Вера. Надежда. Любовь (СИ) - ЛетАл "Gothic & - Страница 94

Первой выскакивает собака, делает петлю и уходит чуть в сторону, давая нам обзор. Следом за ней кабан ловко перескакивает поваленное деревце, намереваясь поквитаться с потревожившей его покой охотницей. Секунда. Зверь, замечая нас, лишь на миг замирает и с разворота несется прямо на меня.

Я взволнован и спокоен одновременно. Взвожу курок. Выдох. Ловлю промежуток между ударами сердца. Выстрел. Серое облако зависает над звериной мордой, и кабан заваливается на бок. Подскочившая Шельма тут же вгрызается клыками в агонизирующего зверя. Терзает то за дергающееся копыто, то за ухо, то за шею, утоляя свой первобытный голод одомашненного хищника. Нам остается только ждать, когда кабанчик затихнет.

Первый трофей в этом сезоне, но не последний. От ночной охоты все дружно отказываемся. Каждый спешит разделать свою добычу, а потом, расположившись у вечернего костра, насладиться обжигающе горячим куском самолично пойманной дичи под граненый стаканчик «чая» и залихватский пиздеж сотрапезников.

— Круть! — вставляет свои пять копеек притихший было Денис.

— И я про то же! — ухмыляюсь, довольный тем, что увлек парня не совсем привычным для него времяпровождением. — Так вот, Любимый… Должен признаться, я не очень уважаю огнестрельное оружие, предпочитая ему более благородное — холодное. Как говорил Суворов: «Пуля — дура, Штык — молодец!» Только с финкой на зверину — это, как минимум, глупо. Поэтому, помимо охоты, чрезвычайно ценю возможность самолично освежевать убитого зверя, блеснуть, так сказать, мастерством работы с охотничьим ножом.

А разделка — это целая наука. Своего рода таинство для охотника. И у каждого к этому процессу свой подход, хотя и существует одно общее правило — нужно действовать чрезвычайно осторожно. Все же кабан — это свинья в квадрате, ибо метит территорию не только мочой, но и секретом, которые остаются на шкуре… И это не просто вонь, а самая что ни на есть вонища! Поэтому ни одного лишнего надреза. Все по связкам и суставам. Упаси бог что-то задеть в пищеварительной системе! Кровь и запах секача просочатся в мясо, которое будет тогда только псу под хвост.

Итак… Крепкая распорка меж задних ног, и тушка подвешена вниз головой. Острое лезвие рассекает горло, и кровь уходит из еще не остывшего тела в холодную землю. Дальше шкура. Кожа у кабана толстая, просто так не обдерешь. Только острая финка и крепкие руки делают свое дело, и вскоре на землю падает лохматый «скальп» с живота вместе с яйцами и кабаньим достоинством. А что? Они ему больше не понадобятся! Теперь можно вспороть и брюхо, из которого вываливается столько кишок, что только удивляешься, как все это там поместилось. Запах железа, соли ударяет в нос. Он уже пьянит, а не отталкивает…

— Мля-я-я… ТЫ МАНЬЯК! — таращится на меня Денис, но я чувствую — шутит, и мои откровения его не пугают. Наоборот, вселяют нешуточный интерес, и я бы сказал — возбуждают!

— И это мне говорит человек, который десять минут назад предложил устроить сафари на хомо сапиенс! — ржу аж щеки болят, но понимаю, что увлекся и слегка переборщил с откровениями, к которым современный человек не всегда готов. Но, как я и думал, ничто кровожадное моему парню не чуждо. — Денис пойми, трудно описать это восторженное чувство добытчика, если никогда не сталкивался с охотой. Эту эйфорию. Самодовольство. Гордость. Ты на раз ощущаешь себя если не Богом, то Супергероем и с членом на пять сантиметров длиннее.

— Верю! — охотно отзывается мой благодарный слушатель. — Так что давай опустим эти мерзопакостные подробности. Сам понимаешь, мясо я только в магазине добывал…

Эх, Дениска, как бы я хотел утянуть тебя в леса. Я бы приволок к тебе живого зверя в силках, чтобы ты взглянул ему в глаза и понял, что ты для него Бог, высшее создание. Я бы вложил в твою ладонь свой нож, хотя никому не даю его даже тронуть. Я бы встал за твоей спиной, вливая свою уверенность, и помог пресечь жизнь, просто оттого, что таков закон жизни — если не ты, то тебя. Эта кровь разбудила бы твои инстинкты хищника. А почуяв запах смерти, ощутив, как уходит жизнь, ты стал бы ко мне еще ближе, обвенчавшись обрядом на крови. Я вижу: когда-нибудь в будущем это обязательно случится, а пока…

— Ок, проехали, — охотно опускаю кровавую сцену и продолжаю путь назад в прошлое: — Знаешь, Дениска, охота охотой, но на третий день полного беспредела начинаешь чувствовать себя неандертальцем. Безумно хочется выйти из пещеры и, затарабанив себя кулаками по груди, проорать что-то по-звериному насчет бани, которую обещали истопить еще вчера, но видимо, дров для пришлых москалей в лесу и сегодня не нашлось.

Может еще и поэтому не сразу заметил, что волочу ногу. Ну побаливала немного… Так какой же настоящий мужик в пылу азарта и алкогольного угара на такую мелочь внимание обратит? А когда обратил, нога опухла и покраснела от колена и по самое немогу. Все говорило о воспалении, а до ближайшего медпункта километры и километры. Да и не по-мужски это — паниковать из-за пустяшной пустяковины. К тому времени на моем счету был уже не один кабан. И если каждый боров плюсовал пять см к моему достоинству, то представляешь, как я был крут?!

Думал недолго. Вернее, совсем не думал. Принял для стерилизации водяры. Все, как положено: внутрь и наружу. Прокалил на костре лезвие любимой финки и… полоснул по фурункулу. Кожа на ране настолько истончилась, что под острым лезвием охотничьего ножа расползалась на раз.

Смотрю, как дурная кровь стекает по ноге, и не понимаю, почему ничего не чувствую. Однако постепенно до пьяного и обдолбанного адреналином организма доходит, что с ним что-то не то. Боль набегает по нарастающей. Пульсирует, током дергая мышцы. Нога горит, будто на нее кто раскаленного масла плеснул.

— Мля-я-я… Хоррор какой-то! То кровища, то кишки… Теперь еще и членовредительство, — таращится на меня Денис, и я чувствую — не шутит, а мои откровения его пугают. — ТЫ ТОЧНО МАНЬЯК!

— Разве что сексуальный! — подмигиваю своему слишком впечатлительному парню с шикарным воображением, решая все же закругляться с трешаком: — В общем, мужики еще долго по-доброму подтрунивали надо мной: «Страшный ты человек, Елисей, коль способен не только кабанье мясо разделывать.» А на память об охоте у меня осталась награда, — фоткаю рубец, что звездочкой затянулся на левой ноге, и отправляю Дениске. — На правой шрам покажу как-нибудь потом, а то перевозбудишься на мои боевые отметины.

— А у тебя и на правой есть? — удивляется парень, на коже которого этих самых отметин и не счесть.

— Есть, Дениска, — потираю след, который оставил на долгую память его глупый поступок. — Но эту страшную историю я тебе в другой раз расскажу.

— Может и я когда-нибудь расскажу тебе про свои, — глухая боль отражается во мне, как своя собственная. Я чувствую ее настолько остро, что сердце сжимается в тугой ком, и мне в который раз за эти месяцы нестерпимо хочется крепко, по-мужски прижать Дениса к себе и вытянуть из его души эти бессмысленные страдания.

— Любимый, такие отметины нужно нести с достоинством. Ведь это доказательство твоего поединка со смертью, в котором ты не проиграл, — направляю поток мыслей Дениса в правильное русло.

— Что-то я не чувствую себя победителем. — Мужские невидимые глазу слезы струятся огненными ручейками в истерзанной душе. Нет, так не пойдет. Надо взбодрить моего меланхолика.

— Как не чувствуешь?! — шутливо, но все же искренне возмущаюсь. — Ты же уже получил главный приз — МЕНЯ!!!

— Лис, я тебе не говорил, что ты нахал и наглец?! — усмехаясь, зубоскалит в ответ Дениска. Вот и хорошо. Пусть кусается — потерплю. Грубит — пресеку. Но больше всего я хочу, чтобы он улыбался.

— Не-е-е, ты сказал, что я странный, — напоминаю себе, что это привычное и обидное для меня слово, слетевшее с его уст, впервые нисколько не задело. Наоборот, мне до звона в ушах хотелось быть для него особенным. Оригинальным до эксцентричности. Экстравагантным и экстремальным. Самобытным и своенравным. Удивительным до экзотичности. Фантастическим и даже паранормальным. Но больше всего единственным и любимым.