Незримые фурии сердца - Бойн Джон - Страница 107

– Не особо.

– Что так?

Я пожал плечами. В прошлый четверг в баре «Парадная гостиная» я встретился с мужчиной за пятьдесят, который после тридцати четырех лет супружества только что вышел, так сказать, из подполья. Весь вечер он плакался, что дети с ним не разговаривают, и под благовидным предлогом я поспешил откланяться. Выслушивать его не было сил.

– Тебе надо чаще выходить на люди и с кем-нибудь встречаться, – сказала мать.

– Периодически я так и делаю.

– Раз в год.

– Этого достаточно. Мне и так хорошо.

– Ты когда-нибудь заходишь на чаты?

– Что-что?

– На чаты заходишь? – повторила она.

– А что это?

– Место встречи геев. Там они обмениваются фото, сообщают, кому сколько лет, какой тип мужчин их интересует, и если повезет…

– Ты шутишь?

– Вовсе нет, этот способ знакомства очень популярен. Странно, что ты о нем не слышал.

Я покачал головой:

– Да нет, я уж лучше по старинке. Откуда ты все это знаешь?

– Я серебряный серфер.

– Кто ты?..

– Серебряный серфер. Знаешь, я так пристрастилась к этой игре! Каждую среду я хожу на компьютерные занятия в торговом центре «ИЛАК». Преподавателя зовут Кристофер.

– Он тоже снимает рубашку?

– Ой, нет и не надо, – сморщилась мать. – Он страшноват.

– Ты слишком много общаешься с внуками, – сказал я.

– Кстати, я говорила, что у Джулии появился кавалер? – спросила она, имея в виду свою старшую внучку.

– Вот как?

– Да. На прошлой неделе я их застукала, когда они куролесили в гостиной. Матери я ничего не сказала, но потом сама поговорила с Джулией – мол, ты того, осторожнее, побереги шмоньку. В семье хватит одной падшей женщины.

– Что значит – куролесили?

– О господи! – Мать подняла глаза к небу. – В каком веке ты обитаешь? Ты живой вообще?

– Конечно, живой, – обиделся я. – Нет, я догадываюсь, что это некая форма… – я замешкался, подбирая слово, – интимной близости…

– Да целовались они. Но чем дальше в лес… В молодости легко теряешь голову, а ей всего пятнадцать. Правда, парень милый. Очень воспитанный. Лицом смахивает на парнишку из группы «Уэстлайф»[68]. Будь я лет на шестьдесят моложе, я бы сама им занялась! – Мать рассмеялась. – Ладно, как там на работе? Что без меня творится в парламенте?

– Да ничего особенного. Все спокойно. Потихоньку готовлюсь к пенсии.

Мать замотала головой:

– Нет, я не разрешаю. Я еще не такая старая, чтоб заиметь сына-пенсионера.

– Осталось два года. А потом все.

– И чем займешься?

– Бог его знает. Может, попутешествую, если сил хватит. Хотелось бы посмотреть Австралию, но я не уверен, что в своем возрасте выдержу такую поездку.

– В прошлом году один мой приятель, тоже серебряный серфер, поехал в Австралию. У него дочь живет в Перте.

– Хорошо съездил?

– Нет, в самолете его хватил инфаркт, обратный перелет из Дубая он совершил уже в гробу.

– Отличный пример, – сказал я. – Вдохновляющий.

– Ему не стоило ехать вообще. Он уже перенес четыре инфаркта. Косая только и ждала случая. Он был дока в электронных таблицах. И в почте. А вот тебе надо ехать. И взять с собою меня.

– Правда? Ты бы отправилась в Австралию?

– За твой счет – охотно.

– Дорога ужасно долгая.

– Говорят, первым классом добираться весьма комфортно.

Я улыбнулся:

– Ладно, я подумаю.

– Увидели бы Сиднейскую оперу.

– Наверное.

– Взобрались бы на мост Харбор-Бридж.

– Это без меня. Я боюсь высоты. Да и не пустят меня с костылем.

– Тебе не говорили, что ты состарился раньше срока?

В Лимерике села молодая пара, занявшая места через проход от нас. Похоже, эти двое крепко поругались и лишь на время взяли передышку, дабы не привлекать внимания. Она буквально кипела, он прикрыл глаза и сжал кулаки. Контролер проверил их билеты и прошел в следующий вагон. Парень, с виду лет тридцати, достал из рюкзака банку «Карлсберга». Когда он ее вскрыл, на спутницу его попала капелька пены.

– Не можешь потерпеть? – спросила женщина.

– А зачем? – Парень приложился к банке и сделал добрый глоток.

– Хоть бы в кои-то веки ты не нажрался еще до шести часов.

– И ты бы каждый день нажиралась, если б жила с такой бабой.

Мы с матерью переглянулись, она кусала губы, стараясь не засмеяться.

– Здесь не курят. – Женщина буравила взглядом спутника, доставшего табак и папиросную бумагу. – Ты в поезде.

– Правда? А я думал, в самолете. Сижу гадаю, чего это мы не взлетаем.

– Да пошел ты!

– Дамы вперед.

– Сказано же, здесь курить нельзя! – повысила голос женщина.

– А я и не курю. Просто свернул на потом. – Парень покачал головой и обратился к нам: – И у вас полвека такая же бодяга?

Я на него уставился – он принял мать за мою жену что ли? Не зная, что сказать, я только мотнул головой и отвернулся к окну.

– Нынче в поездах очень удобно, верно? – Мать сделала вид, что ничего не произошло.

– Угу.

– Не то что раньше.

– Да?

– Я уж сто лет не ездила в поезде. Из дома-то я уехала автобусом. На другое не было денег.

– Тогда ты и познакомилась с Джеком Смутом, да? – спросил я.

– Нет, в автобусе я познакомилась с Шоном Макинтайром. Джек встречал его в Дублине. – Мать вздохнула и прикрыла глаза, на секунду переносясь в прошлое.

– Ты давно говорила с Джеком?

– Примерно месяц назад. Собираюсь съездить к нему.

Я кивнул. Каждый из нас подробно рассказывал о своей жизни, но ту почти тридцатилетней давности амстердамскую ночь мы обходили молчанием. Казалось, лучше о ней не говорить, хотя мы знали, что оба были действующими лицами той истории.

– Можно вопрос? – спросил я.

– Конечно. О чем?

– Почему ты так никогда и не вернулась? В смысле, в Голин, к родным.

– А как вернуться-то? Они же меня выгнали.

– Я понимаю, ну а позже? Когда страсти улеглись.

– Вряд ли что-нибудь изменилось бы. – Мать развела руками. – Отец мой был не из тех, кто меняет решение. Мать знать меня не желала. Несколько раз я ей писала, она не ответила. Братья – все, кроме, наверное, Эдди – всегда были на стороне отца, потому что каждый мечтал унаследовать ферму и боялся впасть в немилость. Покажись я на родине, отец Монро вытурил бы меня из поселка верхом на осле. А твой папаша и не думал мне помогать.

– Выходит, нет. – Я ковырял пятнышко на столе, вспоминая нашу давнюю первую встречу в парламентском буфете.

– И самая главная причина – деньги. В то время разъезжать было дорого, а заработанные крохи уходили на жизнь. В отпуск я на пару дней отправлялась в Брей, а уж поездка на юг в Гори или Арклоу[69] была настоящим приключением. Потом я стала ездить в Амстердам. Но я не особо горевала по родным местам. Все осталось в прошлом. Я и не думала возвращаться. Не хотела. До сегодняшнего дня.

– Понятно.

Я посмотрел на наших соседей, теперь уже сидевших рядышком. Женщина устало закрыла глаза, привалившись к плечу мужа. Парень ее приобнял и поцеловал в маковку. Сейчас они выглядели идиллической парой с открытки. Не дай бог на рельсовом стыке тряхнет вагон, подумал я, и они снова вцепятся друг другу в глотку. Я улыбнулся и кивнул на них:

– Юные влюбленные.

– Это нам знакомо. – Мать закатила глаза. – Это мы проходили.

Кеннет

После нашей встречи в больничной часовне вновь мы свиделись не сразу. Вполне возможно, что фраза о «горбунье-монашке из общины редемптористов» оказалась случайным совпадением, ведь Чарльз и Мод могли перенять ее от матери отказника – вместе с его крохотным тельцем. А возможно, Чарльз просто своими словами описал тогдашнюю ситуацию. Даже совпадение дат рождения могло быть чистой случайностью. Ведь сколько детей родилось в тот день в Дублине. И все же я мгновенно понял, что это не просто совпадение, что все эти годы мы присутствовали в жизни друг друга, не сознавая, кем друг другу доводимся.