Круги ужаса
(Новеллы) - Рэй Жан - Страница 52

Мне повезло с мисс Маргарет Блоксон. Это была высокая костистая женщина, угрюмая и упрямая, которой было трудно пристроиться на место из-за нередких пребываний за государственный счет в Пентонвиле и Скраббсе. Она благословила меня, когда я взял ее на службу, и мне не раз пришлось радоваться столь удачному выбору.

У нее не было ни друзей, ни знакомых, она никогда не ходила в гости, галопом носилась за покупками и ложилась в постель ровно в восемь вечера. Она неплохо стряпала, не любила разговаривать и интересовалась лишь своей работой. Единственное, в чем бы я ее мог упрекнуть, были грязные передники и невероятных размеров шляпа гринвей, которую она никогда не снимала и скорее всего отыскала на помойке. Столь редкая жемчужина, как нельзя лучше подходила мне.

А поскольку жемчуга и цветы состоят в самых ближайших родственных отношениях, я буду теперь говорить о цветке.

Цветок этот — Руфь Конклин.

Она живет со своей старшей сестрой, мисс Эльзой, на Бьюри-сквер в нескольких шагах от меня.

Я познакомился с ними при романтических обстоятельствах.

Дамы возвращались от мясника по Блум-стрит, когда одна из громадных бродячих собак, буквально заполонивших Лондон, силой решила ознакомиться с содержимым их корзины. Я бросился вперед, огрел пса зонтиком по загривку, и тот отправился на поиски более легкой добычи.

Я поклонился дамам и представился:

— Абель-Грегори Тил, эсквайр.

— Мисс Эльза Конклин… Мисс Руфь, моя сестра.

Сыпал ледяной дождь, и я предложил им свой зонтик.

— Вы, мистер Тил, мужественный человек, — сказала мисс Эльза, — собака могла вас укусить.

— Или сожрать, — добавила с дрожью мисс Руфь, пытаясь мне улыбнуться.

Улыбка красивой женщины открывает жемчуга зубов, но улыбка мисс Руфь блестела золотом.

«Какие прекрасные золотые зубы!» — подумал я.

И поскольку я, прежде всего, деловой человек, то добавил про себя, что, будучи красивой, она невероятно бледна и, быть может, больна туберкулезом…

— Мистер Тил, — продолжила мисс Эльза, — боюсь, вы испытали нервное потрясение. К тому же дождь становится все сильнее. Не согласитесь выпить с нами ромового грога?

После того, как я осушил мелкими глотками превосходный грог, сидя в удобном кресле в небольшой милой гостиной, уставленной старинной мебелью, я стал завсегдатаем дома дам Конклин.

Мисс Эльзе было около пятидесяти; она женщина крепкая, лицо у нее строгое, с холодными, проницательными глазами. От нее веет свежестью, поскольку она пользуется лавандовой водой. Ее рыжие волосы похожи на пламя.

Сестра ее намного моложе, она худа и изящна, как танагрская статуэтка. У нее приятное личико, обрамленное темными волосами, и она не пользуется духами.

Что не мешает ей быть золушкой, поскольку она занимается кухней, стиркой, уборкой, шитьем и штопаньем…

Эльза, напротив, женщина, наделенная умом; она читает латинских классиков, Чосера и Шекспира, но самое главное — понимает их.

Моя склонность к черноволосой мягкой Руфь не ускользнула от ее внимательных глаз, но уверен, что это ее не раздражало. Она часто оставляла нас одних, и именно в эти восхитительные минуты и произошло неизбежное.

Я безумно влюбился, что присуще человеку, но кто мог подумать, что я, Абель Тил, начну писать стихи тридцатипятилетней даме!

Признаю, кое-что я заимствовал у Саути и Бернса, но очаровательная Руфь ничего не заметила.

При первой встрече мисс Эльза назвала меня мужественным человеком.

Быть может, я именно таков, когда имею дело с голодной собакой, но в иных обстоятельствах, особенно в делах любовных… И все же однажды вечером я сделал решающий шаг, сжег за собой корабли и попросил руки мисс Руфь.

— Надо поговорить с сестрой, — ответила она, и зубы ее блеснули, как лучи заходящего солнца.

Я почерпнул храбрости в двух или трех стаканчиках виски и открыл сердце суровой Эльзе с проницательным взглядом.

— Женитьбу нельзя воспринимать с легкостью, — сказала она, — мне надо подумать.

Но уже с этой минуты я считал себя женихом мисс Руфь.

Гром и молния! Все шло как по маслу…

Ночь была темной, ветер грозил бурей, а улочки вокруг старого кладбища Бромптон были пустынны, как островки в Тихом океане.

Лиственница и ели вокруг могилы Хамблетта скрывали меня от любопытных глаз.

Несколькими ударами лопаты я снял рыхлую землю, гроб послушно выехал ко мне, винты отвернулись без труда, а свинец был мягок, как паштет.

— Гром и молния! — воскликнул я.

Когда мои пальцы скользнули меж ледяных губ старика Сайласа, они встретили пустоту. С таким же успехом можно было искать золотую челюсть в клювике воробья!

Как я мог так ошибиться? Ведь я довольно хорошо знал Хамблеттов — они никогда бы не пошли на то, чтобы извлечь золотые зубы изо рта старого властителя.

И вдруг я нашел ключ к тайне — по свинцу бежал тонкий шов, выдававший работу электропаяльника, а, осмотрев винты, я обнаружил на них следы масла.

Короче говоря, кто-то опередил меня! Кто-то, кто работал столь умело и столь же тихо, как я, кто владел не только таким же, но и более современным инструментом вроде электропаяльника.

Я вернулся домой, дрожа, как лист под осенним ветром, и улегся в постель, проливая горючие слезы…

Мне пора спускать флаг!

Полковник Джеймс Гаскетт — Новое кладбище Хакни Марш.

Миссис Джанет Фарлонг — Кладбище Бромли.

Эбенезер Шарп — Далвичское кладбище.

Рубен Гудвин — Холи Кросс Черч-Ярд.

Лайонел Чапмен — Малое кладбище Гровс.

Гюстав Петерсен — Кладбище Ледиуелл.

Семь пустых ртов за три недели! Семь неудачных экспедиций, хотя они были тщательно подготовлены. Семь раз таинственный грабитель опережал меня!

Должен признать, этот таинственный грабитель работает лучше меня и обладает более совершенным инструментом.

Не буду вдаваться в технические подробности, но даже я, несмотря на долгий опыт, теряюсь перед его возможностями.

И каждый раз, когда оказываюсь перед пустым ртом, у меня возникает странное ощущение, что кумушка Смерть прячется за одним из могильных камней, смотрит на меня и посмеивается, радуясь, что нашему согласию пришел конец.

Однако рядом с Руфь и Эльзой я забывал о своих необъяснимых неудачах; тени и призраки оставляли меня, стоило мне усесться под розовой лампой их гостиной. Но не будем забегать вперед.

Мы восседали втроем вокруг стола и заканчивали ужин, насладившись жареной рыбой, телячьим филе и пудингом с клубникой.

Эльза уже положила нам на тарелки этот восхитительный десерт.

И вдруг повернулась к сестре.

— А знаете ли вы, дорогая, кого похоронили сегодня утром в Сток-Ньюингтоне?

— На кладбище Абни? — машинально спросил я.

— Оно так называется? — в свою очередь осведомилась она.

— Именно так. Кстати, я раньше жил по соседству.

Эльза снова обратилась к Руфи:

— Сам Золотой Клюв, старый дурак Гастон Друм, который во время путешествия в Америку выдрал себе все зубы, заменив их челюстью из массивного золота такой тяжести, что едва мог кусать и жевать пищу. Вы должны помнить о нем, Руфь.

— Действительно, но очень смутно.

— Невыносимый мерзавец… Пусть Боже все же сжалится над его жалкой душонкой! — в заключение произнесла мисс Эльза и приступила к пудингу с клубникой.

Я нахмурился. У меня испортилось настроение.

Последнее время я забросил свои дела; мои записи пестрели пустотами, я даже перестал делать заметки.

Ничего удивительного, что Гастон Друм выпал из поля моего зрения. Однако я решил не упускать случая.

Я быстро выпил свое кофе и распрощался с дамами Конклин.

Мой крохотный «моррис» пронесся по безрадостным улицам Сток-Ньюингтона, и через три часа я располагал всеми необходимыми сведениями, чтобы нанести ночной визит покойному сэру Друму.

По ночам на кладбище Абни-парк нет обходов; это не кладбище богачей.