Моя лишь до той минуты, пока я не решусь отпустить на свободу эту крохотную пташку, угодившую в мои силки…

— С ума сошел? — первой придя в себя, Лиза прячет лицо в ладонях, все еще тяжело дыша, и сползает вниз на сиденье, боясь быть замеченной прохожими через тонированные стекла. Милая и растрепанная, как неопытная школьница, впервые познавшая прелесть мужских ласк.

— Подай сигареты из бардачка, — прошу, устало запрокидывая голову, куда быстрее Лизы справившись с разбушевавшимися гормонами. Я вымотался, за этот день пережив такую гамму эмоций, что теперь вряд ли смогу обойтись без никотина. Слышу, как щелкает замок бардачка, и холодею, когда Волкова замирает, протянув руку, но так и не коснувшись пачки.

— Это… — хлопает глазами, кивая на бархатную коробочку, словно специально оставленную на виду, и растерянно хватает губами воздух.