Вера. Надежда. Любовь (СИ) - ЛетАл "Gothic & - Страница 89

— Мля-я-я… Дежавю, — закатываю глаза к потолку, внезапно вспомнив напрочь стертое из памяти событие из своего отрочества. — Лис, а ты знаешь, что история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса. Но у нас и в этом свой эксклюзивный вариант. Потому что когда в прошлом веке я услышал от некой дивы нечто подобное на свой счет, то ржал до слез. Но когда я в этом веке снова слышу эти слова и от ТЕБЯ, мне нихрена не смешно.

— Ты мне не рассказывал, — с толикой обиды сокрушается тот, кто, видимо, считает, что обязан знать обо мне все.

— Ага, — утвердительно мотаю головой, тут же находя отмазку выпавшему из моей автобиографии факту: — Лис, в свое оправдание могу сказать, что я даже об этом не вспоминал. У меня в неокортексе никогда не задерживается инфа, которую я считаю маловажной или вовсе мне не нужной. Да и потом, ты же мне тоже многое о себе не рассказываешь…

— Я готов тебе рассказать абсолютно все, что тебя интересует, вплоть до размера моего члена, — чуть не божится мой Ведьмак-приколист, и меня снова бросает в краску, ибо я и правда хотел как-нибудь в шутку поинтересоваться этим вопросом. Но развить чисто пацанскую тему мне не дают, поскольку Лис, как истинный лис, тут же виляет в кусты: — Но сначала ты вытащишь из извилин своей избирательной памяти этот случай и расскажешь мне, как это было.

Откидываюсь на спинку кресла, подпихнув под поясницу жесткую подушку. На коленях мурлычет кошка, которой в те давние времена еще не было в подлунном мире, но которая сейчас — я уверен! — разделяет мое суждение, что Елисей ревнует меня даже к моему прошлому.

— Ее звали Джемма, — начинаю рассказ, не видя в древнем событии ничего того, что я бы сейчас не мог или не хотел поведать Лису. — Она проживала в соседнем доме и частенько попадалась на глаза, ибо не заметить ее в толпе было просто невозможно.

Одевалась Джемма подчеркнуто не элегантно, я бы даже сказал слишком броско для ее лет. Но это был ее неповторимый стайл, и в ином прикиде я ее не встречал никогда. Причем «никогда» — буквально! Потому что не только летом, но и в самый лютый мороз дама выходила на улицу лишь в легком платье и гордо топтала сугробы ногами, обутыми в летние туфли.

И я бы никогда не узнал имени этой экстравагантной женщины, если бы в один летний день моя бабуля не вручила мне корзиночку с какими-то поганками и не попросила доставить и передать эту драгоценную ношу прямо в белые рученьки той самой мадам.

Первый этаж высотки. Звонок, и бледнолицему дрыщу в пубертатном периоде жизни открывается вход в чужой мир. На пороге, заполняя своими пышными формами весь проем двери, стояла она, выедая глаза канареечного цвета платьем и кроваво-красными бусами, обвивающими в три ряда массивную шею, скрытую за двумя подбородками.

Нас, детей, выросших на анимэ и диснеевской мультипликации, образ эксцентричной дамы шокировал раз и навсегда. Ибо увидев перед собой живое воплощение морской ведьмы Урсулы, даже такой подрощенный индивид, коим на тот период являлся я, терял дар речи и, кажется, забывал собственное имя. Впрочем, злой или коварной «Урсулу» назвать было нельзя.

— Дении-и-ис, мальчик мой, — ласково пророкотала Джемма низким грудным голосом. — Проходи, я тебя ждала, — и буквально за шкирдак втянула меня в свои апартаменты.

Назвать ее обиталище странным — ничего не сказать. Не-е-е. В нем не было черных портьер, не дающих проникнуть в помещение лучам света. Не увидел я и зловещих хрустальных шаров и миллиона защитных амулетов от сглаза, кучи пыльных образов и веников из дульче вонючих трав.

В квартире Джеммы аппетитно пахло жареным мясом, было светло, уютно и не без претензии на роскошь, если претензией можно назвать мебель, оклеенную обоями под шелкографию цвета стальной изморози. И безразмерную кровать в завитушках, сделанную, видимо, под необъятные размеры самой властелины королевского ложа.

Странной оставалась сама атмосфера этого места, где было как-то подозрительно тихо для первого этажа, но при этом непрерывно щебетали птички, хотя ни клеток, ни голосистых пичуг я так и не углядел. Зато сразу же увидел здоровенный, литров на двести, аквариум в том месте, где во всех нормальных домах стоит телевизор.

Рыбок в аквариуме не наблюдалось. Только здоровенная коряга темной тенью просматривалась в мутной, как мыльный раствор, воде. Каково же было мое изумление, когда в ответ на мой стук ногтем по стеклу из-под утопленной дровины, извиваясь и разевая огромные пасти, выплыли две здоровенные не то рыбы, не то змеюки, точь-в-точь похожие на тех мурен, что прислуживали Урсуле в диснеевской «Русалочке».

Не-е-е. Я не испугался и не заорал. Я просто тихо АХРЕНЕЛ…

Вот так я и познакомился с Джеммой. Иногда таскал ей всякую хрень, что бабуля собирала по лесам. Иногда, молча и тушуясь, пил с женщиной чай, потому что понятия не имел, о чем с ней можно поговорить. А она, кажется, и не искала тем для болтовни, но тем не менее говорила много. Но вот о чем — не спрашивай. Я в упор не помню. Ты же знаешь, память у меня избирательная.

Я знал, чем Джемма живет и чем занимается. Слышал, что про нее судачили моя бабка с маман, но как-то не верил во всю эту псевдонаучную херню. И все же однажды попросил женщину навести порчу на одного человека, которого когда-то ненавидел. Но она мне отказала, сказав, чтобы я даже мыслей таких в голове не держал.

Я и не держал. Спросил и забыл, но спустя несколько месяцев странная дама вдруг ни с того ни с сего заявила, что я и сам многое смогу, если меня научить. Вот тогда я и поржал над ее словами и… отказался, сказав, что меня никакое мракобесие не интересует.

Больше Джемма об этом не заговаривала, а я уехал учиться в другой город. Через несколько лет на зимних каникулах случайно увидел ее на улице в валенках, теплой шубе и в пуховом старушечьем платке на голове. Той же зимой ее не стало…

— Вот и вся история, — сворачиваю балаган, удивляясь ощущению, будто все это произошло в какой-то совершенно иной моей жизни.

— Денис, я сейчас получил еще одно подтверждение правоты моих догадок, — отзывается притихший было Лис. — Просто я принял свой Дар, а ты его отрицаешь, но все равно пользуешься им. Только неосознанно.

— Не начинай, — отмахиваясь от бредового с моей точки зрения утверждения, и то ли Маркизке, то ли Елисею в который раз пытаюсь внушить: — Нет у меня ТАКИХ способностей. Я тебе сто раз говорил.

— Малыш, пусть ты той старой ведьме не поверил, но мне-то ты можешь доверять, — словно бычара, упирается рогами Лис и припирает меня к стенке железобетонным аргументом: — Ну ты же не станешь утверждать, что сегодня утром я почувствовал не тебя?

— Еще чего?! — одна мысль о даже ментальном контакте МОЕГО Елисея с кем бы то ни было порождает в душе такую дикую Ревность, что, кажется, я и спрашивать не стану, молился ли на ночь МОЙ «Дездемон». Однако рациональный мозг упорно не желает принимать все на Веру: — Знаешь, Лис, я и в детстве дурачком не был, а сейчас и вовсе, хоть и несостоявшийся, но все-таки почти ученый муж. А всякому образованному человеку ведомо, что любое утверждение требует конкретного подтверждения, — пытаюсь грамотно изложить мысль, при этом не вывихнув извилины.

— Совершенно с вами согласен, любимый профЭссор, — в очередной раз включает стебатора любимый собеседник и самым наглым образом считывает мои мысли: — Желаете проверить свои способности?

— Совершенно верно, обожаемый коллега, — не остаюсь в долгу, со знанием дела подходя к выбору эпитетов. — Мне до опизденения охота получить неопровержимые доказательства вашего спорного предположения.

Меня, и правда, чуть ли не с первых дней знакомства с Лисом озадачивают необъяснимые явления, происходящие между нами. Мы то говорим в унисон, то думаем. Ведь сколько раз замечал, как Лис слово в слово озвучивает мои мысли, или наоборот: я строчу внезапно возникшие думки, а Елисей удивленно признает, что именно это и хотел написать. Да и «строчу»… Язык не повернется назвать это сообщениями. Мы слышим друг друга, словно общаемся напрямую и ведем диалог.