Серебро ночи. Трилогия (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна - Страница 45

Вдалеке сверкнула ослепительная молния, стрелой пронзив небо, и угрожающе прогремел первый гром. Фелиция вздрогнула. Вот и гроза. Она села в жесткое кресло за своим рабочим столом и принялась ждать. Спать в такую жуткую ночь не следовало.

Подвинула свечу поближе, принялась проверять доходные книги монастыря. Нашла несколько ошибок в закупках белья и призадумалась. Это в самом деле были ошибки? Не поменять ли ей кастеляншу?

Она усердно работала, прогоняя сон, и все же не заметила, как задремала. В окне сверкали молнии, громыхал гром, заставляя монахинь вздрагивать и молиться, а она потерялась между сном и явью, не понимая, в прошлом она или в настоящем. Граф с горящими от страсти глазами опять стоял перед ней на коленях и, держа ее руки в своих, страстно убеждал в своей любви. И она опять ему верила.

От прямого удара молнии в шпиль собора земля затряслась, она очнулась и испуганно подняла голову. При свете молний перед ней предстала высокая фигура, закутанная в черное облако.

Фелиция поспешно поправила почти догоревшую свечу, и при ее свете разглядела графа, завернувшегося в черный плащ.

Отвесив издевательски-вежливый поклон, он томно проговорил:

— Очнулась, спящая красавица? Я уж думал, мне придется тебя будить. Приятно, что ты меня ждала.

Заболело сердце, но Фелиция ответила со спокойным достоинством:

— Чего ты хочешь, Джон? Для чего ты здесь? — она даже не спросила, как он вошел. Зачем? Она знала о его неприятной способности проникать сквозь запертые двери.

— Поговорить.

— Почему нельзя поговорить при свете дня?

Он угрожающе склонился над ней, опершись руками о столешницу.

— Мне больше нравится ночь. Недаром меня называют сатанинским отродьем. Разве ты этого не знала?

Откинувшись на спинку кресла, чтобы быть подальше от него, Фелиция негодующе перекрестилась.

— Это божья обитель. Не говори так!

Он дьявольски расхохотался, не сводя с нее горящих страстью глаз.

— Да, ты же у нас свет! Свет ты, и тьма я! — он протянул руку и сорвал накидку с ее головы. Золотые волосы рассыпались по плечам и засверкали в свете молний. — Как тебе удается оставаться все такой же молодой и такой же безнадежно красивой? — голос у него охрип и стал ниже. — Как?

— Просто я живу по законам божиим! Вот и все! — она не стала поправлять волосы, сочтя это ненужным кокетством. — О чем ты хотел со мной говорить?

Откинув полу плаща, он сел на краешек стола, откровенно любуясь ее красотой.

— Ты и в черной убогой рясе дивно хороша, а если тебя одеть в королевский пурпур?

Фелиция вздрогнула.

— Ты хочешь стать королем?

— Хочу! И хочу, чтобы ты была моей королевой! — напор в его голосе мог смести любые возражения.

Но Фелиция не дрогнула.

— Я монахиня, а монахини не становятся королевами.

— Значит, ты станешь первой!

Фелиция отрицательно покачала головой.

— Не хочешь? Стать виконтессой ты не захотела, королевой тоже не хочешь. Чего же ты тогда хочешь?

— Виконтессой не хотела меня видеть твоя мать, — тихо поправила она его. — А я сделала для этого все, что могла.

— Все, что могла? — зловеще переспросил граф, и глаза его опасно засверкали.

— Да! Думаешь, мне было легко уговорить отца и брата дать согласие на брак с одним из самых опасных для нас семейством королевства?

— Моя мать давно уже за все заплатила. И забудем о ней. — Фелиция с ужасом уставилась на него, но он спокойно продолжил: — Но когда я предложил тебе бежать, ты меня отвергла!

Фелиция с мрачной гордостью откинула голову назад и открыто посмотрела ему в лицо.

— Я отказалась стать твоей любовницей! Потому что ничего другого ты мне не предлагал!

Он замер, недоверчиво изучая ее лицо.

— Неправда! Я просил тебя стать моей женой.

— Но не тогда, когда примчался ко мне среди ночи в такую же грозу и приказал собираться!

— Я просил!

— Нет, приказал! О любви и венчании речи не шло.

— Я спешил, я боялся, что нас поймают.

— А я боялась позора.

— Ты никогда мне не доверяла!

— Да, я тебе не доверяла! — горестно подтвердила Фелиция. — Твоя семья всем известна своими предательствами. Разве не так же твой дядя поступил с Орландой Кросби? Он поклялся ей в любви, пообещал жениться, тайно увез ее из дома, обесчестил и бросил. Она умерла от стыда и позора в этом монастыре.

Граф потемнел и с трудом выговорил сквозь стиснутые зубы:

— Так это все из-за не сказанных тогда пары слов? Столько лет горя и мучений только потому, что я торопился и не успел их тебе сказать? Ты меня отвергла из-за такой ерунды? — он с ненавистью впился взглядом в ее бледное лицо.

— Не надо смотреть на меня с таким презрением, Джон, — тихо попросила его Фелиция, — ведь это ты не сказал того, что было нужно, а не я. Почему ты всегда ищешь виноватых?

Он спрыгнул со стола и принялся метаться по келье. Она с болью следила за его стремительными шагами.

— Может быть, потому, что так легче жить? Иначе бремя вины станет невыносимым? — потребовал он ответ у темноты, прекрасно его зная. Потом остановился у стола и прямо спросил у Фелиции: — Но если бы я сказал тогда такие нужные тебе слова, ты бы ушла со мной?

— Да, — она ответила прямо, не колеблясь. — Тогда я тебя любила.

— А сейчас не любишь?

Она прочла краткую молитву и обратила взор к алтарю.

— А теперь я божья невеста.

Граф взорвался.

— К черту этот монастырь! Я до сих пор неистово тебя люблю! И ты поедешь со мной! Хочешь ты этого или нет!

— Я с тобой не поеду! — это прозвучало не менее твердо и решительно.

— А что ты можешь сделать? — граф спросил это с веселым удивлением, не понимая, кто может ему воспрепятствовать. — И эту паршивку Агнесс я найду, не надейся ее спасти.

Фелиция величественно поднялась.

— Помнишь тот кинжал, что ты мне подарил? Помнится, себе ты сделал такой же. Ты еще поклялся, что убьешь им себя, если со мной что-то случится.

Граф с подозрением уставился на ее спрятанную в складках рясы правую руку.

— Ты хочешь сказать, что он у тебя?

— Да. И если ты посмеешь приблизиться ко мне, я воткну его себе в живот. В сердце его вонзить я не успею. Мне придется умирать долго и мучительно, но на все воля божия.

Он отпрянул.

— Я этого не хочу!

— Тогда не подходи ко мне! — ее голос зазвенел и сорвался.

Граф вспылил:

— Ты всегда заставляла меня плясать под свою дудку! Если б мы были женаты, я сейчас беззаботно сидел бы в нашем доме, вокруг меня бегало бы пять-шесть детей, а ты мирно и царственно руководила бы нашим маленьким королевством.

— Я так не думаю, — печально возразила ему Фелиция. — Скорее всего, я была бы давным-давно тобой забыта, заперта в этом твоем ужасном замке, а ты развлекался бы с какими-нибудь доступными девицами. Разве не так поступали все твои предки? Им слишком быстро надоедали собственные жены.

— Никто из них не был женат на любимой женщине, — зло возразил он.

— Любовь быстро проходит, Джон.

Он остановился прямо перед ней и потребовал ответа:

— Но ведь у нас она не прошла?

— Посмотри правде в глаза, Джон. Ты любишь меня до сих пор только потому, что я недоступна. Да и не любовь это. А страсть. Которая превратилась у тебя в навязчивую идею. Ты не вспоминал обо мне столько лет. Что же случилось теперь?

Сказать, что с утратой кольца с него стал спадать колдовской морок и возвратились нормальные человеческие чувства, Контрарио не мог. Коварно предложил:

— Хорошо. Я тебя забуду. Но и ты дай слово, что забудешь меня!

Фелиция тоскливо отвела взгляд, не желая лгать.

— Ага! — восторжествовал он. — Ты никогда не могла солгать. А я могу. Я лгал много-много раз. Это несовместимо с честью и совестью дворянина, я знаю. Но мне все равно. Мне ничто не мило. Единственное, что меня еще возбуждает — кровь и насилие. И мне нравятся мольбы моих жертв.

— Я рада, что не стала твоей женой, Джон. — Фелиция с ужасом перекрестилась левой рукой. — Теперь я ясно вижу, чего избежала.